«Происхождение духовного опыта человека»
Введение
Раздел 1
Духовный опыт исторических рас
- Глава 1 - РАЗРУШЕНИЕ ТРАДИЦИОННОГО ДУХОВНОГО ОПЫТА
- Глава 2 - НАЧАЛА ДУХОВНОГО ОПЫТА СУБЪЕКТА
- Глава 3 - РАСОВАЯ КАТАСТРОФА ХХ ВЕКА
Раздел 2
Инициация разумного духа
- Глава 4 - ОБРАЗОВАНИЕ ДУХОВНОГО ОПЫТА
- Глава 5 - ПРИЗНАКИ РАСЫ HOMO SAPIENS
- Глава 6 - РАЗУМ В ПОСТНИГИЛИСТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЕ ЦЕННОСТЕЙ
Раздел 3
О происхождении Homo Sapiens
- Глава 7 - РАСА КАК МЕТАФИЗИЧЕСКИЙ ПРОЕКТ РАЗУМА
- Глава 8 - ПРИЧИНЫ КРИЗИСА СОВРЕМЕННОГО ИСТОРИЧЕСКОГО МЫШЛЕНИЯ
- Глава 9 - РАСА КАК ПРОИЗВОДИТЕЛЬ ДУХОВНОЙ ЭНЕРГИИ
Раздел 4
Актуальные подходы в понимании высшей психики
- Глава 10 - РАЦИОНАЛЬНЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ ФИЛОСОФИИ НИЦШЕ
- Глава 11 - РАСОВЫЙ ДУХ ФИЛОСОФИИ ИСТОРИИ ГЕГЕЛЯ
- Глава 12 - ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ ИНТУИЦИЯ В ПЕРЕОМЫСЛЕНИИ МИРОВОЙ ИСТОРИИ
Раздел 5
Коммунитарный принцип рациональной психологии
- Глава 13 - РАЗУМ В ИСТОРИЧЕСКИХ СОБЫТИЯХ ХХ ВЕКА
- Глава 14 - ГРАНИЦА МЕЖДУ РАСОВЫМ ДУХОМ И РЕЛИГИЕЙ И НАУКОЙ
Введение
О. Шпенглер
"Закат Европы"
Хосе Ортега-и-Гассет
"Восстание масс"
Всякая мысль существует только тогда, когда она определяет предмет своего исследования. Нашим предметом исследования является история духовного опыта отдельного человека, народов и наций, но главное - история человеческих рас, чей духовный опыт определяет непосредственный путь развития мировой истории.
Чем является в действительности духовный опыт?
Менее всего возможны подходы в понимании духовного опыта человека как области религиозных предрассудков наших предков, которые верили в наивные мифы, поскольку, даже если устранить образы мифологического мышления, то остается разрушительный инстинкт смерти в глубинах психики, - в этой области бессознательного зарождается подлинная идея разума и свободной воли. Эта область, из которой Гегель выводил свое понятие абсолютной свободы, а Ницше - доказательство существования сверхчеловека. Мы, собственно, исходим из философии Гегеля и Ницше, взятой в их совокупности.
Поиски начального субъективного мотива поведения человека были погребены наукой в последнее время твердым убеждением, что человек есть социально-биологическое существо. Вера в мифическое справедливое общество стало разрушительным орудием восставших рабов против традиционного духовного опыта, который в действительности стоил человечеству значительно дороже, чем научные достижения. Нашей задачей является вывести сакральный опыт духа из-под обломков всех известных рациональных целей, которыми заполнено массовое сознание. Мы рассматриваем как аномалию это явление, -массовый человек, давая ему определение quasi homo.
Поскольку нашей базой субъективного сознания является не наука, а непосредственный духовный опыт человека, то для нас нет необходимости корректировать наше понятие "раса" с научным. Раса в нашем понимании, - это наличие единого духовного опыта, связывающего людей в некоторой объективной цели существования, тогда как человеческая масса есть обломки различных расовых форм жизни. Можно сравнить расу с чистым потоком бурной реки истории, в которой высшие человеческие характеры связывают людей высшими целями, тогда как человеческая масса соответствует грязному болоту, в которое втягиваются народы и нации в эпохи мировых расовых катастроф, то есть в процессе разрушения всех устойчивых евгенических механизмов существования. В этом болоте расцветают разного рода психические аномалии, поскольку при отсутствии элементарного духовного опыта человек обречен вырождаться, ибо от вырождения его отделяет активность индивидуального инстинкта смерти.
Что это такое - инстинкт смерти?
Очевидно, что на существование этого инстинкта "натыкается" каждый человек в процессе элементарной психоаналитической работы. Очевидно также, что попытки объяснить наличие в собственной душе подобного разрушительного центра с помощью известных религиозных представлений терпят крах, хотя большой процент людей все-таки оседает в этом архаичном духовном опыте. Особенностью существования типа quasi homo как раз и является почти полное забвение производящего начала духа, ведь любой высший опыт знания требует жертв, и когда они перестают приноситься, евгеническая система переходит в деструктивное состояние и распадается. Причины утраты религиозным миросозерцанием контроля над человеческой душой следует искать не в революционных достижениях научной мысли, а в постепенной активизации нового великого мифа о разумном происхождении жизни. Таким образом, началом подлинной базы мышления для нас является миф о существовании разума, и нашей задачей является выяснить его стратегическую состоятельность по отношению к духу истории.
…
Одна из основных идей, которую я попытался обосновать в этой работе, состоит в том, что теория возникновения типа homo sapiens ложна в ее гуманистической интерпретации, когда утверждается, что тип homo sapiens есть биологическое существо, возникшее в результате естественного эволюционного отбора. Я утверждаю, что тип homo sapiens есть продукт рождения новой исторической расы, происходящий в последние века в результате накопления духовного опыта ранее неизвестной природы. Разумным, исходя из единственно возможной метафизической интуиции в инстинкте смерти, мы будем полагать моральные мотивы сознания, где действует ограничительный принцип, связанный с энергией созидания, ибо, действительно, человек подлинно созидает, если он преодолевает инстинкт смерти.
