Основными вопросами этой работы, безусловно, являются новые вопросы психологии человека, на основании которых переосмысляется вся система ценностей истории и современной цивилизации. Это необходимо, поскольку мы замечаем, что в известных нам современных социологических учениях отсутствует главное условие морального сознания, — требование нравственной ответственности за свои слова. Ведь не трудно заметить, что система ценностей, которая доминирует в современных гуманистических представлениях, — это среда интеллектуального слабоумия, где наложено жесткое табу на возможность присутствия разума в предлагаемой теме для обсуждения.

В данной работе есть начала теории расовых катастроф, которые объясняют причины, по которым человек, обладающий разумом, существует в полной изоляции в современной цивилизации, не имея никакой возможности обращения к себе подобному. Надеюсь, что этот диалог заинтересует людей, которые обладают способностями рационального мышления и духовным самообладанием, которое так необходимо ввиду катастрофического оскудения вокруг нас признаков рациональной культуры.

***

За основу понимания мировой и российской истории мной взята концепция Шпенглера, поскольку это последний опыт европейского исторического самосознания. Во второй половине ХХ века европейская историческая мысль исчезает, обрываясь у Шпенглера на процессах, которые я определяю как расовая катастрофа. Я принципиально не даю определения явления расовой катастрофы, поскольку оно выходит за пределы знаний современной науки, открывая новый метафизический взгляд на мировую историю, тогда как на языке философии дать его невозможно в силу начального процесса становления философии после столетнего погрома в мировой цивилизации. Однако не следует полагать, что это явление нельзя научно исследовать: для этого необходимо, чтобы изменилась психология науки, которая, сложившись в ХVII-ХVIII вв., безнадежно устарела в наше время.

***

Отдельно в работе исследуются причины русской трагедии ХХ века. Я полагаю, что настало время, когда необходимо оценить, что произошло в России за последний век и что происходит сейчас с точки зрения высших ценностей мировой истории, и тогда историческая картина событий получает совершенно иную трактовку, чем ту, которая нам известна из устаревших концепций и теорий.

Часть I
Начала субъективного сознания расовой психологии

Раздел 1

Кризис традиционных моральных ценностей

Легкость, с которой большевизм изничтожил в России четыре так называемые сословия Петровской эпохи (дворянство, купечество, мещанство и крестьянство), доказывает, что они были чистым подражанием и порождались административной практикой, которая была лишена всякой символики, — а последнюю силой не удушить. Они соответствуют внешним различиям в ранге и собственности в государствах вестготов и франков и в микенскую эпоху, как она еще проглядывает в древнейших частях «Илиады». Подлинные знать и духовенство в русском стиле оформятся лишь в будущем.

О. Шпенглер «Закат Европы»

Глава 1

Предположение Шпенглера о появлении русской цивилизации

§1

Нашей точкой отсчета в понимании природы разума является то, что «природой» в пределах научной метафизики, вообще говоря, не является. Речь идет о бессознательной энергии инстинкта смерти. Но в отличие от психоанализа, где впервые появляется этот термин, мы исходим из наличия метафизической реальности, определяемой энергией инстинкта смерти, поэтому нашей задачей является показать, что власть разума над интеллектом осуществляется через объективную функцию расщепления инстинкта смерти на особые коммутативные системы восприятия реальности, которые мы определяем как ценности расовой морали.

Как проявляется, непосредственно, психическая инъекция инстинкта смерти в природе человека? Уже в понимании чистой идеи человека следует отказаться от ложных представлений, что человеческая свобода состоит в удовлетворении всех естественных потребностей, ибо основная потребность человека, с позиции познания духовного опыта, всегда заключалась в причастности человека идеи высшего блага. Благо является устойчивым пониманием духовного опыта, которое полагается безусловной ценностью. Но что может являться в наше время этой абсолютной безусловной ценностью блага? Для понимания этого вопроса, в первую очередь, мы должны усомниться в непосредственном восприятия наших чувств, усомниться в ценности той пресловутой «естественности», в представлении о которой возник и развился миф о естественной свободе человека и техническом прогрессе.

Одна из особенностей коммуникации массовой культуры нашего времени состоит в том, что все виды связей массового сознания имеют тотально рассудочный характер, когда определенные схемы мышления максимально исключают рациональный принцип. Это связано с тем, что рациональное мышление всегда предполагает определенную эстетическую базу восприятия, тогда как для интеллекта достаточно чувственного восприятия как такового, которое не обязательно сводится к какой-то единой взаимосвязи между сознанием и бессознательном, поскольку именно эстетическое созерцание связывает сознание и бессознательное в подсознании, давая возможность рационально мыслить. Ведь эстетическое восприятие, — это единственный род восприятия, который не разрушается под воздействием инстинкта смерти, поскольку он движется непосредственно в ощущении духовного опыта, или понимания природы исторического времени, в котором существует субъект. Когда эстетическое восприятие разрушается, то разрушается и всякая возможность адекватного субъективного сознания истории. Причины этих возможностей субъективного сознания следует искать в способностях эстетического созерцания проникать в объективное содержание мирового разума, который определяет дух истории в данную эпоху.

***

Поскольку история мирового духа развивается как разрушение естественного состояния человека, то рационализация нового духовного опыта не может осуществляться в социальной организации, всегда обращенной в прошлое. Для понимания элементарного морального закона, необходимо установить то, что ограничивает естественные влечения человека, ибо нравственный закон, вообще говоря, рождается не в мышлении, где он получает определенный коллективный статус, а в бессознательных побуждениях людей, чье столкновение воль и формирует реальность исторических событий.

***

Рабская мораль (или мораль рабов, как ее определяет Ницше), исторически сформировалась в пределах эмпирической базы восприятия, поскольку, действительно, для низшей психической реальности может быть доступен только материал непосредственных органов чувств. Человек, как животное, действительно мыслит в пределах своих непосредственных восприятий и ощущений, который он получает в определенный момент времени.

Таким образом, суть расовой катастрофы есть реальность катастрофического ослабления духовной энергии души, и ее постепенное возвращение к физиологическим рефлексам, ибо вся история мирового разума есть процесс ограничения естественного состояния человека обновляющимся духовным опытом субъективного сознания истории.

***

Известная русская традиция понимания истории, на наш взгляд, лишена самостоятельной рациональной базы субъективного исторического мышления. Все исторические воззрения, существующие в современной российской историографии, либо есть результат подражания чужой рациональной системе мышления, либо попытка понимать исторические события вне рационального объяснения вообще, что, собственно, приводит к произвольной трактовке исторических фактов. Однако, в отличие от современной эклектики понимания разума, советская мысль достаточно последовательно проводила линию, где утверждалось эмпирическое сознание рационализма в грубых материалистических представлениях. Заметим, что эмпиризм, как механическая рефлексия рассудка, есть низшие ценности разума, в которых чувственная достоверность доступна для понимания обыденного представления, и поэтому в рабском сознании оно стало критерием существования разума как такового. Немецкий идеализм остался вне поля внимания советской школы понимания истории.

Русская философия никогда не ставила вопросов чисто метафизического содержания, поскольку религиозная русская мысль развивалась исключительно в русле вопросов субъективной веры человека, но вера не дает понимания закономерностей онтологической природы разума. Наоборот, советское мышление характеризуется диктатурой эмпирического интеллекта, когда слабые попытки русской религиозной мысли — определить духовные начала мышления, были жестко смяты «теорией» борьбы классов, то есть утверждением, что восстания рабов и варваров есть «благо» мировой истории.

§ 2

Известно, что мировая история заканчивается у Шпенглера наступлением эпохи большого города, где движение мировых капиталов определяет активность человеческих масс. Но это история, в которой реализовалась историческая сущность высшей западноевропейской культуры, тогда как народы, существующие под влиянием ее распада, должны, если они обладают каким-то самостоятельным объективным разумом, определиться по отношению к выбору своей судьбы.

Шпенглер рассматривает произошедшие события русской истории как промежуточные между Темными Веками и началом русского Средневековья. Заметим, что историческая мысль Шпенглера следует от Гегеля через Ницше, то есть традиция немецкого идеализма здесь не прерывается, а переходит в осмысление периодичности расовых катастроф истории человечества.

Для понимания русской истории мы не можем использовать представления, существовавшие до большевистского нашествия, или, тем более, материал советской теории борьбы классов. В первом случае, старые взгляды невозможно использовать в силу исчезновения устойчивой доминанты расовой системы, из которой он возник; во втором случае, в силу антирасового принципа ценностей коммунистического учения. Ведь коммунистическая теория априорно исключает первичность духовного происхождения бытия, доказывая тем самым активность в эпохи расовых катастроф масс quasi homo. Трудолюбивое человеческое стадо, в котором господствует механический интеллект люмпена-пролетария, — это, так сказать, нравственная база воображения рабской морали о светлом будущем. В результате реализованной авантюры, захватив власть в государстве, рабская мораль неспособна изменить психологию Шарикова или Швундера, цена которому по отношению к мировой истории вполне адекватно выражается в идеологии недочеловека, не обладающего правом, ибо право есть свойство разумной психологии. Поэтому чтобы сохранять власть и влияние, этот quasi homo создает в государстве такую среду, где ничто не указывает на его реальную оценку по отношению к истории. Но для нас такое положение дел неприемлемо, ибо мы исходим из рациональной оценки исторических событий, требующих объективно разобраться в исторической ситуации. Именно поэтому мы оцениваем всю социально-политическую среду советской и современной российской реальности как социальную инфраструктуру, где отсутствуют самостоятельные основы рациональной культуры.

В обзоре народов и наций, прошедших путь высшей культуры, русские в концепции Шпенглера являются полу варварским народом, недавно вступившим в историческое русло мировой истории, где сознание определяется образом Темных Веков.

***

Еще два десятилетия назад в Советском Союзе на фоне полуразрушенных деревень и людей, подобных теням, можно было наблюдать холеные особняки, в которых люди с полудикими физиономиями пытались всех убедить, что Россия движется к светлому будущему. Изменились ли в этом смысле что либо? Теперь на фоне тех же трущоб мы видим такие же холеные особняки, но на этот раз многочисленных банков, где все те люди с полудикими физиономиями убеждают россиян, что экономическое развитие — это единственный путь спасения России. Разве это не Темные Века, в которых разум почти отсутствует, а интеллект реализует свои полуфантастические проекты, далекие от реального положения дел? Декорации трагедии, длящейся около столетия, перестроены, суть остается одна — бандитские кланы меняют своих героев: от матроса Железняка до нефтяного олигарха, но мы видим все те же повадки низшего человеческого типа делать то, что он хочет, в среде, где отсутствует элементарный нравственный закон.

