А.И. Патрушев «Жизнь и драма Фридриха Ницше»

Страницы: 1 2

Жизнь и драма Фридриха Ницше

А.И. Патрушев
Публикуется по изданию: VIVOS VOCO:
А.И. Патрушев, "Жизнь и драма Фридриха Ницше" № 5, 1993

Пасмурный день начала января 1889 г. На туринской виа Карло-Альберто разыгрывается сцена, так похожая на сон Раскольникова из "Преступления и наказания" Ф.М. Достоевского: грубая брань кучера и свист кнута, кровавыми рубцами покрывающего спину и костлявые ребра жалкой изможденной клячи. Из толпы равнодушных прохожих внезапно вырывается сутулый полуслепой человек в черном пальто. Спотыкаясь о камни мостовой, он подбегает к несчастному созданию, обнимает его за шею, целует в глаза и своим телом пытается прикрыть от безжалостных ударов. Жалобное ржание лошади и рыдания ее защитника сливаются воедино. Оторопевший возница опускает кнут. Этого человека, единственного, кто поспешил на помощь несчастному животному, хозяйки грязноватых итальянских пансионатов обычно уважительно именовали "II piccolo Santo" ("Маленький святой"), а в книге проживающих он был записан как отставной профессор Базельского университета Фридрих Вильгельм Ницше. Да, тот самый Ницше, философия которого до сего времени отпугивает добропорядочных обывателей всего мира. Тот самый Ницше, который по-прежнему считается глашатаем аморальности, жестокости, войны и насилия. Но истинный Ницше - это гениальный провидец, угадавший роковые катаклизмы XX в. и пытавшийся уберечь человечество от ужасной катастрофы нашей культуры. В затхлом воздухе Европы конца XIX в. прозвучал его исступленный призыв к свободе как смыслу жизни. Но не был услышан в атмосфере бравурного грохота национализма, впоследствии обернувшегося в XX в. рядом мировых войн и социальных переворотов, превративших миллионы людей не только в подопытных кроликов для кровавых экспериментов, но и в стадо, которое "наверняка настигнет и растопчет всякого, кто рассматривает людей как стадо и убегает от него со всей доступной ему быстротой".

Маленький пастор

Родословная Фридриха Ницше теряется в глубине XVI в. Его сестра Элизабет писала о семейной легенде, гласившей, что некий польский шляхтич Ницкий был одним из тех, чьими усилиями саксонский курфюрст Август Сильный был избран в 1697 г. королем Польши, за что и удостоился графского титула. Но после отказа Августа от польской короны его верный сторонник из-за участия в заговоре против нового короля Станислава Лещиньского бежал с семьей в немецкие земли и после трехлетних скитаний осел в Саксонии.

Столь романтическую легенду документальные данные, однако, не подтверждают. Ни о каком графе Ницком в изданном за 1839-1848 гг. в Лейпциге 10-томном справочнике польских дворянских родов не упоминается. Достоверно установлено, что предки Ницше уже с 1570 г. жили в Верхнем Лаузице, затем в Бибре, небольшом городке близ старинного Наумбурга. Отец философа Карл Людвиг Ницше родился 10 октября 1813 г. в семье ойленбургского суперинтенданта Ф.А.Л. Ницше (1756-1826).

Окончив теологический факультет одного из лучших тогда немецких университетов в Галле, К.Л. Ницше после недолгого пребывания при альтенбургском герцогском дворе в качестве воспитателя трех принцесс получил от хорошо знавшего его прусского короля Фридриха Вильгельма IV церковный приход в деревне Рекен близ Люцена.

По обычаю молодой пастор нанес визиты соседям, в числе которых был и его коллега в деревне Поблес Д. Ёлер, отец 11-ти детей. Среди них рекенский пастор сразу выделил 17-летнюю Франциску, также очарованную кареглазым стройным мужчиной с прекрасными манерами и моднейшим шелковым галстуком. Роман протекал стремительно; уже 10 октября 1843 г., как раз в день рождения жениха, состоялась свадьба.

Через год, 15 октября 1844 г., в семье появился первенец, здоровый и крепкий малыш. Счастливый отец нарек мальчика, родившегося в день именин обожаемого короля, тем же именем - Фридрих Вильгельм. В июле 1846 г. у Людвига и Франциски родилась дочь Элизабет, а еще через два года - второй сын Иозеф. Больше всех пастор любил старшего сына, с которым он много и охотно занимался. Самым лучшим временем для маленького Фрица были часы, когда отец усаживался за фортепиано и начинал что-нибудь импровизировать. Притихший ребенок усаживался поближе и не сводил с отца восхищенных глаз. Не тогда ли и зародилась страстная любовь Ницше к музыке?

В 1848 г. в безмятежную жизнь пасторского дома ворвалась буря германской революции, прокатившейся с запада на восток по всей стране. Монархически настроенный Людвиг был глубоко напуган и потрясен. Трудно судить, насколько повлияло это на здоровье пастора, но в конце августа он тяжело заболел и через год, 30 июля 1849 г., скончался.

В литературе есть различные версии о причинах болезни Людвига Ницше и ее связи с трагической судьбой старшего сына. Ясно лишь, что умер он от размягчения мозга, возможного последствия травмы, полученной при падении с. каменной лестницы своего дома. Но эта болезнь по наследству не передается, хотя само падение с лестницы могло быть вызвано уже начинавшей прогрессировать болезнью мозга.

Через полгода смерть вновь посещает семью Ницше. На сей раз ее жертвой стал годовалый Иозеф. Позднее Фридрих в автобиографических заметках описал странный сон, который видел накануне:

"Я слышал в церкви погребальные звуки органа. Пока я пытался понять, в чем дело, одна из могил внезапно вздыбилась, из нее поднялся мой отец в саване. Он поспешил в церковь и быстро вернулся с маленьким ребенком на руках. Вновь приоткрылся могильный холм, он влез внутрь, и крышка гроба захлопнулась. Тотчас смолкли мощные звуки органа, и я проснулся. На следующий день Йозефхену внезапно стало плохо, начались боли и судороги, и через несколько часов он умер. Мой сон сбылся полностью".

Весной 1850 г. семья перебралась в старинный Наумбург. Этот город знаменит величественным готическим собором, и доныне украшающим центр города. Фридрих, которому еще не было и шести лет, пошел учиться в мужскую народную школу. Серьезный, немного замкнутый и неразговорчивый мальчик, с вьющимися белокурыми волосами и унаследованными от бабушки прекрасными, хотя и близорукими голубыми глазами, чувствовал себя в школе неуютно и одиноко. Его мягкие манеры и рассудительность, вежливый тон вызывали постоянные насмешки над "маленьким пастором", как его окрестили одноклассники. Забавляло их и то глубокое чувство, с которым Фридрих декламировал отрывки из Библии и духовные гимны. Такая отчужденность Фридриха от коллектива сохранилась навсегда. Была ли она защитным панцирем легкоранимого и застенчивого характера или нет, но чувство одиночества стало его спутником на всю жизнь.