Евгенические процессы я определяю как взаимосвязь между бессознательными и осознаваемыми психическими актами, когда ограничительные механизмы психики возникают в результате преобразования разрушительного действия инстинкта смерти в субъективный духовный опыт. Чем, вообще говоря, является субъективный духовный опыт, то есть объективное сознание, что разум выражает некие духовные "постановления" реальности? Ранее, повторим еще раз, это свидетельство сводилось к существованию некой божественной сущности, которая у каждого из народов, исторически, приобретала собственный мифологический образ. Мардук, Осирис, Зевс, Магомет, Христос - это только наиболее известные виды граней исторического духовного опыта. При этом божественное начало приобретало специфические черты национальных черт народа, в котором возникал активный духовный опыт, ибо духовный опыт должен действовать. Мифологические метаморфозы бога указывали на древнейшее историческое происхождение в сознании народов. Осирис часто превращался в быка, связывая архаичные и цивилизованные области представлений египетских культов, а Христос апеллировал к ветхозаветной истории, где мессианская идея имела принципиально иной, чем в христианской истории, смысл. Таким образом, всякий новый духовный опыт сознания имеет собственную эстетически-мифологическую базу священной истории.
Какова современная духовная база сознания человека?
Реальность ее существования мы сводим к активности психической энергии инстинкта смерти, во-первых, и к механизму преобразования этой разрушительной энергии, во-вторых. Очевидно, что в подобном выделении предмета исследования есть неясность, к чему отнести его содержание: к науке, религии, к психоанализу? Речь идет, прежде всего, о философии, то есть об области знания, которая имеет собственную базу вопросов. Сложность постановки любого вопроса философии в пределах опыта российской истории состоит в том, что здесь отсутствует рациональный подход к истории как таковой. Как правило, под "историей", в российской (и, еще ранее, русской) историографии понимается не то, что в действительности существует, а то, что уже произошло и что следует рассматривать как свершившийся факт. Факты же, лишенные отчетливой сферы человеческого духа, могут трактоваться во всем многообразии воображения, ибо подлинная история существует в том, где присутствует ясность разумного понимания, следующего из предпосылок собственного духовного опыта. Отличие же разумного исторического духа от духа вообще, например, от духовной веры в магическое действие амулета, состоит в понимании стратегического плана, существующего и реализующего в мировой истории разумом.
Каковы современные базовые принципы философского мышления?
Осознав эти принципы, мы можем, в частности, понять и содержание современного духовного опыта. Ведь философия имеет дело с началами разума во времени, которые необходимо извлекать из текучего становления реальности. Принципиально, в первую очередь, отделить то, что уже известно о разуме, что стало материалом коллективных представлений культуры, и то, что еще неизвестно о его природе. Разум рассматривается нами как область сознания в сфере духовного феномена реальности, а духовная реальность как трансформированная энергия инстинкта смерти.
Первое, что следует отделить в известной стратегии разума, - это его исключительно научное обоснование. Необходимость этого отделения состоит в том, что наука является поздним историческим продуктом развития цивилизации, тогда как задача постигать мир в его целостности связей и явлений, вероятно, должна была существовать и в первобытном разуме. Первобытный разум должен характеризоваться чем-то естественным в человеческой природе. Это "естественное", одновременно, должно указывать на иную, чем только эволюционно-биологическую, базу развития психических реакций человека. Одним из фундаментальных предрассудков представлений о процессе развитии человека от элементов культуры палеолита и неолита к современной технократической цивилизации является представление о "первом" человеке как дикаре в звериной шкуре, с дубиной за плечом, тупо и равнодушно озирающегося явления природы, окружающие его со всех сторон.
Кто он был, "первый человек"?
В вопросе о "первом человеке", в последнее время, современное научное мышление утратило какие-то критерии. Действительно, если в эволюционной теории этими критериями полагались орудия механического труда, то современные научные наблюдения за человекообразными обезьянами и генетическая несовместимость человека и обезьяны показали, что, с одной стороны, обезьяны способны использовать примитивные подручные средства (орудия труда), а, с другой стороны, генетически, это два различных биологических существа. Археология, будучи относительно молодой наукой, заставила тотально переоценить представления о "первом человеке", ибо научные рассуждения становятся слишком расплывчатыми, когда приходится отвечать на вопрос о различии между человеком и животным.
Как отличить в человеке человеческое от животного?
В критерии этого различия мы исходим не из научной и не из религиозной позиции, а из философской традиции искать подлинную историю разума, который определяется человек. Опыт истории мировой цивилизации требует переосмыслить психический акт как динамическое целое, где хаос инстинкта смерти создает бессознательную мотивацию поведения человека, в которой зарождается рациональный импульс психической активности человека. Утверждение, что бессознательный психический акт инстинкта смерти есть отрицающее известный моральный опыт новое поле метафизических вопросов, - проблема, которую Ницше пытался решить с помощью образа сверхчеловека. Он противопоставляет сверхчеловеческое, то есть то, из чего бессознательный психический акт инстинкта смерти происходит, самому человеку, или области биологических рефлексов и интеллектуальных схем мышления, которые действуют в пределах известных коллективных представлений. Человек, следовательно, в русле реакций инстинкта смерти является тем, что составляет середину между чем-то дочеловеческим и сверхчеловеческим, ибо дочеловеческое не осознает в себе действие инстинкта смерти как непосредственную самость души, тогда как сверхчеловеческое, стремясь к предельной активизации духовного "я", в натиске воли разрушает человеческое, оставаясь наедине с обнаженной энергией инстинкта смерти. Но все три психических состояния присущи каждому человеку. С другой стороны, история духа всегда указывает на определенную концентрацию этого инстинкта в новой системе человеческих взаимоотношений. Переплавка инстинкта смерти в сознание духовной меры, возникающей между людьми как реализация подлинного смысла жизни, состоит в конструировании субъективных целей, действующих в русле духовной реальности. Духовная реальность по определению не может быть направлена на чувственную идентификацию индивидуального начала человека.