Нас пытались убедить при советском режиме, что царский режим был отсталым, народ рабским, а Россия полуварской страной. Интеллектуальные теории научного коммунизма преуспели в направлении массового гипноза населения, а сейчас новые кланы quasi homo, перераспределив собственность государственную между собой, пытаются нас убедить, что экономически России мешает развиваться ее отсталость, вот только вопрос: от чего? Исторические события оцениваются не ежеминутной конъюнктурой рынка, а стратегией разума, по крайней мере, на одно столетие. С точки зрения истории мирового разума, трагедия, произошедшая в России в 17-ом году, где большевистские банды захватили власть, а затем организовала на территории завоеванного государства свои полудикие общины, имеет свои аналоги в мировой истории. Вопрос лишь состоит в том, есть ли в России силы, которые способны ликвидировать последствия варварства, которого ей задал вектор 17-го года? Отсутствие нравственного закона, когда «право» есть продукт формальных предписаний интеллекта, не соблюдающихся в силу варварского состояния души, — это и есть эпоха Темных Веков, характеризующая современное положение права в российской действительности.

За период власти советского и после советского периода, в России сложилась массовая интеллектуальная культура «попугаев», которые способны воспринимать только то сознание, которое проистекло из наиболее генетически неполноценных национальных типов. Именно этот суррогатный человеческий материал стал основной базой социальной активности современной России.

***

Анализируя современную социально-политическую мораль мировой цивилизации, мы осознаем, что настал момент, появление которого прогнозировал Шпенглер, то есть момент перехода демократии в охлократический принцип ценностей мирового города. Мировой охлократический режим есть реальность, с которой нельзя не считаться. И действительно, в качестве кого может осознавать себя разумный человек в массовом обществе? Единственное, что предлагает массовое общество для самосознания ценности личности, — это «ценность» профессионального труда, то есть низшие ценности разума.

До недавнего времени, как мы видели, моральные идеи разума были прерогативой западноевропейской культуры, но, это только до недавнего времени. Это недавнее время закончилось началом Второй Мировой Войны, когда старая система моральных ценностей рухнула. Шпенглер предполагал, что если немецкая воля не сможет изменить вектор развития европейской цивилизации, то Европа будет стремительно погружаться в нравственное варварство, что мы и наблюдаем в наше время, когда демагогия и экономические проекты не могут скрыть процесс быстрой трансформации последних структур демократии в охлократию. Ибо Темные Века начинаются не с момента, когда ведущие структуры мировой цивилизации захватываются варварами и исчезает пестрящая полнота эклектического стиля, а когда разрушается воля к господству в области разума, поскольку только разум есть критерий развития нравственного закона ? по отношению к человеку. То, что мы видим в социальной европейской жизни и, особенно, американской социальной реальности, ? это, безусловно, охлократическая система ценностей, рассчитанная исключительно на психологию человека низшего типа. Ведь профессионал, чье сознание «накачено» определенной дозой массовой идеологии, ? это не человек в нравственном смысле слова, а примитивный робот-автомат. Все исторические высшие расы заканчивали этим механическим образом жизни человека, отличие состоит лишь в том, что механицизм в них не достигал такой жесткой систематичности функционирования социальной модели. В этом смысле, американская социальная модель есть своего рода оплот психологии quasi homo. С точки зрения теории расовых катастроф, социальной инфраструктуре американской массовой культуры можно поставить в соответствие византийскую цивилизацию, этот расовый буфер между новой и старой эрой человечества. Ищут причины, почему Восточная Римская империя выстояла, а Западная пала под ударами варваров, ? я нахожу эти причины в необходимости образования своего рода «сточной канавы» расовых «отходов» человечества, стекающихся в определенную страну, где они «утилизируются» в качестве сырья для производственно-промышленной базы.

С 17-го года, когда большевистские орды разрушили в России государство и установили на ее территории оккупационный режим, первые признаки мирового разума стали появляться здесь в сталинской системе, которому удалось частично сплавить осколки русской нации, разгромленной варварами, с новыми расовыми интересами. Здесь, правда, следует различать: объективно новые элементы расовой психологии и, инстинкты кочевников, которые никогда не были полностью сломлены в российском государстве. Эти антирасовые силы не имели (и не имеют в наше время) какой-то этнической границы, но характеризуются особенностями самого русского государства, возникшего в качестве приемника Золотой Орды.

Я полагаю, что действительным содержанием политической системы фашизма и сталинского режима является получение примитивного кастового опыта существования новой исторической расы. Причем, этот новый расовый опыт формируется как со стороны наций, теряющих связь с мировой историей, так и наций, наоборот, устанавливающих с ней первую связь. Ведь история есть действие воли индивидов по отношению к новым вопросам духовного опыта сознания. Этим опытом в последние три столетия являлся механизм мирового разума, определяемый в коренном изменении быта мировых народов в соответствие с задачами получения рационального духовного опыта. Дух, в политической системе фашизма и сталинизма образует замкнутую касту людей, которая дает возможность историческим нациям восстановить свои силы для расовой реконструкции, то есть замыкает на пространство своей кастовой организации наиболее разрушительные инстинкты смерти. Но эти примитивные кастовые системы были обречены, поскольку всякая евгеническая структура, например, институт религии или научное сообщество требуют для своего существования «подтока» людей, обладающих разумом, поскольку, в противном случае, эти институты деградируют, следствием чего (в частности) стало разрушение влияния института церкви, а в наше время определяет причины нравственной деградации научного сообщества.

Чтобы определить подлинную сущность исторического разума, мы должны определить, что такое исторически высшая раса, из воли к власти которой объективно проистекает существо исторического разума. В данном случае, субъективный дух является расщеплением индивидуального инстинкта смерти человека в поле действия его воли. Известно, что ценность абсолютной личности была до недавнего времени наивысшей нравственной прерогативой как мировых монотеистических религий, так и научной метафизики. Иная ситуация возникла в начале ХХI века, когда сама уникальность человеческой цивилизации подверглась сомнению.

Современная гуманистическая мораль является моралью интеллектуалов, а не народа или нации. Интеллект, в эпоху расовых катастроф, постепенно переходит в оппозицию к разуму, поскольку интеллектуальная схема способна утверждать моральное сознание исключительно в пределах конечных интересов людей, исключая процесс обновления духовного исторического опыта. Мораль интеллектуалов, или мораль интеллектуальных кочевников (Шпенглер), связанных с технократической инфраструктурой массовой цивилизации, есть набор демагогических утверждений, уводящих от острых рациональных вопросов. Так, вопросы экологические и экономические, — это вопросы интеллекта, но не разума, поскольку центральными вопросами разума всегда были вопросы, отражающие понимание высшего блага, связывающего моральные ценности в реальное существование духовного смысла истории.

Итак, наша оценка современного исторического времени как Темных Веков мировой цивилизации обоснована следующими аргументами:

1). Фактом образования в массовом обществе антропологического типа quasi homo, который выражает позиции нового интеллектуального кочевника мировой цивилизации, привязанного либо к системе производства, либо к экономической инфраструктуре;

2). Фактом упрощения психической жизни человека до наиболее простых ценностей, которые необходимы для массовой психологии в ее автоматизации социальных процессов как гарантии стабильности охлократических режимов;

После десяти лет, отделяющих нас от советского режима, можно сравнить характер Темных Веков эпохи советского общества и общества современного. Основное требование к адаптации в этой системе осталось тем же, что и при советском режиме, то есть тотальная ориентация сознания на низшие ценности. При этом, во многом, очевидно, это есть уже не следствие тоталитарного режима, а отсутствие традиции собственной высшей культуры как таковой.

Что лежит в основе всех высших культур, существовавших в истории мировой цивилизации? Наибольшей ошибкой, на наш взгляд, является полагать, что зло, темное разрушительное начало, владеющее человеком в российской реальности с момента разлива большевистской орды, есть зло человеческое, то есть осознанные действия людей, преступающих какие-то нравственные нормы, существующие в их душе. В действительности, причины следует искать в явлении расовой катастрофы, когда в результате возмущения коллективного инстинкта смерти, из народа выделяется наиболее неполноценный человеческий тип, который в силу разрушения духовной традиции становится максимально активным. Эта активность обусловлена переходом сознания на наинизший уровень восприятия духовного опыта реальности (если не признания факта отсутствия таковой).

Швундер и Шариков — это основной психологический тип социальной активности России и в советском периоде истории и в последние десять лет.

§ 3

Мы видим, что перспективы русской нации в том направлении развития, который задала ей активность уголовных элементов с 17 – го года, ведет к ее исчезновению.

Здесь мы должны возвратиться к пониманию возможного развития мировой истории по Шпенглеру, который утверждал, что если германская воля не остановит процесс деградации западноевропейской культуры, то судьба Европы предрешена — уйти в историческое забвение, которое должно сопровождаться моральным разложением и физическим вырождением. Если полагать, что фашизм был этой неудачной попыткой, можно сделать вывод, что процесс перехода культуры в мертвые структуры цивилизации большого города необратим.

***

Вопрос о сущности воли, как известно, является центральным и в немецкой и в русской психологии. Так, вопрос о происхождении разрушительного иррационального импульса воли Шопенгауэр рассматривал в качестве метафизического вопроса о динамике непосредственности влияния этого начала на представление. При этом объективность и субъективность волевого импульса выводится у Шопенгауэра как мифическое существо жизни, протекающее через время в качестве непрерывного уничтожения своего конечного механического состояния. Здесь возникает новый метафизический принцип сознания в истории философии, а именно, комплекс вопросов о природе следующих друг за другом инъекций глобальных процессов разрушения и одновременного синтеза коллективных представлений об исторических ценностях.

Воля к власти, разрабатываемая Ницше как прорыв новой расовой основы души, состоит в движение эстетического сознания за пределами рефлексии вопросов научной метафизики. Кант, в этом смысле, выводил свою эстетическую теорию из противоположной установки сознания, то есть полагал, что эстетическое созерцание есть рефлексия субъективных способностей рассудка. Наоборот, Шопенгауэр, а за ним и Ницше, утверждали, что сознание не контролирует эстетическое переживание, а лишь постигает в нем откровение духа времени. При этом можно заметить, что Кант, формально логически следующий за Платоном в поиске идеальной сущности бытия, в действительности является его антиподом, противопоставляя чувственной области восприятий и ощущений трансцендентальную природу разума, то есть лишает разум его бессознательной основы в человеческой душе, которая традиционно связывалась с теорией врожденных идей. Так, врожденные идеи есть образы или инъекции бессознательной области психики, в которых сакральное начало сознания возникает в результате разрушительного действия инстинкта смерти. Кант, фактически, перевел гуманистические идеи, имевшие до него характер аристократической замкнутости, в область доступную для обыденного сознания схематизма, сущность которого сводится к пониманию морали в рациональной психологии субъекта, с одной стороны, отвергнувшего религиозную историю, но с другой стороны, не имеющего какой-то иной священной истории. Только Гегель впервые поставил вопрос о сущности священной истории мирового разума, и эта постановка получила интуитивные грани понимания в расовой теории человека у Ницше. Причем Ницше было необходимо дискредитировать гуманистические представления о разуме как представления антирасовые, чтобы указать на столкновение высших и низших свойств человеческой души в бессознательном акте воли.