Учеба в школе, а затем в Домской гимназии давалась Фридриху легко, хотя удивительная тщательность и аккуратность заставляли его засиживаться над тетрадями и учебниками до полуночи. А уже в пять часов утра он вставал и спешил в гимназию.

Но больше учебных предметов мальчика волновали поэзия и особенно музыка. Его кумирами стали классики - В.А. Моцарт и И. Гайдн, Ф. Шуберт и Ф. Мендельсон, Л. ван Бетховен и И.С. Бах. В современной же музыке Г. Берлиоза или Ф. Листа он не находил ничего, способного взволновать человека. Тех же людей, которые презирали музыку. Ницше рассматривал как "бездуховных тварей, подобных животному".

Осенью 1858 г. мать Фридриха получила от ректора земельной школы-интерната "Шульпфорте" письмо, где ее сыну как необычайно одаренному мальчику предлагалось место в школе. Предложение было лестным, ибо Пфорта являлась одним из самых престижных учебных заведений в Германии. Среди ее выпускников были такие блестящие умы, как знаменитые романтики братья Ф.А. и В. Шлегели и Новалис (псевдоним Ф. Гарденберга), поэт и драматург Ф.Г. Клопшток, известный философ И. Г. Фихте, крупнейший историк Л, Ранке. Позднее питомцами школы стали выдающийся историк К. Лампрехт и один из последних канцлеров империи - Т. фон Бетман-Гольвег. Понятно, что польщенная мать с радостью согласилась. Проведший детство в тепличном женском окружении, Фридрих вступил в иной, более суровый мир интерната.

Складывавшееся в те годы мировоззрение Ницше нашло отражение в написанном им в октябре 1861 г. сочинении о поэте Ф. Гёльдерлине (1770-1843), тогда не признанном и почти неизвестном. Его творчество, воспевавшее слияние человека и природы в духе античности и ярко отразившее разлад общества и личности, привлекло юношу тем, что Гельдерлин сумел выразить настроения, присущие тогда и Ницше.

В этом "эллинском монахе" он увидел родственную душу, сказавшую немцам "горькую истину" об их жалком и убогом филистерстве. Но учитель литературы, в полном соответствии с общепринятыми негативными оценками Гёльдерлина, "дружески посоветовал автору избрать какого-нибудь более здорового и ясного немецкого поэта". Разочарованный Ницше еще глубже замкнулся в себе и уже никогда больше не высказывал перед преподавателями Пфорты своих истинных чувств и мыслей.

Не складывались и отношения Ницше с воспитанниками. Они видели интеллектуальное превосходство однокашника, осыпали его насмешками, их раздражало равнодушие Ницше к тем маленьким радостям, которые приносили экскурсии, обычно заканчивавшиеся кружкой доброго пива или бокалом вина в одном из многочисленных ресторанчиков, располагавшихся по тенистым берегам Заале. Лишь с пасторским сыном из Рейнланда Паулем Дейссеном у Фридриха возникла дружба на почве общей любви к древнегреческой литературе, особенно к Анакреону, и намерения изучать после окончания школы теологию в Боннском университете.

В апреле 1862 г. Ницше создает два философско-поэтических эссе: "Рок и история" и "Свобода воли и рок", где содержатся чуть ли не все основные идеи его будущих произведений. Вновь и вновь на протяжении всей жизни он будет возвращаться к этим темам, с каждым разом все более страстно и открыто. О чем пишет в эссе "Рок и история" молодой Ницше?

"Мораль - результат всеобщего развития человечества. Она - сумма всех истин нашего мира; может быть, она в бесконечном мире значит не более, чем результат одного духовного направления в нашем; возможно, из результатов истин отдельных миров вновь развивается всеобщая истина.

Едва ли мы знаем, чем является само человечество: лишь ступенью, периодом во всеобщем, в потоке становления или оно произвольное явление Бога? Может быть, человек есть только развитие камня через медиумы растений, животных?

Достигнуто ли уже этим его завершение, не история ли это? Есть ли конец у этого вечного становления? Каковы пружины великих часов? Они скрыты, но они те же самые в великих часах, которые мы называем историей. Циферблат - это события. От часа к часу все дальше прыгает стрелка, чтобы после 12 начать свой путь сызнова; наступает новый мировой период...

Высшее понимание мировой истории недоступно людям; но великий историк, как и великий философ, становятся пророками - ведь оба абстрагируются от внутренних кругов к внешним...

Свободная воля предстает как раскованность, самовольность. Она - бесконечная свобода, блуждание, дух. Но рок - это необходимость, если мы не согласны поверить, будто мировая история - это не ошибочные грезы, невысказанные муки человечества - фантазии, мы сами - игрушки наших фантазий. Рок - бесконечная сила сопротивления свободной воле; свободная воля без рока мыслима столь же мало, как дух без реалий, добро без зла... Свободная воля - лишь абстракция и означает способность действовать осознанно, а под роком мы понимаем принципы, которые руководят нами в неосознанных действиях.

В свободе воли заключен для индивида принцип обособления, отделения от целого, абсолютная неограниченность, но рок вновь органически связывает человека с общим развитием... Абсолютная свобода воли без рока сделала бы человека Богом, фаталистический принцип - механизмом".

Во втором эссе "Свобода воли и рок" самыми примечательными кажутся резкие выпады Ницше против христианской идеи потустороннего мира:

"То, что Бог становится человеком, указывает лишь: человек должен искать свое блаженство не в бесконечности, а создать свое небо на земле; иллюзия неземного мира исказила отношение человеческого духа к миру земному: она была созданием детства народов... В тяжких сомнениях и битвах мужает человечество: оно осознает в самом себе начало, сердцевину и конец религий".

В этих небольших произведениях, скорее, набросках уже видны зародыши тех проблем, вокруг которых до самого конца жизни Ницше будет обречена вращаться его беспокойная мысль.

Критика церковных догматов, переоценка всех сложившихся за тысячи лет человеческих ценностей, признание ограниченности и относительности всякой морали, идея вечного становления, мысль о философе и историке как о пророке, ниспровергающем ради будущего прошлое, проблема места и свободы личности в обществе и истории, пронесенное через года отрицание унификации и нивелировки людей, страстная мечта о новой исторической эпохе, когда наконец-то род человеческий возмужает и осознает свои задачи, - все это можно уловить в его первых философских опытах.

Развитие эти мысли получат, конечно, гораздо позднее. Пока они не слишком были ясны и самому автору. Его окружали провинциальный мирок Наумбурга и размеренная жизнь интерната, начинавшие становиться уже явно тесными для его неординарных мыслей и дерзких мечтаний.