В точке нашего индивидуального инстинкта смерти, преобразующегося в непосредственный духовный опыт, всегда отображается реальное движение мировой истории, то есть действия людей не в соответствии с инстинктом выживания, а в соответствии с постижением нового духовного опыта, который необходим человеку, чтобы не деградировать и не возвращаться в животное состояние непосредственности. Таким образом, подлинный дух истории существует там, где достаточно активен индивидуальный и коллективный инстинкт смерти как непосредственный материл преобразования живой духовной энергии, пронизывающей действия и поступки людей. С другой стороны, в качестве подтверждения какой-то материальной реальности, этот инстинкт не идентифицируется, в отличие, скажем, от сексуального мотива поведения человека, протекающего, в основном, в семейно-коллективной психологии человека, то есть, фактически, в полярно-противоположной по отношению к инстинкту смерти области бессознательного. Можно сказать более определенно: отрицание животного инстинкта самосохранения на основании постоянно обновляющегося духовного опыта сознания является критерием высших ценностей исторического мышления.
…
Чем является разум в современном смысле этого понятия? Научная база разума исходила из представления, что человек есть законченный продукт биологической эволюции, вследствие чего его бессознательное рассматривалось как статическое и полностью контролируемое. Именно из этого субъективного представления исходил Кант, полагая, что существует единая шкала поведения человека в обществе. Но в последние десятилетия неполноценное существо человека, которое постоянно находилось на втором плане в утопических проектах идеального общества, стало основой социальной системы, поскольку то, что мы видим, что скрывается за экономическими проектами, - это бессмысленное существование человека в массовом обществе, где установился мировой охлократический тип власти.
То, что должно составлять нравственный принцип существования каждого человека, как я полагаю, определяется его оправданием перед смертью, которая неминуема. Если ранее это оправдание отображало божественное откровение, веру в высшую неуничтожимую субстанцию, которая передавалась от поколения к поколению в качестве веры в бога, то в наше время эта вера иссякла. Можно, конечно, пытаться реанимировать это сознание истории, внушая себе сознание действительного существования некой неуничтожимой субстанции в духе Средневековья или метафизики философии Нового Времени, однако реально ее наличность не подтверждается прежде всего в действии какого-то современного нравственного закона. Для нас важно установить сущность какого-либо нравственного закона нашего времени, если, конечно, он существует.
То, что человек есть животное, мировая цивилизация доказала в результате реализации ценностей второй половины ХХ века. Мы были свидетелями, как человеческие массы пытались построить новые виды "обществ". Порывы этих масс были значительны, однако, в Европе эти новые "общества", где верили в арийскую расу или в мировой пролетариат, не состоялись, - причем, как я полагаю, не состоялось и либеральное общество, постепенно деформируясь в общество охлократии. Возникла необходимость переоценить само понятие "общество", чтобы каким-то образом приостановить и, по возможности, пресечь тот стремительный нравственный распад, который происходит в последние десятилетия в европейской и, как следствие, всей мировой цивилизации.
Когда рассуждают об общественном, то предполагают, что общество есть институт, который выражает нравственный закон. Действительно ли это так? Известна идея Платона об идеальном государстве, однако здесь речь идет о государстве, а не об обществе, поскольку античный человек не знаком с системой либеральных идей, а попытки проводить параллели между эпохой Перикла и золотым веком западноевропейского Просвещения - неубедительны, ибо критика веры в родовых богов и критика веры в единого родового бога отображает различные виды ценностей. С одной стороны, со стороны античности, выступает идея государства, со стороны Нового Времени, ценности либерализма и справедливого общества. Гегель, вслед за Платоном, рассматривает высшей нравственной ценностью совместного человеческого существования ѕ государство.
Обозревая вокруг себя многообразие форм российской общественности, можно наблюдать, что идеи пролетарских вождей здесь полностью воплотились, когда основной активностью данной социальной системы является постбольшевистский тип трибалистического главаря. Этот племенной тип человека вполне вписывается в активность массовой цивилизации, но абсолютно враждебен элементарным началам высшей культуры. Поскольку начала высшей культуры практически полностью исчезли в цивилизации, то этот феномен возникновения из вчерашнего русского раба активного социального деятеля, который произошел в течения столетия, не может вызвать какого-то внимания со стороны начал социальной морали, ведь по сути ценности буржуазных революций мало чем отличаются от ценностей пролетарской культуры. Для нас же необходимо установить те движения высших человеческих характеров, за счет которых здесь в России все-таки существуют начала государственности, то есть установить присутствие активности человека высшего типа. Именно эти начала я отношу к процессу образования новой расовой организации человека, новой в силу откровения новизны разума, проистекшего в трагедии народов и наций в ХХ веке.
Первое, что я полагаю подлинной ценностью вслед за Платоном и Гегелем, - это государственную идею, то есть существование индивидов в соответствие с высшим нравственным законом, действующим в качестве объективных целей большинства людей. Особенностью нашего поиска правовых норм является резкое отрицание опыта русской интеллигенции, который, как я полагаю, в этом отношении является подражательным и враждебным началам расовых процессов, определяющих собой дух нации. Под нацией я пониманию нечто новое, а именно единство людей в переживании инстинкта смерти, этого фундаментального начала высшей культуры в истории мировой цивилизации. Нация строится всегда на расовом принципе, где выражена архитектоника духовного начала единства людей. Государство только скрепляет этот архитектонический прообраз субъективных целей в единую систему целей, где главнейшими являются начала власти высших ценностей над низшими.
Причины катастрофического положения дел в России с точки зрения права следует искать в отсутствии здесь какой-то элементарной системы высших ценностей. Как правило, все, что соответствует косвенным проявлениям высших ценностей, заимствовано извне, то есть, в целом, выражает профанацию не собственной культуры. В дворянской России эта профанация была ориентирована на Западную Европу, в современной России - на Америку, но по существу здесь отсутствует собственная база ценностей как таковая. При этом, если ценности западноевропейской культуры вплоть до XIX века отображали систему высших начал разума, то в ХХ веке ситуация кардинально изменилась, когда правовые нормы в самой Европе и, тем более, в Америке стал диктовать quasi homo. Феномен quasi homo, как я полагаю, возникает в эпоху расовых катастроф, выражая низшие проявления человеческой натуры, при условии сохранения всего многообразия технологического опыта цивилизации.