***

В мировой истории восставшие массы рабов возвещают начало расовой катастрофы, поскольку вместе с их фанатичной энергией разрушения старой морали постепенно надвигаются Темные Века. Правда, в некоторых странах эти Темные Века временно отодвигаются, как, например, в Византии, однако византийская цивилизация оказывается устойчивой исключительно за счет антирасовых механизмов социальной системы, в которых каста профессионалов, то есть низшая каста по отношению к сущности разума, продолжает связывать нравственно распадающуюся мировую цивилизацию по ее «швам», то есть в области биологического выживания.

В чем отличие между разрушительной энергией воли масс рабов, уничтожающих исторические государства, ? и героической эпохой, где начинается строительство новой системы цивилизации? Именно здесь допускает ошибку, на наш взгляд, Шпенглер, полагая, что племенная элита большевистской орды является своего рода рыцарскими орденами ХХ века, или, по крайней мере, эта ошибка является частичной. Так, Шпенглер вполне справедливо устанавливает соответствие новой расовой энергии советской России историческим событиям между Темными Веками и ранним Средневековьем в своей концепции расовых катастроф (эта граница всегда очень условна), однако мы никак не можем согласиться с тем, что пафос раба может иметь какое-то отношение к высшей культуре как таковой. Большевистские орды были, по сути, только орды, то есть силой, которая не выражает причастность человека к нравственному закону. Эти орды стихийно возникли и естественно удерживались в единстве с единственной целью — произвести пролетарскую революцию, то есть побудительным мотивом, здесь были инстинкты грабежа под знаменем освобождения рабов. Все силы и средства оккупированной Российской империи в первое десятилетие после 17-го года бросались на вооружение этих орд, которые подтягивались к границам, чтобы быть готовыми в любой момент перейти ее. Как известно, только неблагоприятное развитие «революционной ситуации» в Европе помешало переместить туда эти орды, и с этого момента начинается ассимиляция этих бандитских формирований в поле разгромленной русской нации. Из нации начинает тотально воспроизводиться (за счет специфической социальной модели) тот тип quasi homo, чье массовое явление постепенно сменяет антропологически отчетливый национальный тип русского человека. Безусловно, это эпоха Темных Веков, которой следует поставить в соответствие либо захват германскими ордами территории Западной Римской империи, либо племенами гиксосов Египта. Но поскольку агрессивный заряд всякой орды является ограниченным, то последние десять лет мы наблюдаем как происходит «разрядка» этой энергии распадающейся большевистской орды в постепенно восстанавливающееся расовое поле русской цивилизации. Поэтому суть так называемой «перестройки» состоит только в том, что потомки большевистской орды делят собственность завоеванной России. Такова простейшая схема развития любой расовой катастрофы, в которой орды варваров оккупируют государство, при этом, конечно, они объявляют себя «освободителями», носителями «цивилизации» и тому подобное, хотя достаточно элементарного сравнения лица власти до 17-го года с последующими полудикими физиономиями советского и современного режима, чтобы осознать глубину произошедшей трагедии.

Говорят о научно-технических достижениях советской власти, однако для понимания метафизических закономерностей мирового разума следует отделять разум от интеллекта, поскольку разум всегда существует на стороне нравственного закона, тогда как интеллект в эпохи расовых катастроф принимает сторону варваров. При этом, чисто научные достижения советской науки сильно преувеличены, ибо эти достижения, в основном, существуют в прикладной области, связанной с военно-промышленным потенциалом. Последние следы выдающихся достижений научной мысли, в действительности, мы находим в предфашистской и фашистской Германии, после чего следы фундаментальной науки постепенно исчезают, а вместе с ними исчезают и последние следы метафизики. Современная фундаментальная наука в большей степени переходит на вопросы создания единой информационной системы своих экспериментальных достижений, как, например расшифровка генома человека.

С другой стороны, нет сомнения в том, что мрачные горизонты мировой истории стали возникать в России именно в эти Темные Века, поскольку именно в этот период начинает разрушаться спасительная связь человеческой души с природной непосредственностью сознания. Таковы события Темных Веков в Западной Европе после падения Римской империи или события Темных Веков в Древней Греции после нашествия дорийских орд. Ведь нельзя забывать, что Российская империя до большевиков возникла из распавшегося конгломерата племен Золотой Орды, то есть кочевые инстинкты во всех племенах, в том числе и в славянах, были достаточно сильны, и именно из них, собственно, и строилась психология «нового человека», для которого все достижения высшей исторической культуры были враждебны. Для русского дворянства, которое являлось основанием тысячелетней расовой культуры, уходящей своими корнями в языческую Русь, высшая мировая культура никогда не была враждебна, но и не являлась частью непосредственно исторического духа. Русская дворянская культура была нейтральна к духу высшей культуры, относясь к ней в большей степени сочувственно. После почти тотального уничтожения этой расовой прослойки, за которым последовало уничтожение русского крестьянства, и начинается строительство антирасовой социальной инфраструктуры.

Нас могут спросить: зачем рассуждать о каких-то ордах и варварах, когда современная наука достигла выдающихся результатов в области точных технологий, и где, в конечном счете, та человеческая орда в современных мега полисах, где существует канализация, водопровод, функционируют театры и музеи? Но это заблуждение, что в Темные Века истории люди ходили в первобытных шкурах. В окружении Карла Великого, в IХ в., читали Вергилия и Цицерона, хотя реально культура франков представляла собой суррогат подражания римской, арабской и византийской цивилизации, как, вероятно, продуктом подражания высшим ценностям египетской цивилизации являлась и ахейская культура.

Чем в действительности является эпоха Темных Веков? В действительности, как мы видим по судьбе России и многих других европейских и азиатских государств, варвары в эпохи расовых катастроф всегда выражают прогрессивные идеи, поскольку, в противном случае, они никогда бы и не побеждали в мировой истории (по крайней мере, на тот промежуток времени, в котором происходит расовая катастрофа). Более того, вероятно, варвары Темных Веков с наибольшим энтузиазмом воспринимают именно технологические достижения, поскольку их психическая энергия не обладает опытом духовного сознания и, вследствие этого, они не заботятся о вопросах метафизического содержания.

***

Следует разобраться, что произошло в России за последние десять лет, что было названо последователями большевистской орды «перестройкой». Ясно, что диктатура Шариковых и Швундеров не только не ослабла, но и можно говорить об определенном реванше большевистских сил за последние десять лет. Что это за люди, которые торопливо и агрессивно заговорили о «демократии» в России так, как еще совсем недавно в ней говорили о «коммунизме», хотя, очевидно, что ни того, ни другого никогда в России не существовало? Это и есть та генерация интеллектуальных попугаев quasi homo, которая не имеет элементарной совести, называя черное белым и наоборот. Говорят, что этих людей «испортили» деньги, хотя в действительности все значительно сложнее, поскольку схемы подобного поведения заложены в самой бессознательной динамике индивида, не знакомого с элементарным нравственным законом. Если сравнить поведение этих новых функционеров «демократии», то легко заметить базовые черты Шариковых и Швундеров, заложенные в партийно-комсомольской психологии, характеризующиеся некой особой агрессивной истерией речи и приплясывающей манерой поведения на публике, что отличает человека низшего типа, обращающегося к себе подобному. Ясно, что привычка называть черное белым характеризовало и чиновничью психологию царской России, однако в ней сохранялся некоторый архетип полноценного человека, хотя и значительно изувеченного постоянным подражанием западноевропейскому образу жизни. По крайней мере, Гоголь изображает мертвые, но все же души, в своих помещиках, тогда как у советских и постсоветских чиновников наличия высшей психологии не наблюдается. Происходит тотальная подмена элементарных понятий рационального смысла: «олигарх», «демократия» и других, когда в большинстве случаев следовало бы использовать понятия «пахан» или «охлократ», — это характерная черта Темных Веков цивилизации.

С другой стороны, очевидно, что процесс разрушения традиционной расовой психологии характеризует в наше время все народы планеты, что вызвано объективной закономерностью исчерпания определенного человеческого ресурса высокого качества. Фактически, в права вступает непосредственная природа человека в том виде, в котором он существовала до начал исторической цивилизации, поскольку технологические достижения никак не влияют на бессознательный инстинкт смерти. Необходимость эта отпадает в силу решения задач не стратегии разума, а тактики интеллекта, решающего ежеминутные задачи.

§4

В русской истории, интеллект, начиная с реформаторской деятельности Петра I, выполнял как положительные функции, так и отрицательные. Положительные функции концентрировались в усвоении начал наук, военно-государственного устройства, канонов мирового искусства и другой эмпирической области, тогда как отрицательные заключались в противопоставлении интеллекта расовому инстинкту русского человека. Это противопоставление, в конечном счете, после большевистского нашествия сформировалось в оккупационную социальную иделогию Шариковых-Швундеров, где полудикие физиономии Темных Веков прочно удерживают власть над эмпирической реальностью.

До 17-го года, в России действовали патриархальные нормы нравственности, но после разрушительной активности большевистской орды, когда русская национальная элита была уничтожена, а во власти прочно укоренились наиболее неполноценные национальные типы, элементарная моральная легитимность власти исчезла. Власть низшей породы человека стала базовой для России, как является базовой она и в наше время, где массовая трескотня массового интеллекта убаюкивает все высшие функции психики.

Чтобы разрушить эти неполноценные звенья культуры Шариковых-Швундеров, необходимо создание касты, в которой должен сконцентрироваться опыт новой расовой психологии. Ведь собственность присвоена quasi homo по «праву» их тоталитарной пропагандисткой политики по утверждению собственных представлений исторического мышления и представлений о человеке, в которых эти quasi homo выступают не как реальный человеческий сброд, а как некая активная сплоченная сила.

Нам противостоит система, стихийно сложившаяся в 17-ом году как возможность действий человека вне каких-то элементарных морально-нравственных норм, что поощряется и укрепляется в идеологию лидеров Шариковых-Швундеров. А что же русские? Их долгое время пытались обвинить в проявлении дикости советского режима, хотя их положение уже с деятельности Петра во многом было определена в пределах формирующегося оккупационного режима, где доминировали начальные элементы психологии quasi homo. Русская интеллигенция пыталась очеловечить эти процессы, однако все известные правовые нормы не годились для бурно развивающейся психологии варвара, но варвара, который «уверенно смотрит в будущее». Ошибочно рассматривать подобные действия интеллигенции как положительные, поскольку их реальная оценка состоит в том, что такого рода интеллигенция расчищает место для антирасовой психологии.