С тем большей жадностью Ницше набросился на книги, благо в Пфорте была отличная библиотека. Чтение значительно расширило его духовный горизонт. Юноша увлеченно глотал книги В. Шекспира и Ж.-Ж. Руссо, Н. Макиавелли и Р. Эмерсона, А.С. Пушкина и М.Ю. Лермонтова, Ш. Пётефи и А. Шамиссо, Э. Гейбеля и Т. Шторма. Любимым поэтом Ницше стал в ту пору страстный певец свободы и романтизма Джордж Гордон Байрон.

Планы Ницше на будущее были довольно расплывчаты. То он намеревался посвятить жизнь любимой музыке, то в нем просыпалось желание заняться музыковедением. В 1863 г. он написал работу "О демоническом в музыке" и набросок "О сущности музыки". Ницше усиленно изучал историю литературы и эстетику, библейские тексты и античные трагедии. Разбросанность интересов начала тревожить и его самого, пока он не перечеркнул все планы художественного творчества и не решил обратиться к изучению филологии. Здесь он надеялся найти именно то, что гармонично сочетало бы холодную логику, научный рационализм и художественную сторону, т.е. науку, способную дать простор не только интеллекту, но и чувствам. Тем более, что филология лучше всего отвечала его горячей любви к античности, к произведениям Гераклита, Платона, Софокла, Эсхила, к древнегреческой лирике.

В сентябре 1864 г. Ницше закончил обучение в Пфорте и после сдачи экзаменов возвратился в Наумбург. Решение продолжить дальнейшую учебу в Боннском университете он принял еще раньше. По желанию матери Фридрих обещал записаться в университете на теологическое отделение. Через месяц, 16 октября 1864 г., после небольшой поездки по Рейну и Пфальцу Ницше вместе с Дейссеном приехали в Бонн.

После почти казарменных порядков Пфорты их полностью захватила вольная и безалаберная студенческая жизнь, пирушки и обязательные поединки на рапирах. Но очень быстро Ницше остыл к развлечениям и все чаще стал задумываться о переходе на отделение филологии, что и сделал осенью 1865 г. Он занимался в семинаре одного из лучших немецких филологов Фридриха Ричля и той же осенью перевелся в Лейпцигский университет в связи с переездом туда своего наставника.

Годы в Лейпциге

Третий семестр Ницше начал, как начинают совершенно новую жизнь. Он твердо выбрал филологию, хотя понимал, что для склада его ума и характера узкая специализация мало подходила. Философское мышление еще не завладело разумом Ницше, но именно годы учебы в Лейпциге дали решающие духовные импульсы для его последующей жизни и творчества. Занятия филологией вернули ему чувство самоутверждения, в значительной мере потерянное за год обучения в Бонне, где он постоянно разрывался между теологией, музыкой и филологией, не решаясь остановиться на чем-нибудь одном.

Однажды, вспоминал позже сам Ницше, когда он перелистывал в книжной лавке какую-то книгу, некий демон словно бы прошептал: купи ее! Возвратившись домой, Ницше растянулся на кушетке и погрузился во внезапно захвативший его мир необычайных мыслей Артура Шопенгауэра. Впечатления от книги "Мир как воля и представление" так потрясли Ницше, что он две недели мучился от бессонницы. Только необходимость ходить на занятия, вспоминал Ницше, помогла ему преодолеть глубокий душевный кризис, во время которого он, по собственному признанию, был близок к помешательству.

Идеи Шопенгауэра (1788-1860) оказались чрезвычайно близки собственным размышлениям Ницше конца 1865 г. Его поразило презрение философа к людям, с их мелочными заботами и своекорыстными интересами. Бессмысленность этого существования, так ярко обрисованная Шопенгауэром, привела Ницше к мысли о том, что искать смысл жизни человека в исполнении им своего долга - напрасная трата сил и времени. Человек исполняет свой долг под давлением внешних условий существования, и этим ничем не отличается от животного, также действующего исключительно по обстоятельствам.

Возросший интерес Ницше к философии и стремление расширить познания в этой области не направили его, однако, наиболее естественным путем. Он не стал посещать лекции по философии в университете; страстные выпады Шопенгауэра против философов на университетских кафедрах и личные впечатления от жалких философов Боннского университета вроде недалекого К. Шааршмидта отвратили Ницше от официальных преподавателей этой дисциплины. С тем большей жадностью набросился он на оригинальную философскую литературу.

В ней Ницше обнаружил еще одно поразившее его произведение - только что вышедшую в 1866 г. книгу Ф.А. Ланге "История материализма". Залпом прочитав ее, он пришел в восторг от этого "самого значительного философского произведения последних лет", дополнявшего его любимых И. Канта и А. Шопенгауэра. Импонировало Ницше и отсутствие специфически немецкой учености у Ланге. Сын теолога, Фридрих Альберт Ланге (1828-1875) только в 1870 г. стал профессором философии в Цюрихе, а с 1872 г. - в Марбургеком университете. Во время создания "Истории материализма" Ланге работал учителем гимназии и был известен своими леволиберальными воззрениями, близкими к идеям социал-демократии.

В философии Ланге выступил как один из ранних представителей неокантианства, наметивший главные принципы этого направления и его социально-политические основы. Из его книги Ницше впервые получил представление о социальном дарвинизме, о политических и экономических тенденциях современного развития, столкнулся с оригинальной интерпретацией взглядов греческого материалиста Демокрита и великого немецкого мыслителя Канта подробно познакомился с представителями английского позитивизма и утилитаризма.

У Ланге Ницше нашел и подтверждение собственным, еще смутным философским представлениям. Согласно Ланге, окружающий нас мир - это представление, обусловленное физической структурой человеческого организма. Но человек не может удовлетвориться только ограниченным чувственным материалом, открываемым в опыте. Человек - духовное, нравственное существо, он нуждается и в идеальном мире, который сам же и создает. Человек - творец поэтических образов, религиозных представлений, дающих ему возможность построить в своем сознании более совершенный мир, чем тот, который его окружает. Такой идеальный мир возвышает человека над миром обыденности, вооружает его этической идеей, а ею для Ланге была идея социализма. Представление о реальном мире как алогичном, иррациональном явлении Ницше почерпнул уже у Шопенгауэра, а Ланге лишь укрепил в нем это убеждение.

Летом 1867 г. Ницше познакомился с молодым студентом Эрвином Роде (18451897), ставшим его близким другом на всю жизнь. Он был немного моложе Ницше, родился в Гамбурге в семье врача. Своенравный и темпераментный юноша рано обнаружил горячую любовь к музыке и задатки прирожденного филолога; владел французским, итальянским, испанским и английским языками, мастерски говорил на большинстве немецких диалектов. Уже эти черты привлекли внимание и симпатии Ницше. Летние каникулы они провели вдвоем, пешком путешествуя по Богемскому лесу.