Кто такой quasi homo? Почему я рассуждаю о некотором недочеловеке, о человеке - не подлинном? Для этого необходимо уточнить понимание исторической эпохи, в которой мы существуем. Я исхожу из того, что существуют особые исторические эпохи расовых катастроф, в которых кардинально изменяется база ценностей сознания, что влечет за собой кардинальные социальные потрясения и резкие антропологические изменения. При этом, социальная форма жизни людей рассматривается как нечто вторичное, то есть как формальная система той возможности выживания массового целого, которое наиболее целесообразно по отношению к определенным технологическим достижениям цивилизации. Основной критерий течения расовой катастрофы, - это восстания рабов или варваров, которые заканчиваются уничтожением многовекового опыта нравственного основания жизни и быта. Здесь необходимо отбросить ложные представления о варварстве, которые связаны с человеком в первобытной шкуре, поскольку в эпоху расовых катастроф, рабы, уничтожающие основы старой государственной системы, являются, как правило, достаточно образованными людьми, будь то германские варвары в поздней Римской империи или русские большевики. Более того, эти рабы, как правило, всегда придерживаются прогрессивных идей, которые определяют будущее цивилизации: христианской веры или веры в разум. В целом, германского варвара, относящегося к римской правящей среде, или русского большевика, отстаивающего идеи социальной революции в элите русской интеллигенции, различить с точки зрения интеллекта практически невозможно. В этом смысле, нет наибольшего цинизма по отношению к русской культуре и русской истории, чем рассматривать трагедию русской нации, подвергнувшейся насилию со стороны большевистской орды, как революцию. Революция происходит в среде, где осознаны элементарные гражданские интересы, за которые силы вступают в войну. Но поскольку в русской культуре никогда не существовали отчетливые начала субъективного разума, то мечта о революции в России имела такой же полу варварский характер, как и процесс освоения рационального опыта Западной Европы. Механически усваиваемые знания, не задевали нравственной основы духовной жизни личности, когда утрата патриархальной базы ценностей подменялась суррогатом трибалистического государства. Однако, я полагаю, что вплоть до падения Российской империи, русское государство существовало в поле элементарных нравственных норм, хотя и имеющих патриархальный характер.
Я различаю жесткую и мягкую расовую катастрофу. Жесткая расовая катастрофа происходит как результат возникновения феномена активности человеческой орды на очень короткий промежуток времени, которая разрушает определенное государство, устанавливая на его территории оккупационный полуварский режим. Таков был режим варвара Теодориха на завоеванной римской территории, или большевистский режим на осколках Российской империи. Так, первоначально, орды варваров заливают страну своими многочисленными массами, будь то вандалы или конная армия Буденного, а затем постепенно ассимилируются под воздействием осколков старой расы. Однако в истории Римской империи все было ясно: кто - варвар, а кто - представитель цивилизации. Иная ситуация имеет место в России, где после уничтожения очень тонкого слоя людей, обладающих высшим патриархальным правом, осталась, в основном, только варварская человеческая масса.
Раса, в нашем понимании, есть духовное единство определенной культуры, а не биологический тип человека, поскольку раса есть фундамент поведения людей в соответствие с тем нравственным законом, который регулирует действие индивида через его инстинкт смерти. Поле сознание смерти здесь образует начала субъективности, которые определяют движение разума во времени и, следовательно, тот схематизм отображения ценностей, который соответствует духовному опыту. Этнос есть материя расы, который может быть подчинен высшим духовным целям или, наоборот, сюръективироваться в массу, то есть сообщество людей, которые существуют не в соответствие с каким-то духовным сознанием, а подчиняясь единому инстинкту биологического выживания. Здесь мы рассматриваем метафизические начала расового духа, которые резко расходятся с представлениями о расе в научной литературе. Наука, как я полагаю, вторична в отношении основ разума, поскольку первичным является живой дух времени, где начала субъективного восприятия постоянно изменяются.
Рассмотрим на историческом примере различия между жесткой и мягкой расовой катастрофой. Жесткая расовая катастрофа протекает как смятие расовой элиты патриархального народа, оказывающего упорное сопротивление наступающим разрушительным процессам цивилизации. Подобным примером может служить судьба еврейского народа, который в иудео-римских войнах сражался за "чистоту" своей веры. Римляне предоставили значительные льготы евреям, проживающим в империи, но не смогли подчинить их расовый дух. Почему? Здесь есть два полярно-противоположных ответа: один, который утверждает исключительность еврейского народа перед другими (сионизм), второй утверждает, наоборот, неполноценность евреев перед другими народами (антисемитизм). Мы, понимая историю как нравственный опыт пространства инстинкта смерти, владеющий душой расы, рассматриваем иную оценку судьбы еврейского народа на грани двух исторических цивилизаций: античной и христианской, полагая, что еврейский дух в действительности сохранял в себе ядро древнейших восточных культур Ассирии, Вавилона и Египта в качестве своего рода "гниения" архаичного коллективного расового опыта. Вероятно, в истории существуют национальные патриархальные образования, которые сохраняют в себе исторический опыт прошлого в бессознательном виде: евреи сохранили в античности дух древнейших цивилизаций Востока, выплеснув его в качестве идеи избранного богом народа, русские сплавили опыт западноевропейской культуры с византийской цивилизацией в идеи высшей ценности государства. Трагедия начинается тогда, когда этот сюръективный опыт культуры подвергается атаке со стороны цивилизующей деятельности господствующих народов: римлян - в античности и западных европейцев - в наше время. Так, нравственный закон не является механикой рассудка, он есть поле сознания смерти, в котором множество связей всего опыта цивилизации владеют субъективным сознанием. В этом смысле, поздние римляне являлись такими же вырожденцами, как и современные западные европейцы. Конфликт евреев с римлянами, как и русских с западными европейцами, есть конфликт патриархальных начал расового сознания с расовым вырождением, то есть с реальным тотальным аморализмом, начинающимся в период вступления цивилизации в доминирование морали рабов. Шпенглер вполне справедливо рассматривает крестьянскую еврейскую войну против римлян как один из основных поворотных эпизодов мировой истории. Аналогично поведение русских в нашем веке, которые, сохраняя в своей душе патриархальные нравственные нормы, одновременно, не обладают началами собственной субъективности разума. Фанатизм и мужество героев Маккиавеев, сражающихся с римлянами, вполне сравнимы с мужеством русских солдат, сражающихся с Наполеоном.