Наиболее негативной, на наш взгляд, является именно моральная позиция русской интеллигенции, которая, сложившись в конце ХIХ в., стала базовой и для позиции интеллигенции советской. Негативной она является в своей системе ценностей, в которой народ является высшей нравственной силой, а личность отображает только интересы этого народа. В принципе, эта позиция была бы правильной, если бы народ не освободили в 1861 году, а русская нация прошла бы нравственный опыт эпохи Средневековья. Ведь эпоха Средневековья есть основополагающая система ответственности индивида за свои поступки в соответствие с единой нравственной нормой, которая признается всеми субъектами в качестве безусловного права. Но в истории России мы встречаем государство-полу орду, Московию, где «свобода» от татаро-монгольского ига состоит только в том, что русские, растворившись в кочевых инстинктах завоеванных народов, постепенно стали утрачивать начала оседлой психологии как таковой. Если бы не метафизические процессы, происходящие в русской нации как объекте инициации западноевропейским субъективным опытом мирового разума, то, вероятно, русские вообще исчезли как национальный тип. Однако тайна духовного становления разума состоит в том, что его основные принципы всегда привносятся в сознание варвара как механическое подражание цивилизации.

Только человеческий инстинкт смерти в русле своей бессознательной энергии не зависит от коллективных представлений, поскольку он течет в доверии к духовному восприятию, которое касается наиболее разрушительных пластов психики, и где всегда осознается относительность рассудочных положений. Вероятно, это та сфера, которую Кант определял как трансцендентную, которая в попытке понять ее чисто логически приводит к противоречиям рассудка. Действительно, логическое противоречие, с которым сталкивается рассудок в области понимания метафизических закономерностей, есть следствие невозможности мыслить противоречие в качестве действительности разума как таковой. Ведь уже в самом элементарном понимании идеи существует противоречие с возможностью ее существования, поскольку возникновение идеи в любой области познания не подтверждается, в первый момент ее появления, коллективным опытом знания. Например, вера в разум, которая, только на первый взгляд, продолжает античную традицию познания, в действительности есть радикальное противоречие с идеей божественного начала мира. Поэтому прав был Фрейд, утверждавший, что кантовский императив построен по принципу первобытного табу, когда движение субъективного разума, объективно, морально не в силу категориального аппарата этой нравственности, а в силу абсолютного доверия своим субъективным чувствам. Таким образом, Фрейд, фактически, указывает на основную слабость кантовской философии с точки зрения бессознательного, ? возможность канонизации определенных субъективных представлений о рациональной морали. Действительно, то, что наблюдается в наше время в области веры в разум, ? это почти тотальная власть научного авторитета в том или ином вопросе. Но только ли наука может дать авторитетное понимание разума? Очевидно, что нет, поскольку научное знание западноевропейской школы возникло в качестве инструмента борьбы против религиозного миросозерцания, тогда как монотеистические религии являются только некоторым фрагментом истории мирового духа цивилизации.

Единственным более значительным объективным авторитетом в области подлинности того иного знания, чем наука, может выступать только новый духовный опыт истории. Но как вычленить этот новый духовный опыт истории, ведь различные политические силы конструируют ту историческую концепцию происходящего, которая выгодна определенной системе власти. Здесь следует полагаться исключительно на актуальность новизны вопросов, которые ставит объективный разум. Так, одним из основных таких вопросов является разработка системы ценностей, в которых на первый план выступают вопросы отсутствия морали в интеллектуальной социальной среде, где требуется прямо-противоположное, то есть минимальное присутствие рационального мышления в системе товар-деньги. То, что прагматичная позиция в вопросах морали стала реакционной, как стала реакционной с точки зрения теории гражданского права в свое время метафизика теологических вопросов, доказывают сомнительные обоснования морали и нравственности с точки зрения позитивистских ценностей.

Фрейд для иллюстрации «научности» своей теории использует огромный материал психопатологии, как правило, совершенно ничтожных людей, чьи сексуальные фантазии становятся доказательством глобального влияния сферы бессознательного на сознание. Мы также исходим из исключительности влияния сферы бессознательных влечений человека на область сознания, но, во-первых, полагаем, что центром бессознательной психики человека является не сексуальный инстинкт, а инстинкт смерти; а во-вторых, для нас важно положение, что этот инстинкт смерти образует различный духовный опыт у людей, а у некоторых людей он практически отсутствует. Так, человек как биологическое существо определен в русле закономерностей природы, в которых интеллект только наиболее благоприятно встраивает его природное существо в эти процессы. Иное дело инстинкт смерти. Здесь человек не встраивается в биологические закономерности, но наоборот, пресекает их свой волей, в первую очередь, через нравственное изменение самого себя, то есть, выражаясь как действительный дух. Пресечение природной непосредственности души воля осуществляет как процесс концентрации сознания на наиболее разрушительных пластах психической энергии, настолько плотных в активности инстинкта смерти, что они способны производить инъекции во внешнюю реальность.

Деление культуры на высшую и низшую необходимо, когда низший человеческий тип присваивает себе прерогативы представлений о разуме и, как следствие, правовых норм. Особенно нелепо эта интеллектуальная непосредственность представлений о праве выступает в варварской среде культуры Шариковых-Швундеров, возникшей в России с 17-года. Фактически, здесь интеллект создает некоторые схематические постановления, взятые из чужой правовой теории, и пытается их насильственно внедрить в среду, где господствует произвол инстинктов уголовников. При этом, очевидно, что производственно-технологическая база цивилизации для человеческих взаимоотношений не может определять элементарную моральную систему поведения. Именно здесь следует искать ответ на вопрос, почему советская власть исчезла как карточный домик, когда мы не находим элементарного сопротивления новой волне варваров. Мы видим, к моменту распада СССР заряд агрессии большевистской орды, на принципах которых строилась советская власть, полностью иссяк, и кочевники легко сменили одни лозунги на другие, поскольку все эти лозунги для варварского интеллекта суть только вывеска, за которой скрывается непосредственность уголовных инстинктов, лишенных опыта средневековой психологии высших культур мировой истории. Заметим, что осколки русской нации долгое время сопротивлялись в этом океане пришедших в движение человеческих орд после 17 года. Но они были слишком немногочисленны по отношению к варварской массе, которая действительно находилась на уровне психологии раба.

***

Ставя вопрос о происхождении непрерывной лжи, которую мы слышим в оценках русской истории, не трудно заметить, что ответ следует искать в элементарном отсутствии чувства совести у самих историков. Да и откуда возьмется совесть, если национальная элита, обладавшая, по крайней мере, совестью патриархальной нравственности, уничтожена в 17-ом году, а возникший антропологический тип quasi homo не имеет духовного опыта, из которого возникает сознание совести. Ведь совесть есть не интеллектуальная категория, а категория рациональная, которая указывает на живой опыт морального закона, а не на кухонные разборки полудиких в нравственном отношении людей, образованных или необразованных (это не имеет значения, если речь идет о нравственном законе).

Существует ли возможность в современной России вернуться назад, к опыту социальной инфраструктуры Российской империи до 17-го года? Очевидно, что если это возможно, то только как пародия, которая имела место в процессе строительства Священной Римской империи германскими варварами. Такова, собственно, неразумная природа варвара, способного только к разрушению, или к жестокой эксплуатации завоеванных народов, выдаваемое, как правило, за прогресс и освобождение от деспотии. И хотя русских нельзя сравнивать с римлянами, когда речь идет о разрушении Римской и Российской империи, сравнение их с ахейцами Древней Греции, чья культура имела очень глубокие расовые корни, необходимо.

Современная психология четвертого сословия мировой цивилизации, ценности которых концентрируются в задачах совершенствования технологий и экономической целесообразности псевдо государства, не случайно сделали культовым понятие «общество». Сейчас, когда любое моральное право регламентируется этим понятием, следует рационально разобраться: а чем в наше время является общество по существу. Здесь мы не будет рассматривать ценности западноевропейского общества, за неимением достаточного материала происходящих в нем процессов, а попробуем разобраться в «обществе», возникшем в России после 17-го года. Первое, что характеризует появление новой социальной инфраструктуры в России, возникающей из уголовной психологии большевистской орды, ? это ее откровенно антирусский характер и по этническому составу кланов советской власти и, тем более, по ценностной ориентации к великорусским идеям. Собственно, от вождей племени рабов иного ожидать не приходится, ведь их цель ? разрушить все, что может напоминать русским о том, что они когда-то были единой нацией. Для этого формируется такая социальная среда, где дается дорога в сферу власти наиболее неполноценным, в расовом смысле, национальным типам, на которых всегда можно указать как на преемственность новой власти в истории (заметим, что эти методы крайне активны и в наше время). Из этой социальной среды уже начинает формироваться тот неполноценный человек, который становится структурообразующей системой советского строя. Так возникает универсальная система производства низшей породы человека.

Возникает вопрос: почему раньше не было столь жесткой оценки происходящих исторических событий в России? Мы находим две причины: во-первых, почти полное уничтожение большевизмом основ российской государственности, а во-вторых, как следствие, исчезновение русской национальной элиты (ее физическое уничтожение в первые десятилетия советской власти), которая была бы способна адекватно осознать происходящее. Вероятно, чтобы восстановить наиболее качественные человеческие ресурсы после расовой катастрофы, необходимо время. С другой стороны, причины непонимания исторической ситуации во многом следует видеть в ханжеской психологии русского домостроя, когда не желание выносить мусор из избы оборачивается тем, что не желающий этого делать, сам становится историческим мусором.

Гл.2 Государство и история

§5

Рассмотрим один известный феномен, дав ему собственную метафизическую интерпретацию. Известно, что живое существо еще некоторое время способно совершать конвульсивные движения тела тогда, когда деятельность головного мозга прекращается. Например, курица, после того как ей отрубили голову, еще некоторое время совершает инстинктивные движения. История описывает также факты, когда обезглавленное тело преступника после отделения головы еще некоторое время производит конвульсивные движения тела. Этот феномен остаточных действий тела после прекращения контакта с головным мозгом, на наш взгляд, указывает еще на одну силу души живого организма, не психофизиологического характера, а именно на энергию влияния психической составляющей инстинкта смерти на основные функции поведения живого существа. Так, в архаичном языке духовного опыта сознания это называлось «тело испускает дух». Процесс испускания, следовательно, указывает на то, что связь головного мозга и остальной части тела прерывается не механически, а исчезает постепенно как некоторое поле, которое истекает в результате некоторого времени. Это поле я полагаю результатом трансформации из инстинкта смерти духовной энергии тела, контролирующей основные функции жизнедеятельности организма. Можно сказать, что материя находится во власти духовной энергии как некоторый набор механических систем, функционирующих в качестве остаточной энергии действия этого поля. Рассуждая в пределах закона сохранения энергии, можно полагать, что физическая энергия есть потеря энергии духовной, когда взаимодействие между ними пресекается в акте физической смерти живого организма.