Осенью 1867 г. Ницше вынужден был временно прервать обучение и пройти год военной службы. Так он оказался во второй батарее полка полевой артиллерии, расквартированного в родном Наумбурге. Военную службу Ницше, еще не забывший строгие распорядки Пфорты, перенес довольно легко. Но однажды во время учений, садясь на лошадь, он сильно ударился грудью о переднюю луку седла. Несмотря на боль. Ницше остался в строю до конца учений, но вечером ему стало настолько плохо, что он дважды терял сознание. 10 дней Фридрих почти неподвижно пролежал в постели: у него оказались разорванными две грудные мышцы и произошло внутреннее кровоизлияние. В поврежденных грудных костях началось нагноение, а затем осколки стали выходить через рану наружу. Мучительный процесс продолжался почти два месяца. Ницше прошел чрезвычайно болезненный курс лечения в клинике знаменитого галльского врача Фолькмана и после пятимесячных страданий в августе наконец возвратился в Наумбург.

Признанный негодным к службе в армии, Ницше возобновил обучение в университете. Он твердо решил вступить на стезю преподавательской деятельности и начал обдумывать тему диссертации. Именно в то время произошло одно из наиболее значительных и судьбоносных событий в его жизни - знакомство со знаменитым композитором Рихардом Вагнером.

В ноябре 1868 г. Вагнер инкогнито приехал в Лейпциг навестить свою сестру. Оттилию, жену известного востоковеда Германа Брокгауза. Опекавшая Ницше фрау Ричль, близкая подруга Оттилии, вместе с ней принимала музыканта, за плечами которого были годы бурной деятельности: баррикадные бои революции 1848 г. в Дрездене, где он сражался рядом с М.А. Бакуниным, годы изгнания, полунищенское существование в Риге, возвращение после амнистии в Германию, годы непризнания, а затем быстро растущей славы.

Ко времени приезда в родной Лейпциг Вагнер уже приобрел мировую известность. Его гениальные творения - "Летучий голландец" (1841),"Тайнейзер" (1843-1845), "Лоэнгрин" (1845-1848), "Тристан и Изольда" (1854-1859) - вызывали восторженное поклонение одних и яростное неприятие других.

Приехав к сестре, Вагнер, конечно же, не мог отказать ей в удовольствии послушать его последние сочинения. Когда он исполнил отрывки из "Мейстерзингеров", фрау Ричль заявила, что эти мелодии она слышала ранее в прекрасном исполнении студентом мужа - Фридрихом Ницше. Заинтригованный Вагнер выразил непременное желание познакомиться с юношей. Так, вечером 8 ноября 1868 г. в доме профессора Брокгауза произошла их встреча.

Кроме музыки, они сразу нашли еще одну, глубоко волновавшую их тему - философию Шопенгауэра. Ницше был очарован дружелюбием и живостью Вагнера, первой поистине гениальной творческой личностью, встреченной им на жизненном пути. Его ослепил не ореол славы Вагнера, а действительно независимое мышление известного музыканта. Вагнер, как и Ницше, стремился к обновлению немецкой культуры.

После знакомства Ницше погрузился в чтение эстетических произведений Вагнера "Искусство и революция" и "Опера и драма". Вновь его начали одолевать сомнения в правильности того, что он избрал своей профессией филологию. Но именно в это время произошли события, задержавшие на 10 лет Ницше в оковах филологической науки.

В декабре 1868 г. в Базельском университете освободилась кафедра греческого языка и литературы, руководитель которой, профессор А. Кисслинг, принял приглашение перейти в университет Гамбурга. Он обратился к своему бывшему боннскому наставнику Ричлю с вопросом о том, нельзя ли пригласить в Базель Ницше, чьи работы по античной литературе были ему хорошо знакомы по журналу "Рейнский музей филологии". Ричль ответил, что за 40 лет преподавания он еще не встречал столь зрелого и глубокого студента, как этот молодой человек, который наверняка войдет в первые ряды немецкой филологической науки.

Сам кандидат был польщен выпавшей честью - занять пост экстраординарного профессора университета без диссертации и даже без завершенного полностью курса обучения. В приглашении его привлекло еще одно - возможность ближе сойтись с Вагнером, проживавшим с 1866 г. в Трибшене близ Люцерна.

Перед отъездом Ницше намеревался защитить в Лейпциге диссертацию на основе своих исследований о Диогене Лаэртском. Однако совет факультета единодушно решил, что опубликованные статьи Ницше вполне заменяют диссертацию, и 23 марта ему присудили степень доктора без обязательной публичной защиты, дискуссии и экзамена. Осталось решить еще одну проблему, Ницше долго колебался, не зная, как поступить: следовало ли при переезде в Базель сохранить прусское гражданство или же принять швейцарское. От первого варианта он отказался и 17 апреля 1869 г. получил из ведомства в Мерзебурге извещение о согласии королевского правительства на его выход из прусского подданства. Однако ошибочно считать, будто Ницше "был гражданином Швейцарии". После переезда в Базель Ницше вообще не обращался с прошением о предоставлении ему швейцарского гражданства и навсегда остался человеком без какого-либо государственного подданства.

Для руководства базельского университета Ницше написал автобиографию, в которой следующим образом изложил свое отношение к филологии:

"Мне всегда казалось достойным внимания, какими путями приходят именно к классической филологии; думаю, что некоторые другие науки при их цветущей и удивительно оплодотворяющей силе имеют большее право на приток целеустремленных талантов, чем наша, хотя и еще бодро шагающая, но все же там и сям обнаруживающая дряблые черты возраста филология.

Я предвижу натуры, которых ставят на этот путь обыкновенные меркантильные интересы... Многими движет прирожденный талант преподавания, но и для них наука - лишь действенный инструмент, а не серьезная цель их жизненного пути, к которой увлеченно стремятся. Есть небольшая группа, наслаждающаяся эстетикой греческого мира, и еще меньшая, для которой мыслители древности пока до конца не продуманы. У меня нет никакого права причислять себя исключительно к какой-либо из этих групп: ведь путь, приведший меня к филологии, столь же далеко отстоит от практического благоразумия и низкого эгоизма, как и от того пути, по которому несет факел вдохновенная любовь к древности. Высказать последнее нелегко, но честно.

Возможно, я вообще не отношусь к прирожденным филологам, которых природа отмечает печатью на челе: вот филолог! и которые с полной несгибаемостью и наивностью ребенка идут предписанным им путем".

Ницше не слишком торопился в Базель. Вначале он отправился в Кельн и Бонн, оттуда спустился по Рейну до Бибериха, далее по железной дороге до Висбадена. Затем Ницше посетил Гейдельберг, где любовался величественными руинами старого замка и их живописными окрестностями на холмистых берегах Неккара. На следующий день он сел в поезд до Базеля, но перед Карлсруэ узнал от попутчиков, что вечером в баденской столице будет дана опера Вагнера "Нюрнбергские мейстерзингеры". Не в силах побороть искушение, Ницше остановился в Карлсруэ, чтобы еще раз насладиться любимой оперой. Таково было его расставание с Германией - прекрасный Рейн, романтический Гейдельберг и чарующая музыка Вагнера. 19 апреля 1868 г. в два часа пополудни Ницше сошел на перрон вокзала в Базеле.