То, что отличает христианство от иудаизма, как я полагаю, является не искусственной, а подлинной трагедией распада патриархальных расовых начал жизни. Формально же символы веры остаются прежними, где фундаментальным различием следует полагать начала простейшей субъективности сознания, которые формируются в секте эссенов, то есть низшей социальной системе, в которой протекает жесткое сопротивление римской ассимиляции. Ввиду отдаленности исторических событий, трудно восстановить детали столкновений римлян, господствующего народа, и евреев, народа, развившегося на окраине цивилизации, однако то, что сближает эссенов и большевиков, - это, безусловно, глубокая ненависть к нравственному разложению, происходящему в империи римской и европейско-российской.
Чтобы понять современное состояние российской культуры и судьбу русской нации, необходимо разобраться, чем являлся большевизм, кардинально изменивший архетип не только русского человека, но и всех народов и наций, оказавшихся в поле влияния советского режима. Существовала ли какая-то метафизика, то есть фундамент субъективного знания разума, в русской или российской культуре? Впервые, о "коллективном разуме масс" здесь заявляют большевики, заявляют с той варварской убежденностью человека низшего типа, с которой парии иудейского общества, эссены, заявляли о приходе на землю спасителя.
Почему иудейские восстания были подавлены в Римской империи, а в Российской империи антирусская чернь победила? Историческая аналогия здесь с Римской империей невозможна и более удачной аналогией следует полагать судьбу ахейского государства, разгромленного дорийскими ордами. Ахейское государство и сами ахейцы, в частности, были патриархальным народом с достаточно глубокой культурой, которая формировалась на базе более древней минойской цивилизации. Вообще, процесс расовых катастроф, как и параллельно процесс рождения новых рас, вероятно, протекает постоянно, когда рождаются и умирают народы, исчезают старые веры, а на их месте возникает совершенно новый базовый принцип понимания поля сознания смерти. Ахейцы были разгромлены наступающими варварами, а остатки их общин смешались с варварскими общинами, возникшими на осколках старой государственности. Главная причина поражения и русских и ахейцев, как я полагаю, состоит в неустойчивости расового принципа жизни, где крайне небольшой слой высшего класса общества эксплуатировал подавляющую часть крестьян. По-видимому, в момент наступления варваров, наиболее обширный класс беднейшего крестьянства поддержал наступающие орды в надежде на облегчение своей жизни. Большая же часть населения России находилась в варварском состоянии, если учесть, что от момента освобождения от татаро-монгольского ига прошел небольшой строк и, генетически, большая часть русского крестьянства, во многом, мало чем отличалось от положения рабского скота. Именно к этой части подавляющего населения России и обратились большевики. Понятны основные причины, по которым большевизм победил. Их следует искать в отсутствии какой-то элементарной шкалы высших ценностей, где отчетливо представление о высшем и низшем человеческом типе, что характеризует действительный дух истории.
Первый опыт философии раннего средневековья, в основном, базируется на изучении иудейских источников, как и в России вплоть до нашего времени изучали не Ницше или Шпенглера, а марксизм, то есть учение о равенстве рабов, которое характеризует нравы эпохи расовых катастроф. Гегель же изучался в России не со стороны его определяющего приоритета духа над материей, что выражает господство высшего типа человека над низшим, а со стороны марксизма, то есть как доказательство "научного" подтверждения власти морали рабов в эпоху расовых катастроф. В действительности, подлинным отрицанием божественного откровения в понимании разума, как я полагаю, следует рассматривать не равенство людей в совместном труде, то есть объективный процесс системы производства, а внутреннее изменение расовых бессознательных предпосылок субъективного разума в объективном процессе познания духа.
Историю России я различаю на два периода: патриархальный, который протекает до большевизма, в котором происходит постепенное образование новой расовой организации человека из ассимилируемых элементов этнических групп различных народов за счет мощного поля сознания смерти, которое не имеет аналогов в истории; и варварский, который существует в наше время, поскольку, фактически, постбольшевизм остается единственной "правовой" базой, то есть такой формой "субъективности", в которой предполагается, что, человек есть социально-биологическое существо. Это не просто дарвиновская мысль, противопоставившая себя христианскому откровению в период развития науки, но воспроизводимая на всех уровнях трибалистическая система государственности, аналогом которой, вероятно, может быть только состояние германских племен после развала государства Карла Великого. В каноническом приоритете этой мысли в Советского Союзе воспитывались поколения, и именно эти поколения являют собой массы quasi homo.
Основным достижением так называемой "перестройки", существом которой является легализация натуры quasi homo, когда он получил "право" рассуждать не только в соответствие с марксисткой догмой, но и как "человек", есть возможность постановки вопроса о том, что реально произошло в России в ХХ веке и каковы дальнейшие пути ее развития в соответствие с общей динамикой развития мировой цивилизации. Существуют две оценки судьбы русской культуры: одна - пораженческая, в которой утверждается, что русские и, в целом, все начала самостоятельной культуры в России разгромлены, и другая, которая пытается найти единый духовный принцип существования человека в России. Мы стоим на позициях последней. При этом, я полагаю, следует действительно рассматривать идеологически разгромленными позиции человека низшего типа в России, который здесь безоговорочно доминировал при советском режиме (да, вероятно, во многом, и в предшествующие века). С другой стороны, особенностью этого низшего человеческого типа следует полагать его способность адаптироваться к любой новой идеологии. Так, в наше время можно наблюдать, что самые нечистоплотные в нравственном отношении люди постоянно требуют возврата к традициям, заявляют о своей приверженности православию, исламу и другим традиционным ценностям, хотя по существу являются врагами всякого элементарного нравственного закона. Они составляют настолько большой процент во власти и культуре, то следует рассматривать положение дел критическим.