Рассмотрим человеческое тело как некоторое поле (континуум) множества видов физических и химических энергий, находящихся друг с другом в постоянном взаимодействии на основании закона сохранения энергии. Эти физико-химические процессы, действующие в пределах экспериментального научного опыта, мы будем полагать сюръективной базой множества связей физической материи живого организма. Сюръективная база этого множества задана, таким образом, как остаточная духовная энергия, где первичной энергией является энергия инстинкта смерти. В случае отделения головы от тела происходит пресечение процесса непрерывности получения духовного опыта души, или воздействия трансформированной энергии инстинкта смерти на многочисленные психофизические системы организма. Таким образом, мы вводим постулат, который имеет обоснование исключительно в поле существования расовой психологии, поскольку объяснить низшему типу человека, или массовому человеку, что такое инстинкт смерти в его позитивном смысле невозможно, да, и не имеет смысла, ибо подлинная культура так устроена, что не всякое знание может быть доступно каждому человеку. Для того, собственно, и создавались репрессивные институты высшей культуры, такие как каста, чтобы распространить поле духовной энергии на каждого человека, даже такого, который не способен понять, о чем идет речь самостоятельно. Очевидно также, что вследствие восстания рабов и варваров, возникает обратный процесс, то есть реконструкции объективных систем производства духовного опыта нации или народа (например, разрушение большевиками христианских храмов).

Возвращаясь к примеру с телом, у которого отделена голова, нас, в первую очередь, поражает аналогия поведения тела с поведением русской нации после 17-го года, когда ее конвульсивные действия, начиная от коллективизации и индустриализации и кончая современным «вхождением в рынок», являются действиями, лишенными какого-то элементарного рационального смысла. Все происходит стихийно на основании фантазий интеллекта, который, первоначально, заявляет, что Россия «строит коммунистическое будущее», а в наше время, что «страна занимается строительством правового государства и цивилизованного рынка». Эти идеологические клише, очевидно, мало соотносятся с реальным положением дел, когда бандитская психология является действительным воплощением социальных отношений. Но такова суть Темных Веков, ? в них правит варвар, человек, лишенный элементарной совести, ибо совесть есть продукт активности бессознательного инстинкта смерти и, как следствие, реальности духовного опыта людей, гарантирующих существование элементарных правовых отношений. Ведь очевидно, что строительство древними германцами Священной Римской империи было искренним, как и попытки восстановления в наше время Российской империи. В обоих случаях, орды варваров, разрушивших эту империю, становятся впоследствии ее продолжателями, поскольку попадают в поле энергии инициации того духовного опыта государственности, который они, будучи рабами, пытались разрушить.

С другой стороны, в вышеизложенном примере с безголовым телом существует и метафизический аспект. Он состоит в том, что волевая база человека и, вероятно, нации, концентрируется не в инстинкте самосохранения, а в инстинкте смерти, или некотором нематериальном поле духовного пространства, которое владеет человеком от его рождения до смерти. Это поле нематериально, по крайней мере, с точки зрения возможности его исследования в пределах современной экспериментальной науки. Одновременно, то, что с точки зрения религиозной терминологии определялось как испускание духом тела, мы будем рассматривать как рассеивание духовной энергии, получаемой в результате трансформации через индивидуальный инстинкт смерти. То, что тело продолжает совершать движения тогда, когда отсутствует импульс головного мозга, указывает на то, что сам мозг, непосредственно, является частью более сложной системы координации, выявляя вторичные импульсы волевых центров, как посредник. Это посредничество и есть система биологических рефлексов, являющихся следствием духовной инициации человеческой души. Инициация может осуществляться как в поле мирового духа, то есть передача эстафеты духовного опыта от одной нации к другой (теория абсолютного духа Гегеля) или на индивидуальном уровне, если рассматривать отдельного человека в пределах семьи, причем это рассмотрение в самом широком смысле, от человека полу первобытного племени до цивилизованного, а также от самых отдаленных моментов истории до нашего времени. Исторически, следовательно, бессознательный духовный опыт передается через процесс инициации, когда импульс разрушительной энергии инстинкта смерти передается от эпицентра развития высших ценностей на периферию.

Моральная база ценностей выявляется объективно как результат этой трансформации инстинкта смерти в духовный опыт сознания. Субъект, как действующий духовный опыт души, должен осознавать свои поступки в соответствии с моральной системой, имеющей не только историческое основание, но, если речь идет о высшей культуре, то и понимать стратегические перспективы существующего в ней разума. Оговоримся еще раз, что варварский интеллект, в отличие от разума, может быть развит достаточно высоко, и даже находиться на уровне технологических достижений современной цивилизации, однако он не создает правового поля государства. Именно поэтому мы вынуждены отвергнуть опыт гуманистических ценностей русской интеллигенции, возникших и развивавшихся из антирасового инстинкта. Уже, начиная с Петра, здесь возникает тот принцип нигилистической ценностей вырождения, который в наше время стал основой разрушительных процессов в России.

Однако было бы неправильно полагать, что возможен возврат в систему патриархального быта допетровской Руси. Так, за варварской формой государственности ХХ в. в России стоит новая система ценностей мировой цивилизации, поскольку вместе с русским нигилизмом в пределах Дикой Степи возник и стал развиваться очаг новой исторической цивилизации. Другое дело, как относиться к этому новому опыту цивилизации: полностью отвергнуть его и пытаться подстраиваться под разлагающуюся систему ценностей западноевропейского общества, или, критически оценив прошлое, продолжать развитие основ стихийно возникшего нового расового опыта истории? Заметим, что из всех форм западноевропейского образа жизни и ценностей, реально, в России, начиная с реформ Петра, прижилась только военно-дисциплинарная система.

Государство способно существовать только тогда, когда в нем действует осознающая себя рациональная идея субъективности. В противном случае, имеет место профанация государственной жизни, как, например, в современной Африке, где различные «демократические режимы» вполне уживаются с рецидивами каннибализма. Так, византийская идея государственности, которая стала насаждаться на Руси сразу после падения Константинополя, есть суррогатная по отношению к духу истории государственная система, подобная современной американской (о ней будет сказано позднее). Именно в силу неполноценного характера государственной системы византийской цивилизации Петру I удалось сломить ее основу, насадив западноевропейскую форму государственности.

Возвращаясь к анализу поведения тела, лишенного головы, можно сказать, что в России прервался именно тысячелетний духовный опыт цивилизации, который был разгромлен большевистскими ордами. Линия западноевропейского государственного развития осталась, тогда как пласт расового единства русской нации был разорван. Мы, правда, видим, что в моменты распада своей племенной общности варвары начинают заявлять о преемственности своей государственной системы ценностей тем, которые они уничтожили, однако что стоят заявления варваров перед духом мировой истории! Ведь варвары легко усваивают только поверхностные, интеллектуальные ценности, когда идеология общества: «демократическая», «капиталистическая», «правовая» утверждается в массовом представлении там, где еще вчера был «коммунизм», «социализм» и «интернациональное единство восставших масс». Варварство, следовательно, коренится в отсутствии рациональных основ собственной культуры, которые в России полностью отсутствует и, как следствие, здесь отсутствует адекватная историческая идентификация сознания. Ее просто нет, если не считать подражание научно-техническим достижениям западноевропейской цивилизации. Таким образом, в постановке вопроса о сущности варварства в России, как об отсутствии самостоятельной базы рациональной культуры, становятся понятны начала системы, которые нам противостоят.

***

Безусловно, мы встретим интеллектуальный протест против сравнения Темных Веков Западной Европы с современными историческими событиями в России, однако крайне опасно проводить примитивные сравнения современных исторических событий в пределах российской истории, например со Смутным временем. В нашем понимании Темные Века Российской империи рассматриваются в соответствии с исторической концепцией Шпенглера, когда эти века имеют определенную периодичность в истории, как, собственно, и периодичность мировых расовых катастроф. Отличие же нашей концепции от концепции Шпенглера состоит только в том, что он обозревает панораму мировой истории со стороны заката великого стиля высшей культуры Запада, тогда как мы видим мировую историю со стороны восхода новой зари. Эта новая заря, правда, окрашена заревом мировых гераклитовских пожаров, но ведь всякое начало бытия содержит в себе крайности разрушения, которые объективно связываются в субъективный духовный опыт сознания. Вероятно, что наибольшие возражения против подобного сравнения должны возникнуть в связи с достижениями научно-технического потенциала советского режима и современной России. Однако принципиально важно различать в метафизических закономерностях истории достижения интеллекта, который может быть подражательным, от существования самостоятельной рационально-правовой модели государственного развития.

§6

Оценка перспективы американского типа государственности в будущем мировой цивилизации, безусловно, необходима с точки зрения понимания той исторической ситуации, в которой мы существуем. Во-первых, это необходимо, поскольку полностью деморализованный интеллект в России, следуя за американскими ценностями, создал миф о российской демократии, хотя в реальности существует произвол племенных кланов пост большевистского режима. Во-вторых, необходимо осознать реальные причины, по которым страна, лишенная истории как таковой, то есть США, стала мировым политическим лидером.

Наибольшей ошибкой является сравнение американской цивилизации с римской, как, впрочем, и с любой другой цивилизацией, возникающей в течение веков вследствие становления собственной расовой системы, или, фактически, собственного духовного исторического опыта. Наоборот, в американской истории отсутствуют элементарно значимые исторические события. Основная линия развития этой страны после известной войны Севера и Юга протекает в русле тотальной индустриализации и предельного упрощения нравов в сторону четвертого сословия. Можно сказать, что победа третьего сословия в американской цивилизации имела наиболее благоприятные последствия для формирования четвертного сословия, то есть психологии человеческих масс. Эти благоприятные причины следует видеть в отсутствии связи американской цивилизации с историческим духовным опытом Евразии.

Менее всего в понимании духовного опыта Евразии мы имеем ввиду русскую теорию евразийства и ее современные суррогатные аналоги, поскольку, на наш взгляд, евразийская теория есть фактическое оправдание отсутствия собственного рационального исторического самосознания русской интеллигенции. Под опытом евразийского духа мировой истории я пониманию учение Гегеля о развитии мирового духа, чьи первые формы цивилизации проявляются в древних культурах Египта и Месопотамии. Основой евразийского духа, если проследить его развитие от примитивных форм политеизма до мировых религий христианства и ислама следует рассматривать формирование на отдельных территориях Евразии кастовых расовых систем, из которых развиваются самостоятельные цивилизации Азии и Европы.