Базельский профессор

Преподавание в университете и гимназии "Педагогиум" при нем довольно скоро начали тяготить Ницше так же, как и уютная мещанская атмосфера Базеля. Его все чаще охватывали периоды меланхолической депрессии, спасение от которой он находил в дружбе с Вагнером, в дом которого Ницше стремился при любой представившейся возможности, благо от Базеля до Люцерна всего два часа езды. Погружение в возвышенный мир искусства во время частых приездов в Трибшен, очаровательная жена Вагнера Козима разительно контрастировали с размеренным и скучным существованием Ницше в Базеле. Это вызывало у Ницше отвращение к филологии и науке вообще. В набросках того периода сомнения в науке выражены достаточно определенно:

"Цель науки - уничтожение мира... Доказано, что этот процесс происходил уже в Греции: хотя сама греческая наука значит весьма мало. Задача искусства - уничтожить государство. И это также случилось в Греции. После этого наука разложила искусство".

В такой обстановке сообщение Вагнера о предстоявшем вскоре их переезде в Байрейт по приглашению баварского короля подействовало на Ницше как удар грома. Рушилось его призрачное трибшенское счастье, а работа в Базеле теряла, казалось, всякий смысл. Но судьба как бы взамен Вагнера подарила ему нового верного друга. В апреле 1870 г. в Базель приехал профессор теологии Франц Овербек, поселившийся в том же доме на Шютценграбен, где жил и Ницше. Их быстро сблизила общность интересов и, в частности, критическое отношение к христианской церкви, а также одинаковый взгляд на Начавшуюся франко-германскую войну.

В августе 1870 г. Ницше, несмотря на попытки Козимы Вагнер отговорить его, подал прошение об отпуске, чтобы принять участие в военных действиях. Но нейтральные швейцарские власти запретили ему непосредственное участие в боях, разрешив лишь службу в госпитале.

После кратких санитарных курсов, 2 сентября 1870 г., в день капитуляции армии Мак-Магона под Седаном и пленения императора Наполеона III, Ницше приехал в Мец, откуда с переполненным санитарным поездом возвратился в Карлсруз. Тут обнаружилось, что Ницше заразился дифтеритом зева и дизентерией. Он был на волосок от смерти. Но и одной недели оказалось достаточно, чтобы усеянные трупами поля сражений и опустошенная войной местность произвели на чувствительную эстетическую натуру Ницше неизгладимое впечатление. Он увидел не героический пафос и сияние побед, а кровь, грязь, хрупкость человеческого существа, ставшего легкой добычей бога войны Ареса. Вопрос о смысле человеческого бытия встал перед Ницше уже не в фантастических образах искусства, а в жестокой реальности.

После болезни и возвращения в Базель Ницше начал посещать лекции выдающегося историка Якоба Буркхардта (1818-1897), полные скепсиса и пессимизма в отношении грядущего. Ницше пересмотрел под влиянием глубоко уважаемого им Буркхардта свое отношение к франко-германской войне и освободился от угара патриотизма. Теперь и он стал рассматривать Пруссию как в высшей степени опасную для культуры милитаристскую силу.

Не без влияния Буркхардта Ницше начал разрабатывать трагическое содержание истории в набросках к драме "Эмпедокл", посвященной легендарному сицилийскому философу, врачу и поэту V в. до н.э. В них уже заметны явные элементы философии позднего Ницше. В эмпедокловском учении о переселении душ он нашел один из постулатов собственной теории вечного возвращения. Сильное впечатление произвела на Ницше легенда о самообожествлении Эмпедокла, бросившегося в кратер Этны: Эмпедокл в разные годы посвящал себя исследованию религии, искусства, науки, обратив последнюю против самого себя. Изучив религию, он пришел к выводу, что она - обман. Тогда он переключился на искусство, в результате чего у него выявилось осознание мирового страдания. Рассматривая мировое страдание, он думал, что становится тираном, использующим религию и искусство, и при этом все более ожесточался. Он сошел с ума и перед своим исчезновением возвестил собравшемуся у кратера народу истину нового возрождения.

Во многом размышления Ницше отталкивались от идей Буркхардта. Во многом, но не во всем. Последний считал, что в истории существуют две статичные потенции - религия и государство - и одна динамичная - культура. Ницше же находил статичной только религию, а культуру разделял на два динамичных элемента: искусство, основанное на мире видимости и фантазии, и науку, уничтожающую все иллюзии и образы. Государство он вообще не считал созидающей силой истории, оно лишь результат действительных потенций культуры.

В начале 1871 г. Ницше предпринял попытку занять свободное место профессора философии, а в качестве своего преемника по филологической кафедре предложил кандидатуру Роде. Попытка не удалась из-за противодействия руководителя основной кафедры философии К. Стеффенсена, с подозрением относившегося к вольнодумству Ницше, к его дружбе с язычником Вагнером и увлечению философией Шопенгауэра. Поскольку Стеффенсен частично оплачивал содержание второй философской кафедры, то его мнение оказалось решающим.

Хотя Ницше сам понимал, что не имеет в философии никакого имени и поэтому его шансы весьма призрачны, тем не менее отказ его явно разочаровал. И вновь возобновилось мучительное для него раздвоение между профессией и призванием, между миром Базеля и миром Трибшена. Такое раздвоение и отразила его первая большая культурологическая работа, знаменовавшая его фактическое дезертирство из филологической науки.

Низвержение кумиров

2 января 1872 г. в книжных магазинах Лейпцига появилась книга Ницше "Рождение трагедии из духа музыки". Задумывалась она еще до франко-германской войны, а схематически очерчена в докладе "Греческая музыкальная драма", прочитанном в университете в январе 1870 г.

Посвященная Вагнеру, работа определяла те основы, на которых покоится рождение трагедии как произведения искусства. Античная и современная линии тесно переплетаются друг с другом в постоянном сопоставлении Диониса, Аполлона и Сократа с Вагнером и Шопенгауэром.

Ницше так сформулировал античные символы:

"До сего времени мы рассматривали аполлоновское начало и его противоположность - дионисийское - как художественные силы: с одной стороны, как художественный мир мечты, завершенность которого не стбит в какой-либо связи с интеллектуальным уровнем или художественным образованием отдельной личности, а с другой - как опьяняющую действительность, которая также не принимает во внимание отдельную личность, а наоборот, стремится даже уничтожить индивида и заменить его мистической бесчувственностью целого".