Разум есть выражение воли в определенном поступке индивида, который проистекает не из интересов социальной организации, а из необходимости действия нравственного закона, действующего в душе. Душа, как отчетливость субъективного поля сознания смерти, отображает границу объективного отличия человека от животного. Но в эпоху расовых катастроф, когда эта граница размыта, а мораль рабов упорно доказывает, что главное для критерия личности есть само действие, а не ее нравственный аспект,- в реальности реализуются только низшие потребности людей. Интеллект, в этом случае, как инструмент познания, являясь нейтральным к классификации ценностей сферой, становится на службу рабов. Раб является рабом в нравственном смысле достаточно долго. Так, древние германцы, разрушив Римскую империю, еще длительное время находились в состоянии варварства, хотя и были победителями. Это связано с тем, что необходимо время для возникновения полноценного человека, то есть человека, который способен нести ответственность не только за свою семью, за какие-то мелкие проблемы хозяйства, но и за развитие всей цивилизации в целом. Германцы, как и большевики, разрушив государственную систему, где действовал устойчивый нравственный закон, погрузили народы, на которых они распространили свою власть, в состояние варварства. Таким образом, расовая катастрофа протекает как процесс исчезновения одной расовой организации и появления новой.
Можно заметить, что производственно-экономическая деятельность двух цивилизаций, античной и христианской, постепенно связывала две полярно-противоположные расовые организации человека, когда феодальная система ведения хозяйства наметилась уже в поздней Римской империи. Крупный землевладелец, обособляясь от теряющей контроль центральной власти, постепенно сам становится руководителем маленького государства в государстве. Однако постепенно его власть над рабами, которые все более недовольны своим положением на фоне стремительного разложения господствующего класса, становится эфемерной. Аналогичная ситуация имела место и в Российской империи, где разложение государственного аппарата, происходившего в результате ослабления нравственного контроля патриархальной общины над человеком, максимально активизировала нравы quasi homo, этого Шарикова Российской империи. В результате, тотальная плотность quasi homo породила феномен трибалистического государства, в котором формальные законы права реально тонут в уголовной психологии людей. Русская интеллигенция повела себя вполне логично для существа низшей культуры, поддержав большевиков. Так и в захваченной варварами Римской империи многие крупные римские землевладельцы, первоначально, поддержали германцев, надеясь на укрепление центральной власти. То, что впоследствии эта интеллигенция была так же подвержена антирасовой чистке, характеризует неизбежный процесс протекания расовой катастрофы, в которой quasi homo постепенно доводит завоеванные народы до уровня полуживотного стада.
То, что сейчас происходит в России, является следствием тотальной активности quasi homo и минимальной активности расового человека. Так, утверждается, что "теперь" Россия движется по пути "права". Встает вопрос: какого "права", если еще не осознаны масштабы и последствия национальной трагедии?
* * *
В отношении утверждения Канта, что нравственный закон строится на принципах субъективного морального чувства, в котором каждый индивид ведет себя так, как он вел бы по отношению к самому себе, следует заметить, что логика quasi homo соответствует той модели "субъективности", которая удовлетворяет его представлениям о свободе. Свобода же для раба есть способность реализовать свои физиологические вожделения в полной мере, что вполне предоставляет ему возможность массовая культура. В промежутках же между физиологическим разряжением quasi homo занимается разнообразным технологическим трудом: "искусством", "политикой", "экономикой" и другими "важными" социальными делами.
Если бы в наше время западноевропейская культура имела какой-то элементарный моральный вес в отношении критерия высших ценностей, то можно было ориентироваться на ее систему цивилизации, однако сейчас эта культура представляет собой жалкое явление. Высший тип человека, реально, полностью вытеснен в Западной Европе, где позиции разума, до недавнего времени отстаиваемые в области науки, подверглись катастрофической девальвации.
Нас не должны вводить в заблуждение постоянные нападки Ницше на феномен духа, которые производятся с целью доказать возможность иной, чем традиционная, сферы понимания духовного опыта, где центральным становится миф о Дионисе (то есть идеи становления психического феномена в поле сознания смерти). С другой стороны, попытки обосновать идею существования высшего типа человека в понимании того, что есть сверх человека, не могут быть убедительными, поскольку идея человека выражает самое простое, но фундаментальное, отображение высшей природы блага. Действительно, для распадающегося расового сознания невозможно проникнуть в новую область бытия и сущего, поскольку оно должно еще наступить, и процесс этого наступления начинается с предельного огрубления духовного феномена, поскольку дух становится основанием новой расовой архитектоники инстинкта смерти. Здесь следует обратить внимание, что историческое время Ницше и Плотина характеризуется последним внутренним усилием старой морали к утверждению своей фундаментальной природы высших ценностей, которое производится через максимальное отрицание самой себя. С одной стороны, имеет место исчезающая методология понимания субъективного разума античности, с другой - распад базового фундамента основания классической субъективности западноевропейского рационализма. Очень узкая среда интеллектуалов, которая поддерживает ценности духа прошлого, не долго сохраняет рубежи обороны от наступающего варварства эпохи, следующего за расовой катастрофой. Мораль по сути своей, если рассматривать самые элементарные ее высшие основания, всегда требует границы между людьми, сохраняя ту дистанцию веры в жизнь, которая строится из очень длительного опыта утверждения правовых отношений в среде трибалистических нравов различных племен. Так, раса есть система, где ограничительные нормы морали передаются на генетическом уровне, когда в существе всякой веры любого народа не трудно угадать определенную механику действия этого инстинкта. Если в африканском племени она имеет одну систему мифологического мышления, а в европейском сознании другую, то единым для них следует рассматривать передачу определенной системы правовых ограничений на бессознательном уровне. Это то, что Фрейд определяет как систему табу, ограничение, связанное с чем-то таинственным и жутким, уходящим в глубины бессознательного, что есть в каждом человеке, в независимости от его образования и расовой организации. Даже если полагать, что действие этого потока бессознательного связано с механизмом вытеснения, то что это объясняет в происхождении человека? Здесь мы подходим к поворотному пункту представлений о происхождении человека, когда дарвинизм, вклинившись в фундаментальное представление о духовном начале, разрушил до основания его архаичный расовый фундамент. В современной науке, фактически, человек рассматривается как особый вид млекопитающего, которое ничем не отличается от животного, и в этом смысле мы стоим на позициях, которые полностью расходятся с научными представлениями о человеке. Во-первых, мы понимаем под человеком не биологический вид, имеющий некоторые признаки отличия от других биологических видов, а проявление в деятельности отдельных индивидов или групп индивидов (рас) характер деятельности, где центральным является власть духовного основания жизни. Во-вторых, и это самое главное, мы осознаем, что человек периодически деградирует (вырождается) в истории до животного состояния, при этом сохраняя все свои технологические навыки, что, исторически, определяется как эпоха расовых катастроф. Следовательно, существует непрерывный процесс возникновения и исчезновения человека как проявление феномена духовной организации реальности, поскольку животное не обладает духовным опытом. Процесс расовой катастрофы есть процесс глобальный и в него вовлекаются все народы на Планете, хотя и в различной периодичности.