Интеллект в качестве биологической жизнедеятельности головного мозга, на наш взгляд, не имеет какой-то рациональной исторической ценности. Например, обезьяны, способные использовать примитивные орудия труда, руководствуются интеллектом, то есть потребностью добывать себя пищу повторением неких механических усилий, или варвар Аттила, интересующийся военными технологическими достижениями, но относящийся с полным безразличием к произведениям искусства. Собственно, между варваром и обезьяной действительно много общего, по крайней мере, то, что их действия никогда не выходят за пределы чисто-механического отношения к миру. В этом смысле, эпоха расовых катастроф, в которой четвертое сословие все более возвращается к естественному состоянию человека, есть состояние глубочайшего регресса человеческого разума на фоне интенсивного развития достижений интеллекта, в основном, чисто-механического содержания. Во времена господства советской идеологии ценности чистого интеллекта определялись как ценности научно-технического потенциала, что лишь доказывает большие возможности варварского интеллекта в его чисто-механических достижениях.

***

В нашем понимании правовой системы американской цивилизации мы будем исходить из психоаналитических исследований-наблюдений Юнга над коллективным бессознательным белого американца. Юнг, утверждает, что белый американец не является представителем европейского расового архетипа, то есть не выражает бессознательных инстинктов европейской души. Наоборот, бессознательное белого американца заполнено африканской и индейской расовой ментальностью бессознательных реакций. Эти наблюдения интересны по двум причинам. Во-первых, Юнг, косвенно намекает на различие между массовой и расовой душой. Во-вторых, что более важно, он вскрывает механизм воздействия уничтожаемой культуры на завоевателей через инъекции инстинкта смерти расовой инициации. Вытесняемое из области психической составляющей интеллекта, или просто не способное проникнуть в эту область в силу отсутствия интеллектуальной культуры как таковой, расовое бессознательное проникает в инстинкт смерти завоевателя, и инициирует опытом своей исторической духовной энергии, вследствие чего завоеватель должен либо полностью ассимилироваться, либо быть изгнан из страны. Очевидно, что динамика инициации воздействия расового бессознательного использует особые механизмы вытеснения, поскольку, в отличие от проблем сексуально-психического характера, здесь на первый план выступают проблемы духовно-психической идентификации, требующей морального оправдания человека перед духовным опытом своего народа.

Как и американцы, византийцы сложились из выродившихся остатков доминирующих в высшей культуре народов: римлян и греков (в американском этносе это соответственно англичане, французы и немцы) и многочисленного сброда представителей четвертого сословия, которое, как кочевая орда, переместилась и осела, первоначально, на периферии Римской империи. Английские каторжники и проститутки, разного рода проходимцы и другой человеческий сброд, ставший основанием этнического состава современной Америки, характеризуется тем, что, будучи мало причастен к истории христианской религии, где он оценивался как раб, в полной мере усвоил наиболее примитивные этические нормы английского либерализма. Аналогичным образом и византийцы, с одной стороны, подверженные политеистическим формам культуры, могли развиваться, как осознающие себя субъекты, только в сторону христианской цивилизации, поскольку здесь они чувствовали себя людьми, а не расовым суррогатом разгромленного и уничтоженного варварами греческого и римского народа.

Армия, состоящая, в основном, из наемников; сама историческая ситуация, когда на Востоке и на Западе другие народы либо впали в состояние варварства, либо стремительно в него втягивались (например, современные западноевропейские нации в наше время или арабская цивилизация по отношению к византийской на заре становления западноевропейской цивилизации), ? все это сближает систему функционирования византийской и американской государственной модели. Но главное, что сближает эти две формы государственной системы, ? это исключительная ориентация на интеллектуальные ценности, которым приносятся в жертву все другие человеческие интересы. Так, чистые интеллектуальные ценности суть ценности, которые не имеют духовного основания как такового, поскольку для интеллекта, использующего рассудок в качестве своего инструмента познания, дух не является живой силой. Ведь интеллектуальные ценности возникают, как правило, в среде третьего сословия, которое, в процессе своего исторического самоутверждения субъективной свободы должно естественно отрицать духовный опыт той расы, к которой оно относится. Именно в силу этой схемы развития антирасовой государственной модели, американцы исключительно восприимчивы ко всему, что составляет коллективно-массовый механизм социальной системы. В этой системе сливается огромный опыт исторической расовой сюръекции, то есть подмены моральных принципов жизни формально-юридическими процедурами, в которых возможность трансформации духовного опыта сводится к нулю. Но пожалуй, наиболее значительным аргументом в доказательстве родственности этих двух культур является их исключительно антиэстетический характер. Очевидно, что эстетическое восприятие есть реальная база рационального опыта, тогда как отсутствие такового есть состояние варварства мысли, которое, впрочем, не исключает свободной игры воображения интеллекта.

За пределами западноевропейской цивилизации различные племенные вожди объявляют себя то отцами народа, то президентами, рассуждают о демократии или о благе народа, хотя по сути являются варварами по отношению к самостоятельной рациональной культуре. Все дело в том, чистая механическая мысль мало соприкасается с рациональным знанием, поскольку исходит из представления о мире в пределах психологии ремесленника или профессионала какого-то практического эмпирического направления: экономист, инженер, предприниматель ? все это человеческие типы низшей психологии, чья активность в мировой цивилизации резко возрастает в эпоху расовых катастроф. Можно сказать, ссылаясь на исследования психоанализа, что массовое бессознательное, так или иначе, подчиняется энергии сексуальных влечений, ставя себе на службу интеллект. Внутренний бессознательный импульс воли по изменению внутренней психической структуры в человеке вызывает только инстинкт смерти, этот очаг возникновения духовных слоев психики, в которой зарождается человеческая совесть. В этом смысле, различные массовые современные психические заболевания вызваны именно потрясениями этих слоев вследствие расовой катастрофы, то есть невозможностью людей с недостатком воли противостоять в одиночку тотальному аморализму массового общества.

Оценивая государственно-социальную модель американской демократии, следует заметить, что такие буферные модели, связывающие переходный период между старой эрой человечества и утверждением новой, никогда не обладают каким-то новым рациональным опытом. Так, несмотря на варварский характер рациональной культуры Западной Европы начала II тыс. от Р.Х., история философии перемещается именно в среду варварского интеллекта, поскольку в процессе разрушения коллективных стереотипов представлений о существе новой веры возникает возможность утверждения реальности новой морали и нравственности. Не случайно, американская система научного образования стоит на одном из последних мест в мире, хотя по уровню научных разработок — на одном из первых, что связано с элементарной перекупкой ученых. Капитал — это то, что является душой буферных социально-государственных систем, подобных византийской и американской. Капитал, одновременно, есть душа четвертого сословия, для которого духовный опыт не существует в силу исторического самоутверждения за счет уничтожения структур кастовых принципов человеческого сообщества.

Если мумифицированная кастовая система английского общества в образе английской королевы вызывает сентиментальные чувства у масс английских quasi homo, то у разумного человека она вызывает сознание символа окончательного разложения высшей культуры, представителем которой является выдающийся поэт английской аристократии В. Шекспир. Так, в английской истории выступает, с одной стороны, существует Шекспир с его определяющими тип новой расовой души, поэзией, а с другой, принцесса Диана, моющая в юном возрасте машины, чтобы подзаработать, — вот та пропасть, которую прошла английская нация от своего высшего проявления в мировой истории до позорного положения вассального придатка США. Мы видим, что процесс мумификации кастовой системы, наиболее полно выразившийся на закате античной цивилизации в египетском государстве вплоть до запрещения в нем политеизма как религии, есть объективный процесс исчезновения старой расы. Ведь вера в высшие ценности суть живая полнота духовной энергии, связывающая индивидов в духовное целое. Именно поэтому метафизика сознания смерти является определяющей во всех расовых исторических кастах. Рассматриваем ли мы ритуалы индейцев майя, или мистерии египетских жрецов, или дионисические мистерии, везде сакральная мощь природы человеческой воли прорывается в природе человека через разрушительное воздействие инстинкта смерти.

Неприязненное отношение человека в истории к сознанию смерти есть первый признак распада расовой психологии и, как следствие, распада единых моральных норм. Везде бессознательная деятельность инстинкта смерти создает расовую платформу государственного быта, или хотя бы систему племенных табу, в результаты которых примитивное племя сохраняет свои представления о происхождении в истории. Другими словами, единый дух нации, народа, племени начинается с героического опыта своей истории, когда этническая группа обозначает свое отношение к смыслу своего коллективного существования не со стороны примитивных механизмов выживания, а со стороны сакральной духовной основы души. То, что в фазе распада высшей культуры этот единый прообраз духа постепенно утрачивается, доказывает не то, что он не существенен, а то, что разум в истории всегда вырабатывает новые представления о ценностях. Мотивы рефлексии рассудка, вследствие которого исчезают одни представления о происхождении явлений духовной реальности и появляются другие, следует видеть в воздействии разума на коллективные представления.

Почему мы полагаем, что американская цивилизация есть конец духовного опыта тысячелетнего развития мировой цивилизации, а русская цивилизация ? это варварское начало новой истории мирового духа? Во-первых, очевидно, что обе эти системы развивались из кризиса гуманистических представлений, будь то современные ценности американской демократии или советского коммунизма до недавнего времени. Так, мало, кто в наше время сомневается в том, что в американской модели демократия переродилась в примитивный фарс, который характеризует даже не психологию буржуа, этого, в принципе, относительно полноценного человека третьего сословия, а во все тот же неполноценный тип quasi homo четвертого сословия. Так, если вера христианина в поздней Римской империи была также естественна и обоснована с точки зрения разума, как и немногочисленна, то в Византии она приобретает характер основ государственной религии, политически внушающих населению эту веру. Аналогичным образом и американская демократия, в отличие от демократии западноевропейской, выражается не в естественном переживании сознания свободы, а в постоянной регламентации поведения индивида социальной системой, которая внушает субъекту, что он свободен.