Освобождающим из этих символов предстает у Ницше дионисийское начало, как бы помогающее "избыть" страдания кошмарного бытия. Оно становится отныне его постоянным спутником. И как удивительное предвидение собственной судьбы звучат его слова: "Танцуя и напевая, являет себя человек как сочлен высшего сообщества: он разучился говорить и ходить, а в танце взлетает в небеса... в нем звучит нечто сверхъестественное: он чувствует себя Богом, сам он шествует теперь так возвышенно и восторженно, как и боги в его снах". (Именно в таком экстазе полтора десятилетия спустя увидит Овербек уже сошедшего с ума Ницше в Турине).

Исходя из "метафизики ужаса" Шопенгауэра, Ницше стремился отыскать контрпозицию христианству и находил ее в символе или мифе разорванного на куски Диониса, в раздроблении первоначала на множество отдельных судеб, на мир явлений, называемых им "аполлоновой частью". То первоначало, которое Шопенгауэр назвал волей, есть основа бытия, оно переживается непосредственно, и прежде всего через музыку. От прочих видов искусства музыка, по мнению Ницше, отличается тем, что она выступает непосредственным отражением воли и по отношению ко всем феноменам реального мира является "вещью в себе". Поэтому мир можно назвать воплощенной музыкой так же, как и воплощенной волей.

Ницше обрушивался на один из главных постулатов христианской веры в вечное существование по милости Бога в потустороннем мире. Ему казалось абсурдом то, что смерть должна быть искуплением первородного греха Адама и Евы. Он высказал поразительную, на первый взгляд, мысль о том, что чем сильнее воля к жизни, тем ужаснее страх смерти. И как можно жить, не думая о смерти, а зная о ее неумолимости и неизбежности, не бояться ее? Древние греки, чтобы выдержать такое понимание реальности, создали свою трагедию, в которой происходило как бы полное погружение человека в смерть.

Причину заката древнегреческой трагедии Ницше усматривал в том, что уже в пьесах Еврипида появилась идея диалектического развития как следствие сократовского рационализма и веры в мощь науки. Сократ стал для Ницше символом реальной потенции духа с магическим воздействием. Вместе с тем Ницше твердо верил в то, что и наука имеет свои пределы. В исследовании отдельных явлений она, по его мнению, в конце концов непременно натыкается на то первоначало, которое уже невозможно познать рационально. И тогда наука переходит в искусство, а ее методы - в инстинкты жизни. Так что искусство неизбежно корректирует и дополняет науку. Это положение стало краеугольным камнем основ "философии жизни" Ницше.

Такое противоречивое переплетение характерно не только для книги, но и, что не менее существенно, для самого автора. Не случайно в январе 1870 г. Ницше в письме к Роде писал: "Наука, искусство и философия столь тесно переплелись во мне, что в любом случае мне придется однажды родить кентавра".

Кентавром этим и стало "Рождение трагедии" - прощальная песнь филологии, встреченная коллегами явно прохладно. Критики, и прежде всего один из наиболее известных в будущем специалистов по античной литературе У. фон Виламовиц Мёллендорф, уловили, что Ницше действительно рассматривал "филологию как выкидыш Богини Философии, зачатый совместно с каким-то идиотом или кретином". Более того, "Рождение трагедии" имело зашифрованный смысл: под камуфляжем темы отношения Шопенгауэра и Вагнера к эллииству скрывалось главное - отношения эллинства и христианства, причем Дионис представлял языческую потенцию Христа, а древняя Греция являла собой своего рода трамплин для прыжка в современность, для сильного удара по церковному, по существу, антихристианскому тоталитаризму.

В январе - марте 1872 г. Ницше выступил с серией публичных докладов "О будущности наших учебных заведений", имея в виду не столько швейцарские, сколько прусские гимназии и университеты. Там впервые прозвучала одна из главных идей Ницше - необходимость воспитания истинной аристократии духа, элиты общества. Его ужасала тенденция к расширению и демократизации образования. Он указывал, что "всеобщее образование - это пролог коммунизма. Таким путем образование будет ослаблено настолько, что не сможет более давать никаких привилегий". (выделено нами как цитата для употребления противниками всеобщего образования - V.V.) По Ницше, прагматизм должен присутствовать не в классических гимназиях, а в реальных школах, честно обещающих дать практически полезные знания, а вовсе не какое-то "образование".

К весне 1873 г. между Ницше и Вагнером, год назад переехавшим в Байрейт и занятым организацией знаменитых в будущем музыкальных фестивалей, этого удивительного сплава высокого духовного искусства и трезвого финансового расчета, наметилось пока еще едва заметное охлаждение. Чете Вагнеров были не по душе растущая склочность Ницше к полемическому пересмотру моральных устоев человечества и "шокирующая резкость" его суждений.

Вагнер предпочитал видеть в базельском профессоре верного оруженосца, талантливого и яркого пропагандиста своих собственных воззрений. Но на такую роль Ницше согласиться не мог: его цель - великий штурм морали и ценностей мира, уходящего в прошлое, и поиск новых ориентиров. Но пока Ницше еще не терял надежды, что Байрейт станет источником возрождения европейской культуры. Он задумал серию памфлетов, смысл которых изложен в письме к Роде в марте 1874 г.:

"Для меня крайне важно раз и навсегда извергнуть из себя весь полемически накопившийся во мне негативный материал; сначала я хочу живо пропеть всю гамму моих неприязней, вверх и вниз, причем таким устрашающим образом, чтобы "стены задрожали". Позднее, лет через пять, я брошу всякую полемику и примусь за "хорошую книгу". Но сейчас мне основательно заложило грудь от сплошного отвращения и подавленности. Будет это прилично или нет, но я должен прочистить горло, чтобы навсегда покончить с этим".

Из примерно 20-24 задуманных удалось написать только четыре эссе под общим заглавием "Несвоевременные размышления": "Давид Штраус, исповедник и писатель" (1873), "О пользе и вреде истории для жизни" (1874), "Шопенгауэр как воспитатель" (1874) и "Рихард Вагнер в Байрейте" (1875-1876).

В этих размышлениях Ницше выступил страстным защитником немецкой культуры, бичевавшим филистерство и победоносное опьянение после создания империи. Сомнение Ницше, родится ли из победы Германии и ее политического объединения блестящая культура, звучало раздражающим диссонансом на фоне бравурного грохота литавр, возвещавших эру расцвета культуры, как произошло это с древними греками после окончания персидских войн во времена Перикла. В статье "Господин Фридрих Ницше и немецкая культура" лейпцигская газета объявила его "врагом Империи и агентом Интернационала". Поистине, трудно представить что-либо более комичное, нежели последнее обвинение, но после этого в Германии стали замалчивать Ницше.