Впервые в русле теории расовых катастроф стал рассуждать Ницше в историческом допущении возвращения человечества к состоянию варварства в отдельные эпохи. Его собственные представления о человеке не избежали влияния арийского мифа, однако нас в его философии интересует не эта дань модным веяниям отмирающей аристократической идеи, а то, что он противопоставил эстетическое сознание сознанию научному. В этом пункте он полностью следует за Платоном, который так же требует разграничить компетенцию науки и философии с позиции различных типов людей(торговцев, воинов, философов). И если Кант строит свою систему в единстве эстетического созерцания и научного знания, то философия Ницше проводит между ними ту жесткую дистанцию нигилизма, в котором научные ценности теряют свои основания как несущественные в отношении инстинкта смерти. Более подробно разработал этот принцип понимания начал истории с чисто эстетических позиций О. Шпенглер, где науке отведено скромное место одного из фрагментов высшей культуры.
Таким образом, новое в понимании духа истории у Ницше состоит в формировании предельно выразительных образов эстетического мышления в сознании расовой катастрофы, поскольку все остальные виды деградируют в предельном упрощении своих предпосылок . Это обусловлено тем, что сознание эстетического феномена не разрушается в поле инстинкта смерти, но и наоборот приобретает максимальную интенсивность познавательных способностей разума. Ницше есть последний западноевропейский философ, поскольку после опыта его эстетики начинается распад единой системы онтологических вопросов, ставившихся и решавшихся на протяжении последнего тысячелетия homo sapiens в западноевропейской культуре.
* * *
В достаточной мере, моя расовая позиция опровергает исторические и моральные "теории", формировавшиеся русской, а затем и советской интеллигенций в отношении ценностей. Причем, если русская интеллигенция разрабатывала позиции, которые все-таки прикасаются к существу расового сознания, правда, в крайне примитивной форме, то очевидность враждебности советской интеллигенции расовому началу человеческой природы не вызывает сомнений. Ранее я уже наметил исторические аналогии положения уровня развития морального сознания в эпоху расовой катастрофы, протекающей между античной и христианской фазой цивилизации в Западной Европе с современной фазой перехода от цивилизации прошлого к цивилизации будущего. Так, древние германцы в этой концепции соответствуют русскому уровню расового развития, а гунны - советскому уровню, то есть, вообще говоря, откровенному варварству с позиции признаков высшей культуры. Очевидно, что уровень развития технологии для нас не является критерием развития начал высшей психологии, поскольку гунны или татары в период своих завоевательных походов стояли на достаточно высоком военно-технологическом уровне развития. С другой стороны, было бы слишком легкомысленно сбрасывать со счетов достижения русской архаичной космогонии Соловьева и религиозные поиски Бердяева, где каждый по-своему оказался прав. Так, Россия действительно выплеснула на Запад полудикие массы людей, а Западной Европе грозит вступление в "новое Средневековье", которое уже длится в России около столетия.
Один из важнейших вопросов, который ставится в эпоху расовых катастроф, - это вопрос о происхождении человека. При постановке этого вопроса следует сразу же отказаться от теологического или научного объяснения, поскольку первое соответствует прошлому, а не настоящему типу расового сознания, тогда как второе вообще не относится к высшей психологии человека, протекая на границе с феноменом явления духа. При решении вопроса о происхождении человека мы сразу же должны оговориться, что он может быть решен только с позиции мифа, однако под мифом мы понимаем то, что понимали под ним Платон и Ницше, то есть высшую нравственную сущность человека, чьи духовные и рациональные основания существования обращены целиком и полностью к будущему. Миф почти полностью погружает субъективную рефлексию в бессознательное, но ведь и весь последний век человечество существует уже на уровне чисто-бессознательных инстинктов, полностью потеряв какие-то устойчивые начала понимания субъективного разума. В целом, миф есть сознание эстетической позиции разума в эпоху расовых катастроф, когда научные и религиозные позиции в рациональном смысле недействительны.
Просматривая современные постсоветские статьи (ибо русской позиции, связанной с разумом, не обнаруживается во всем многообразии печатаемых изданий), пытающиеся оценить состояние современной культуры в России, можно заметить ностальгические настроения по утраченной былой мощи советской империи и даже апелляции к началам, трудам Ленина и других вождей большевистской орды. Такова глубина нравственного варварства, существующего в современной России. "Экономическая целесообразность" развития, господствующая в идеологическом плане, все больше напоминает нравы большевизма, с шизофренической настойчивостью доказывавшего превосходство пролетарской культуры над капиталистической в точности до наоборот. Попытки русской интеллигенции насильно навязать началам русской культуры какие-то исторические этапы развития Средневековья, Возрождения и Нового времени так и остались плодом воображения, лишенного какого-то самостоятельного субъективного основания. С таким же успехом можно было бы найти основные этапы истории у австралийских аборигенов или африканских пигмеев. Тот же, кто обладает элементарной совестью, указывает на разгром и вырождение русской деревни, где реально, а не в подражательном смысле, протекает реальное положение дел.