Мы оцениваем субъективное сознание свободы с точки зрения рациональной психологии человека, а она требует, чтобы сознание субъективной свободы выражало чувство долга, которое определяет собой обязанности не столько перед другим конечным человеческим существом, сколько перед бессмертной природой духа. Это сознание свободы, безусловно, существовало в высоком гуманизме европейской культуры два века назад, выражаясь во вполне искренней вере в разум. Но существует ли эта вера в современной американской душе? В вопросе об американской душе мы вновь должны возвратиться к анализу архетипа белого американца у Юнга, который утверждает, что бессознательные ассоциации американца не выражают европейского менталитета, поскольку исключают (это мое личное утверждение) исторический духовный опыт мировой цивилизации. Но если одна познавательная способность у человека ослаблена, то для компенсации ее должна быть максимально усиленно другая, что аналогичным образом происходит, например, в случае утраты человеком зрения или слуха, когда усиливаются оставшиеся органы чувств. Так, психоанализ получает первоначальное признание именно в американской культуре в силу психоаналитических методов, дающих возможность окончательно «расправиться» с действием бессознательного инстинкта смерти путем максимальной концентрации сознания на сексуальном инстинкте.

В работе «Происхождение духовного опыта человека» я показал, что история высших культур мировой цивилизации есть история изменения механизма трансформации коллективного инстинкта смерти в духовный опыт сознания, когда высшая раса утверждает себя на Земле духовную власть, используя для доказательства правоты своей власти, в первую очередь, идею справедливости, имеющую стратегическую основу, уходящую в отдаленное будущее. Так возникали мировые религии. Но что произошло в последнее время с верой в разум? Что произошло в последнее время с гуманизмом, чьи ценности, собственно, являются последней великой верой человечества в будущее?

Я рассматриваю европейский гуманизм как своего рода Ветхий Завет веры в разум, который в наше время, безусловно, морально устарел. Так, мало кто сомневается в том, что научная метафизика закончилась в силу исчезновения вопросов онтологического содержания в ее истории. Позитивистские же теории суть пустые рассуждения на тему о пользе мыслительной деятельности в противовес отсутствию таковой, что, собственно, есть ничтожная риторика механического мышления, гоняющего рациональные положения по кругу. Подлинный же разум всегда обращен к чему-то новому, что включает в себя прошлые достижения рациональной культуры на основании обновления онтологических вопросов в результате постоянной переоценки ценностей в истории. То, что произошло с научной метафизикой, сравнимо с судьбой теологических вопросов метафизики, которые в свое время перестали быть актуальными по причине перемещения объективной сущности мирового исторического разума в область научных проблем.

§7

Мы должны научиться рассуждать о правах высшего типа человека, обладающего разумом, выделяя это право как особое из тех единых прав человека, которые были провозглашены в процессе европейских революций. Для нас европейские революции являются восстаниями рабов, а по отношению к опыту высших культур мировых цивилизаций, — новых варваров, поэтому полагать, что научно-технический прогресс, ставший основным достижением этих революций, есть благо для развития духовного опыта человека, бессмысленно. Техника — это не рациональный, а интеллектуальный продукт творчества человека, поскольку подлинный разум выражает чистую идею бытия, где практическая составляющая этой идеи есть косвенный продукт ее реализации. Необходимость рассуждений о праве высшего типа человека обусловлена тем, что права гуманизма, привнесенные в Россию вместе с большевистскими ордами, утвердили здесь не свободу, а диктатуру низшего типа человека, современного гунна мировой цивилизации. В результате этой диктатуры в России сложилась культура Шариковых-Швундеров, создавших социальную инфраструктуру замкнутой власти четвертого сословия, где нет места рациональной психологии.

Тяжелый психологический удар, которая получила русская интеллигенция, первый — в начале века, в процессе геноцида большевистской орды, в наше время оказался еще сильнее, поскольку современный геноцид характеризуется отсутствием возможности этой интеллигенции эксплуатировать какую-ту систему представлений, где были бы «прогрессивными» лозунги «угнетенных и рабов». Чтобы интеллект встал на сторону расы, он должен иметь какой-то опыт высшей культуры, ? у русской интеллигенции он отсутствует. Русская интеллигенция развивалась на периферии высших ценностей мировой цивилизации, воспринимая, в основном, закономерности механического мышления, те ценности, где была активна массовая психология человека.

Занимая позицию национальных расовых интересов, мы будем первыми, кто ставит вопрос о существе высшей культуры в России, исторически. Причины растерянности советской интеллигенции следует полагать закономерными, поскольку вместе с поражением советского строя потерпела поражение и русская интеллигенция с ее интернациональными идеями братства рабов. В действительности мировой истории раб всегда получает то место, которое он заслуживает, то есть существа низшего типа, поскольку чтобы стать человеком, необходимо совершить разрушительную внутреннюю работу познания высших ценностей, идентифицировав свой духовный опыт с опытом историческим. Ведь именно в единстве с духом истории концентрируются основные механизмы действия нравственного закона человека, когда на поверхность, то есть в область рассудка, выступает только небольшая часть айсберга в форме юридических законов и моральных норм.

Русской нации необходима собственная рациональная культура, поскольку, начиная с реформаторской деятельности Петра, мы утратили наши патриархальные ценности, когда начал утверждаться комплекс варварской неполноценности. Следует сказать, что, в целом, вся российская история с петровских реформ протекала как процесс постоянно увеличивающегося комплекса неполноценности. Причины его следует видеть в непрерывном отступлении от своих расовых позиций во имя массовых интересов. Не следует забывать, что большевистские методы Петра стали прообразом для геноцида над русской нацией в ХХ веке.

***

Первый опыт ассимиляции большевистских банд следует видеть в сталинизме, когда государственная собственность получает некий сакральный характер. И здесь неправильно полагать, что это было государство восточного деспотического типа, поскольку, хотя эти аналогии имеют основания, существуют и принципиальные различия. Здесь мы должны возвратиться к ситуации исторических расовых катастроф, когда орды варваров захватывают страну, например дорийская орда ахейское государство. Варвар — это, очевидно, недочеловек, поскольку он не несет моральной ответственности за свои поступки, которая характеризует человека, поэтому все его действия, первоначально, направлены на то, чтобы уничтожить тот расовый потенциал, которым обладает народ, подверженный оккупации. Именно с геноцида против расовых сил нации начал Ленин, а продолжил Сталин. Но всегда после тотального расового геноцида наступает момент, когда разрушение старой государственно-правовой машины приводит к коллапсу единого расового поля и, как следствие, происходит разрыв преемственности единой духовной традиции. Именно здесь начинают действовать механизмы мирового духа. В подсознании варвара начинается распад агрессивного инстинкта и, параллельно, формирование нового духовного опыта, который указывает на начало новой цивилизации, если, конечно, вследствие процесса этого геноцида народ или нация не исчезает, как например исчезла империя инков или римский народ. Так, через несколько веков после дорийского нашествия в Древней Греции возникает классическая культура, куда перемещается центр мировой цивилизации.

Этим новым опытом расового духа я полагаю государственную собственность, имевшую при Сталине почти сакральный характер. Поясним, что мы имеем ввиду. Варвар требует подтверждения действия разума в чем-то эмпирическом. Он должен «своими руками» пощупать реально то, что разум действительно существует. Этим реальным подтверждением и стала «социалистическая собственность». Можно иронически относиться к такой варварской аргументации объективности разумного существования, однако другой в России государственной формы объективной рациональности не существует. Иные формы — это игры подражательного интеллекта, который, как в Африке, выражает колониальные формы цивилизации, но никак не собственные начала исторического опыта мирового духа.

Таким образом, то, что сформировалось в эпоху сталинизма, следует рассматривать как простейшую расовую модель, которая характеризует момент начала переплавки кочевой орды в систему мировой цивилизации. Вероятно, этот момент всегда скрыт Темными Веками от проникновения в него субъективного разума, однако действия новой расовой психологии здесь обозначается как направленность основных законов мирового разума. Что это за модель, которую мы выделяем из ленинского откровенного антирусского режима и всех «генсеков», начиная с Хрущева? Во-первых, сразу следует отказаться понимать ее как нечто позитивное с точки зрения самодовлеющих структур высшей культуры, из которых мы исходим. Недочеловек, в нашем понимании, является таковым, если он не определяет свой нравственный закон. По отношению к царской России большевики выступили как агрессивная орда, которую мы полагаем человеческим сбродом, подобным гуннам Аттилы или ордам Батыя. Очевидно, что резкость оценок здесь исходит из глубокого различия между существом высшей и низшей культуры. Низшая культура лишена идеи разумного определения духа, когда предводитель племени, какой бы властью он не обладал, есть олицетворение стихийных сил природы, в которые верит варвар этого племени. Для нас здесь не важно, каковы эти природные силы, например, у большевиков они ассоциировались с пролетарской революцией. Единственным положительным началом в сталинской модели мы полагаем ее отношение к государственной собственности, которая полагается священной в силу доказательства реальности эмпирического разума.

Собственность, вообще говоря, есть своего рода критерий разума в эмпирическом сознании государственной реальности, когда действительность становится проекцией коллективных представлений о праве. Так, было бы наивно полагать, что большевистская банда в первые десятилетия советской власти не чувствовала угрызения совести, — они были, в силу того, что бессознательная база этих людей сформировалась в царской России, где существовали вековые устои патриархального права, хотя и значительно ослабленные после петровских реформ. Другое дело, что разрушительная энергия инстинкта смерти, где требовалось умереть за пролетарскую революцию, вела этот сброд на акты вандализма с целью получения нового духовного опыта, который расширял поле мировой истории в российской реальности. Ведь низшая культура, как и культура высшая, также есть продукт трансформации действия инстинкта смерти, когда фанатичная вера рабов суть расширение процессов цивилизации вглубь, в массы людей, хотя, как правило, это приводит параллельно к разрушению государств и исчезновению народов.

Реконструируя поведение варваров в завоеванной стране, например дорийцев в захваченной Древней Греции, можно понять, почему антирасовый террор продолжался только некоторое ограниченное время: причины следует искать в поиске легитимности власти дорийских банд перед цивилизованными государствами, такими как, например, Египет. Именно в этот момент начинается взаимопроникновение натуры варвара и души разгромленного народа, вследствие чего образуется новая раса. Суть в том, что это новая раса, в первую очередь, не биологически, а психологически, то есть ее ценностные установки, прежде всего связанные с получением нового духовного опыта, кардинально меняются, что находит свое выражение, в частности, обряде похорон, когда на смену ритуалу мумифицирования высокопоставленных вождей у ахейцев, у дорийцев возникает ритуал сожжения мертвых на костре. Заметим, что мавзолей Ленина для большевистских банд также выражает определенное кардинальное изменение отношения сознания к смерти, когда мумифицирование вождя мирового пролетариата становится сакральным изменением бессознательного отношения к идее бессмертия души. То, что в наше время воссоздается храм Христа Спасителя ? это уже в большей степени фарс, чем реальность сакральной непрерывности православной традиции, поскольку, помимо длительного надругания над религиозными святынями, существует и реальность катастрофического уменьшения человека старой расовой души, прежде всего, конечно, по объективным причинам.