Тем более, что как раз в то время, когда немецкая историческая наука становилась образцом в Европе и переживала период подъема, Ницше резко выступил против преклонения перед историей как слепой силой фактов. В прошлом он видел лишь бремя, отягощавшее память, не дававшее жить в настоящем. А между тем прошлого нужно ровно столько, сколько требуется для свершения настоящего. В этом Ницше явно шел по стопам Гёте, сказавшего однажды: "Лучшее, что мы имеем от истории, - возбуждаемый ею энтузиазм" Ницше различал три рода истории - монументальный, антикварный и критический. История первого рода, по его мнению, черпает из прошлого примеры великого и возвышенного. Она учит, что если великое уже существовало в прошлом хотя бы однажды, то оно может повториться и еще когда-нибудь. Поэтому монументальная история служит источником человеческого мужества и вдохновения, источником великих побуждений. Опасность же ее Ницше видел в том, что при таком подходе забвению предаются целые эпохи, образующие как бы серый однообразный поток, среди которого вершинами возносятся отдельные разукрашенные факты.

Антикварная история охраняет и почитает все прошлое, ибо оно освящено традициями. Она по своей природе консервативна и отвергает все, что не преклоняется перед прошлым, отметает все новое и устремленное в будущее. Когда современность перестает одухотворять историю, антикварный род вырождается в слепую страсть к собиранию все большего и большего числа фактов, погребающих под собой настоящее.

Поэтому Ницше выше других ставил критическую историю, которая привлекает прошлое на суд и выносит ему приговор от имени самой жизни как темной и влекущей за собой силы. Но он сразу предупреждал, что критическая история очень опасна, поскольку мы продукт прежних поколений, их страстей, ошибок и даже преступлений. И оторваться от всего этого невозможно.

Все виды истории имеют свое несомненное право на существование. В зависимости от обстоятельств, целей и потребностей всякий человек и всякий народ нуждаются в известном знакомстве с каждым из этих видов. Важно лишь то, чтобы история не заменяла собою жизнь, чтобы прошлое не затмевало настоящего и будущего. Поэтому слабых людей история подавляет, вынести ее могут только сильные личности. В этом Ницше видел как пользу, так и вред истории для жизни.

Современную культуру Ницте отвергал потому, что она, с его точки зрения, не сознает своего назначения вырабатывать гениев. Низкие меркантильные интересы, холодный научный рационализм, стремление государства руководить культурой - все это ведет ее к упадку и кризису. Между тем путь к истинной культуре, определяемой Ницше как "единство художественного стиля во всех проявлениях жизни народа" , лежит через выработку в нас и вне нас философа, художника и святого, идеальное сочетание которых Ницше находил в Шопенгауэре и Вагнере. И новый парадокс. Панегирик Вагнеру в четвертом "Несвоевременном" - это и отречение от него, и прощание с ним, лебединая песня "вагнерщины и героического германизма". Разрыв этот открывал перспективу абсолютного одиночества, ибо, по словам самого Ницше, "у меня не было никого, кроме Рихарда Вагнера". В сферу пересмотра втягивается и Шопенгауэр. Наступил короткий период позитивистского перерождения Ницше, прилежание ремесленника стало выше природной одаренности, наука - выше искусства, целью культуры стало уже не сотворение художественного гения, а познание истины.

Период этот совпал со столь резким ухудшением здоровья, что Ницше в октябре 1876 г. получил годичный отпуск для лечения и отдыха. Проводя это время на курортах Швейцарии и Италии, он урывками работал над новой книгой, составленной в форме афоризмов, ставшей обычной для последующих сочинений Ницше. Причина заключалась не только в том, что из-за постоянных приступов и полуслепоты он мог лишь записывать отдельные мысли или набрасывать фрагменты. Дело в оригинальном образе мышления Ницше, чуждом традиционной систематики, свободном и музыкальном. Он всегда если не поэт, то чародей формы, столь богатой жанровотематическими переплетениями, что его афоризмы необычайно многослойны. Они не фиксируют строго очерченную мысль, а скорее, нюансируют все, что приходит на ум, предлагают не жесткую формулу, а широкое поле для осторожного обдумывания всего предполагаемого. По словам принстонского профессора В. Кауфмана, "в одном и том же разделе Ницше нередко занят этикой, эстетикой, философией истории, теорией ценностей, психологией и, быть может, еще полудюжиной других областей, Поэтому усилия издателей Ницше систематизировать его записи должны были потерпеть неудачу ".

Именно поэтому невозможно изложить философию Ницше, нельзя сделать то, что не позволял себе он сам, ибо домыслы приведут лишь к тому, что свои интерпретации будут выдаваться за его мысли. Все эти интерпретации, а их великое множество, на самом деле - произвольные выдергивания и систематизация кусков из всего корпуса сочинений Ницше. Интерпретации эти, разумеется, не бесполезны; одни внешне убедительны, другие - не слишком, но все они неполны и односторонни, все они рискуют оказаться ошибочными и несостоятельными. Поэтому лучшее, что можно сделать, - это не увлекаться блестящими фразами, бросающимися в глаза, а постараться очертить главные координаты мысли Ницше. не забывая при этом, что они выступают независимо друг от друга, а попытки втиснуть их в жесткий корсет вроде "философии жизни", "волюнтаризма", "иррационализма" заведомо обречены на провал, что и надо честно признать заранее.

Пиршество мысли

Бомба с позитивистским зарядом взорвалась в мае 1878 г. публикацией новой книги Ницше "Человечество, слишком человеческое" с шокирующим подзаголовком "Книга для свободных умов". В ней автор публично и без особых церемоний порвал с прошлым и его ценностями: эллинством, христианством, Шопенгауэром, Вагнером.

Такой неожиданный поворот вряд ли можно сводить к двум наиболее распространенным версиям. Первая объясняет его обычной завистью неудавшегося музыканта к Вагнеру, однажды довольно пренебрежительно отозвавшемуся об одной из музыкальных композиций Ницше. Вторая версия усматривает причину в воздействии на Ницше его "злого демона" - философа и психолога Пауля Рэ (18491901), с которым Ницше тесно сдружился, живя в Сорренто. Несомненно, дружба с Рэ сыграла известную роль в переломе ницшевского мировоззрения, но Ницше уже до этого знакомства явно охладел к вагнерианству и метафизике немецкого идеализма. В Пауле Рэ он нашел не вдохновителя, а единомышленника. Не случайно на подаренной Ницше книге "Происхождение моральных чувств", вышедшей за год до "Человеческого", Рэ написал: "Отцу этой книги с благодарностью от ее матери". Так что влияние бесспорно, но влияние обоюдное.