С точки зрения субъективного разума, действующего в эпоху расовых катастроф, начало бытия определяется как объективная природа времени. Род этой объективности протекает в исключительности инъекции нашего инстинкта смерти, когда он является единственным типом влечения, на который не в состоянии посягать мораль рабов. Основной ошибкой, которая допускается при понимании духовного начала человеческой природы, состоит в попытках полагать исключительность религиозного созерцания, действующего в основании потока духовного феномена. Было много потрачено усилий, чтобы доказать свободу человека от религиозных ценностей, однако смещение центра нравственности с представления о вечном существе, растворенного в бессмертных началах духа, на другой субъект, представляемый равным и свободным существом, предполагает, что изначальная сущность свободы не может подвергнуться сомнению. Мы же не только подвергаем сомнению представления о свободе, провозглашенные в европейском гуманизме, но и полагаем их ничтожными в отношении к действительной природе разума.
Хотя, в целом, нами выбрана европейская сфера нравственного сознания для анализа моральной ситуации, следует заметить, что в восточной моральной психологии с точки зрения глобального процесса расообразования ситуация приблизительно такая же. Умирают вековые устои расовой архитектоники, которые формировали государственную и правовую реальность восточных народов. Очевидно, что попытки применять здесь устаревшие критерии различия между европейской и восточной философией, где первая рассматривается в психологической плоскости власти над природой, а вторая, наоборот, как отображение цикличности природных процессов, устарели.
Фактически, глобальный процесс расообразования есть некоторая функция непрерывного становления человека из животного, самосознание которой Гегель определял как движение во времени абсолютного духа. Мы, в отличие от вождя большевистской орды, дававшего "собственную" интерпретацию основному содержанию философии Гегеля в особенностях психологии современного гунна (большевика), понимаем под абсолютной идеей безусловное право высшего типа человека властвовать через разум над низшими проявлениями жизни. Ведь по сути дела, философия Гегеля есть мораль господ, тогда как выводы, сделанные Марксом на основании концепции философии истории Гегеля есть мораль рабов. Уже этот феномен перехода философского знания от власти идеи к власти сознания человеческой черни характеризует один из признаков процесса расовой катастрофы. Знание переходит на службу quasi homo, который начинает по-своему понимать известное положение "знание - сила", доказывая, что люди равны в процессе механического труда, которым заканчивается последняя стадия жизнедеятельности исторической человеческой расы. Изощренность методов доказательства абсурдных положений интеллекта есть так же одна из характерных особенностей социальной реальности расовой катастрофы.
С какого момента начинается реальное сопротивление и переход к наступлению homo sapiens в эпоху расовых катастроф? Так, мы знаем, что распад одной из форм развития современной цивилизации (западноевропейской) не является чем-то новым в истории мировой цивилизации, хотя новым следует полагать масштаб распада и остроту евгенической проблемы, возникшей в наше время. Никогда человечество не стояло перед опасностью исчезновения как разумного вида жизни, и тем важнее установить подлинные, а не ложные начала разума. Следует отказаться от попыток понимать расу как некоторый вид биологической системы, действующей в среде других биологических систем, например этноса. Мы определяет этнос как систему, чье объективное развитие определяется природными факторами внешнего мира, тогда как раса, наоборот, определяется движением субъективного развития разума в определенной группе людей. Только существованием расовой психологии можно объяснить напряженный труд в течение веков по строительству храмов и пирамид, которые производил расовый человек в период утверждения себя на Земле, а так же возникновение начал наук и существования искусства. То, что происходит в период разрушения традиционной веры (а такие периоды, очевидно, периодически происходят в истории мировой цивилизации), есть период глобальной перестройки инстинкта смерти субъекта в ее базовом сознании высших ценностей. Речь здесь идет именно об инстинкте смерти, поскольку биологические инстинкты естественно вовлекаются в нравственный распад, а вслед за ними движется и человеческий интеллект. Поэтому античная скульптура, например, сохраняя все свои основные технические средства существования, в эпоху позднего распада Римской империи выражает психологические ценности морали рабов. Поэтому мы опровергаем положение Гегеля о том, что в основании объективной онтологии бытия существует абсолютный принцип ценности субъективного понятия. Это утверждение опровергается представлениями, которые доминируют в эпоху расовых катастроф. Интеллект, следующий за инстинктом самосохранения, будь то английский эмпиризм или теория психоанализа, в действительности следует морали рабов. Именно в силу этого великие мифы всегда крайне расплывчато обозначают низшую сферу психологии человека, то есть чувственное восприятие. Европейский буржуа, являясь рабом по натуре, так и остался этим рабом в наше время, дав начало психологии quasi homo, которая породила собой культ социальных ценностей современной техногенной цивилизации.
Если не представление и понятие, то что выражает подлинные начала субъективного разума? Я полагаю, что таковыми является сознание индивидуального инстинкта смерти. Именно как блокировку инстинкта смерти следует понимать либеральные представления о равенстве людей перед богом. Абсурд подобного движения рефлексии состоит в том, что либеральное сознание сформировалось как оппозиция идеи высшего блага. Не случайно, примитивная теория арийской расы возникла в континентальной Европе, поскольку здесь никогда не сочувствовали либеральным ценностям в силу максимальной обусловленности натуры человека историческим духом. А исторический дух предполагает иерархию природы. Ведь гуманизм, в основном, возник в западноевропейской культуре как мораль рабов, как возникало в свое христианство в Римской империи. Развиваясь в антирасовом направлении, либеральные ценности являются одним из важнейших фрагментов фундамента современной морали рабов.