Оторопевшие от измены Ницше почитатели Вагнера онемели от ярости, а в августе 1878 г. сам маэстро разразился крайне агрессивной и злобной статьей "Публика и популярность". Имя Ницше в ней не называлось, но явно подразумевалось. Его книга расценивалась как следствие болезни, а блестящие афоризмы - как ничтожные в интеллектуальном плане и прискорбные в моральном. Зато очень высоко отозвался о книге Якоб Буркхардт, сказавший, что она "увеличила независимость в мире". Аристократически мыслящему Буркхардту, поклоннику Ренессанса и певцу индивидуальности личности, не могло не импонировать предостережение Ницше против социализма, который "жаждет такой полноты государственной власти, какою обладал только самый крайний деспотизм, и он даже превосходит все прошлое тем, что стремится к формальному уничтожению личности; последняя представляется ему неправомерной роскошью природы, и он хочет реформировать ее, превратив в целесообразный орган коллектива". Предупреждал Ницше и о тех опасностях, которые порождает насильственный социальный переворот. Он "хотя и может быть источником силы в ослабевшем человечестве, но никогда не бывает гармонизатором, строителем, художником, завершителем человеческой природы".

Новый, 1879 г. принес Ницше неимоверные физические страдания: почти каждодневные приступы болезни, непрерывная рвота, частые обмороки, резкое ухудшение зрения. Продолжать преподавание он был не в силах, и в июне Ницше получит по его прошению отставку с назначением ежегодной пенсии в 3 тыс. франков. Он уехал из Базеля в Сильс-Марию, в долину Верхнего Энгадина - тихое местечко с густым хвойным лесом и маленькими голубыми озерами. Сгорбившийся, разбитый и постаревший лет на 10 полуслепой инвалид, хотя ему не исполнилось еще и 35 лет.

В жизни Ницше началась полоса бесконечных скитаний: летом по Швейцарии, зимой по Северной Италии. Скромные дешевые пансионаты в Альпах или на Лигурийском побережье; убого меблированные холодные комнаты, где он часами писал, почти прижавшись двойными очками к листу бумаги, пока воспаленные глаза не отказывали; редкие одинокие прогулки; спасавшие от бессонницы ужасные средства - хлорал, веронал и, возможно, индийская конопля; постоянные головные боли; частые желудочные судороги и рвотные спазмы - 10 лет длилось это мучительное существование одного из величайших умов человечества.

Но и в тот ужасный 1879 г. он создал новые книги: "Пестрые мысли и изречения", "Странник и его тень". А в следующем, 1880 г. появилась "Утренняя заря", где сформулировано одно из краеугольных понятий ницшевской этики - "нравственность нравов".

Вначале Ницше проанализировал связь падения нравственности с ростом свободы человека. Он полагал, что свободный человек "хочет во всем зависеть от самого себя, а не от какой-либо традиции". Последнюю он считал "высшим авторитетом, которому повинуются не оттого, что он велит нам полезное, а оттого, что он вообще велит". А отсюда следовало еще пока не высказанное, но уже прочерченное отношение к морали как к чему-то относительному, так как поступок, нарушающий сложившуюся традицию, всегда выглядит безнравственным, даже и в том случае, если в его основе лежат мотивы, "сами положившие начало традиции". "Утренняя заря" успеха почти не имела. Непривычное построение книги, более полутысячи вроде бы никак не связанных друг с другом афоризмов могли вызвать только недоумение, а немецкая читающая публика, привыкшая к логичной и педантичной последовательности философских трактатов, была просто не в состоянии одолеть это странное произведение, а уж тем более понять его. Как продолжение "Утренней зари" зимой 1881-1882 г. Ницше написал в Генуе "Веселую науку", выходившую позже несколькими изданиями с дополнениями. С этого сочинения началось новое измерение мысли Ницше, невиданное никогда прежде отношение к тысячелетний европейской истории, культуре и морали как к личной своей проблеме: "Я вобрал в себя дух Европы - теперь я хочу нанести контрудар". Но столь интимная сопереживаемость с историей не могла обернуться ни чем иным, как "отравлением стрелой познания" и "ясновидением" , а сам Ницше - "полем битвы". Легко пожать плечами при этом признании, полагая, что оно было высказано человеком, страдающим манией величия. Труднее признать как непреложную данность поразительнейший дар Ницше жить в возвышенном мире и не воспринимать это как "нечто фальшивое и жуткое".

Особенно впечатляют два фрагмента "Веселой науки" - "Безумный человек" и "Величайшая тяжесть". В первом возникает тема "смерти Бога", образ которого увенчан в многочисленных надгробиях и церквах, разбросанных по всей Земле. Диагноз Ницше фиксирует глубинную ситуацию эпохи, когда сверхчувственный мир лишается своей действенной силы будить и созидать. Отныне человек вступает в эру совершеннолетия, теперь он предоставлен самому себе. Авторитет Бога и церкви исчезает, но на их место приходит авторитет совести, авторитет рвущегося на освободившееся место разума. Сверхчувственный мир идеалов умирает, но творческое начало - прерогатива библейского Бога - переходит в человеческую деятельность. Но коль скоро этот сверхчувственный мир начиная с Платона, вернее с христианского толкования его учения, трактуется как мир подлинный, то его гибель означает для Ницше конец всей предыдущей западной философии в лице метафизики или платонизма. Ее заменяет "веселая наука" Ницше, открывающая "ужасные истины". Второй фрагмент в общих чертах намечает развитую позднее идею "вечного возвращения". Неверно усматривать в этой концепции нечто мистическое. Наоборот: она происходит от естественнонаучных позитивистских посылок, представленных, в частности, Ойгеном Дюрингом в книге "Курс философии" (1875), которую внимательно изучал Ницше.

Дюринг высказал мысль, что Вселенную в принципе можно было бы представить в любой момент в виде комбинации элементарных частиц. Тогда мировой процесс будет калейдоскопом их различных комбинаций, число которых имеет предел. А это означает, что после завершения последней комбинации может вновь складываться первая. Следовательно, мировой процесс - не что иное, как циклическое повторение однажды уже бывшего. Дюринг как позитивист отвергал такую гипотезу, считая количество комбинаций уходящим в "дурную бесконечность" (выражение Гегеля). Однако эта идея глубоко поразила Ницше. Ницше вслед за Дюрингом исходит из того, что в основе бытия лежит некое определенное количество квантов силы, понимаемых не физически, а биологически. Кванты эти, подобно объективациям воли в философии Шопенгауэра, находятся в постоянной борьбе друг с другом, образуя при этом отдельные сочетания. А так как число квантов постоянно, то периодически должны складываться комбинации, уже бывшие когда-то прежде: "Все становление имеет место только в рамках вечного круговращения и постоянного количества силы". Таким образом, бытие в том виде, в каком оно существует, не имеет цели и смысла, оно неумолимо вновь и вновь повторяется, никогда не переходя в небытие - неизбежный вечный круговорот и вечное возвращение. Но, следовательно, повторяется и человек, а значит, никакой потусторонней небесной жизни в природе не существует и каждое мгновение вечно, поскольку неизбежно возвращается.

Страницы: 1 2