Следуя марксистской теории, ложно трактовали, что Средневековье есть особый, неизвестный для античности, тип производства. Наоборот, феодальный тип производства начинает возникать уже в поздней античности, когда богатые римские землевладельцы постепенно полностью обособляются от императорской власти, создавая замкнутую феодальную знать, на которую власть централизованная оказывает мало влияния. Основная черта этой раннефеодальной собственности в поздней Римской империи — это исчезновение духа государственности как такового: в среде армии, высшей аристократии и чиновничества. Можно также предположить, что гибель Римской империи закладывалась именно в этой раннефеодальной системе поздней античности, которая затем была скрыта Темными Веками, когда римская раса окончательно выродилась.

Я полагаю, что особенностью сталинской модели государства являлось то, что сакрализация государственной собственности, фактически, провела границу государства как такового, когда начался процесс формирования нового расового фронта реальности. Здесь, очевидно, следует оговориться, что геноцид русского народа продолжался, однако параллельно происходило становление государственной системы в том виде, в которой она могла существовать после нашествия большевистской орды. Так, вероятно, происходит процесс образования новой расовой психологии человека, когда архаичные расовые инстинкты переплавляются в современный тип мышления, поскольку часто, исторически, самосознание требует разрушения архаичных представлений. Здесь начинается новая история российской государственности, где действует новый расовый образ мыслей.

Возвращаясь к особым правам человека высшего типа, следует сказать, что критический момент российской истории состоит в том, что низший человеческий тип, кажется, полностью реализовал свои планы в России, где государственная собственность разграблена самыми ничтожными по отношению к подлинному разуму, людьми. Мы ставим диагноз современной российской истории: тотальная оккупация ее социальной системы низшим типом человека, поэтому аналоги со Смутным Временем здесь бессмысленны и опасны с точки зрения стратегических перспектив развития исторического разума в России. Можно было бы вообще похоронить русскую нацию, если бы не ощущение, что последнее историческое слово все-таки в России не сказано, но кем? Здесь мы должны понять, как рождаются высшие культуры и ее носители, высшие расы в мировой истории.

Следует сразу же отказаться от идеи биологического неравенства рас, поскольку мы рассматриваем расовую сущность человека не в области интеллектуальных и биологических различий, а в сущности различия духовного опыта мирового разума. Интеллектуальная пропасть различного развития людей разных рас, как и различий биологических, безусловно, существует, однако в историческом времени, где происходит рождение новых цивилизаций и исчезновение старых, периодически высшие расы вырождаются в равнодушное население, которое взирает за захват своей государственной территории с тупым безразличием масс quasi homo. Так, очевидно, что сознание первобытных племен современной Африки и Южной Америки, в интеллектуальной области, действительно, бесконечно далеко от технократических достижений мировой цивилизации, но так или оно далеко от бессознательных переживаний инстинкта смерти, связывающего белого европейца и австралийского аборигена? Фрейд, рассматривающий бессознательные влечения как динамическую среду возникновения феномена сознания, не случайно ввел для понимания бессознательных процессов человека термин «табу» и «тотем» из лексики австралийских аборигенов. Одновременно, он попытался распространить термин «табу» и на кантовский императив, что, в принципе, справедливо с точки зрения функций интеллекта, но с позиции объективной природы разума это вызывает серьезные возражения. Понимание единства ограничительных функций в бессознательном, имеющих единое происхождение у всех людей, вне зависимости от биологических особенностей и уровня образования, требует задуматься о том, что в действительности ограничение на тот или иной поступок человека оказывает не столько социальная среда, сколько специфические свойства самого индивидуального инстинкта смерти человека. Можно сказать, что основы разрушительного бессознательного начала психики, которые все народы без исключения сводили к переживанию инстинкта смерти, указывает на единую прарасовую основу человечества, которая впоследствии распалась на несколько потоков, где та или иная расовая ветвь ушла вперед в интеллектуальном развитии, меняясь, в частности и биологически, тогда как центр оставался и остается единым.

§8

Мало, кто не испытывает недовольства и раздражения по поводу социальной ситуации в России, протекающей, на наш взгляд, по чисто иррациональному руслу, сопровождающемуся некими варварскими заклинаниями интеллекта по поводу экономической целесообразности социального развития и непонятно прав какого человека. Если предположить, что необходимо реализовать права тех, кто определяет себя как человек, то, пожалуй, лучше бы этого человека вообще не существовало, поскольку тогда пришлось бы усомниться в разумном историческом развитии мировой цивилизации. Это биологическое существо, лишенное совести, вообще говоря, не имеет права называться «человек». Ведь человеческая культура возникла в самом безжалостном конфликте с животным существом низших инстинктов, которое самым вызывающим образом обнаружило себя в Темных Веках российской истории. Именно отсюда и возникает необходимость осознания особых прав человека высшего типа, если единые права себе присвоила эта психическая организация типа quasi homo.

Оценивая влияние американской цивилизации на крайне слабые самостоятельные зачатки собственного цивилизационного поля в России, следует сказать, что они в меньшей степени разрушительны, тем деятельность племенных кланов, захвативших власть в России с 17-го года. Проблема состоит в том, что с этим биологическим существом постбольшевистского типа рациональный контакт маловероятен в силу его инстинктивного неприятия расовых инстинктов человека, — ведь по отношению к ним он есть существо низшего типа. Так, и влияние византийской цивилизации на франков, а египтян на дорийцев, захвативших Грецию, скорее было сдерживающим, чем оккупационным. После распада единых моральных принципов или, более обобщенно, единых ограничительных табу в среде полудиких общин, образующихся вследствие оккупации какого-то государства, становится максимально активен именно низший человеческий тип, получающий полную власть в племенной среде, которая возвращается к полупервобытной нравственной жизни. Исторически, мы видим, что рациональный выход, который искали люди, оказавшиеся в такой ситуации в мировой истории, это строительство расовых каст с целью ограничения максимальной активности quasi homo. Но заметим главное, — эти люди обладали разумом.

Еще раз повторим один из центральных постулатов нашего понимания высших ценностей: исторический момент, когда высшее начало, в которое верили и за которое умирали люди как объективность единого нравственного закона, становится достоянием больших масс людей, вера в это высшее начало должна быть сконцентрирована в стороне от массовой жизни . Аналогичная судьба постигла и веру в разум, под знаменем которой сформировалась объективная рациональная культура последних веков. Требование, чтобы сущность разума стала доступна всем, даже малограмотным людям, стала причиной появления массовой культуры, которая генетически враждебна разуму.

Психоаналитическая теория, стоящая на службе интеллекта, но не разума, затронула ту область бессознательного, которая является основой для получения духовного опыта, — это инстинкт смерти. Фактически, психоанализ, косвенно, разграничил область социального бессознательного, которое строится из техники вытеснения влечений, и область, которая им не изучалась, то есть область бессознательного, образующегося под воздействием инстинкта смерти. Эту область мы определяем как сферу расового бессознательного, которое характеризует не социальную, а кастовую систему взаимоотношений между людьми.

Чтобы понять сферу бессознательного, связанного с инстинктом смерти, нам необходима историческая рекурренция духовного опыта, которую Ницше определял как вечное возвращение расового опыта человечества. Действительно, то, что рабские массы «поверили» в разум, есть скорее отрицание высших свойств разума по отношению к его частичной реализации в области научного знания. Попытки свести рациональное знание исключительно к области научного обоснования, составляет сюръекцию разума, то есть его эмпирическую сферу, доступную для органов чувств. Понимание рационального, которое выходит за пределы, как чувств, так и рассудка, определенное Кантом в природе трансцендентальных идей, было развито у Гегеля в теорию объективного исторического развития духовного опыта разума. У Ницше, наконец, происходит постановка вопроса о глобальном различии рационального и иррационального не только в сфере рассудочной и эмпирической, но и в области бессознательной, то есть граница между иррациональным и рациональным, ранее пролегавшая в опыте традиционных представлений, разрушается. А вместе с разрушением традиционных представлений об иррациональном и рациональном, исчезает и моральная граница, в которой всегда существует необходимость существования нравственных понятий.

Здесь мы должны поставить вопрос об эволюции представлений о разуме, которые, начав свое развитие с противопоставления научного знания религиозной доктрине, в наше время полностью ликвидировали какое-то элементарное понимание существования в сознании субъекта духовного опыта. Так, если принять, что существует единый прарасовый центр мировой истории, который разветвляется на отдельные потоки человеческих рас, мутирующих друг с другом, и периодически вырождающихся в массы quasi homo, то история мирового духа есть история государственности высших рас в качестве объективной реализации разума в определенные формы высшей культуры. Важнейшим критерием этой новой расовой души является специфика восприятия в ее сознании чувства исторического времени. Художественное мышление становится субъективным механизмом переплавки инстинкта смерти в объективную сущность духа исторического сознания, поскольку эстетическое созерцание есть единственная форма непрерывности восприятия реальности через энергию инстинкта смерти, в отличие, скажем, от схематично мыслящего рассудка, который воспринимает объект как чистую абстракцию. Храмовое искусство наиболее полно отображает этот процесс исторической переплавки разрозненных племен в единый народ, когда возникают признаки самостоятельной цивилизации.

Что указывает в России на собственный исторический центр культуры, который имеет какие-то стратегические перспективы мирового разума? Мы находим здесь три фазы национальной трагедии ХХ века: разгром большевистской ордой российского государства; формирование на его обломках военно-государственных союзов с зачатками новой расовой души, их неизбежный распад в силу неполноценности идеологии полуварварских общин; и, наконец, попытка возвращения распавшихся полубанд к ценностям царской России. Следуя исторической концепции Шпенглера, можно сказать, что этот момент соответствует образу жизни полуварварских племен между Темными Веками и ранним Средневековьем, когда существуют признаки, с одной стороны, откровенного варварства, а с другой, собственной базы цивилизационного поля.

Какой критерий должен быть взят за основу понимания, что является в наше время варварством? Поскольку мы верим в разум, то для нас этим критерием является разумная деятельность людей, направленная на расширение позиции разума в действительности. Но в современной массовой цивилизации высшие ценности разума полностью отсутствуют, поскольку незаметное исчезновение моральных вопросов научной метафизики привело к чисто-интеллектуальным вопросам позитивизма, который категорически отрицает возможность следования каким-то новым подходам в понимании разума, действуя в духе новой инквизиции. Под варварством, очевидно, мы понимаем разграбление государственной собственности в России, которая была произведена в результате постбольшевистского реванша.

Долгое время в российской культуре действовал миф об исключительной роли русской (а затем и советской интеллигенции) в судьбе России. Действительно ли это так? То, что российская история возвратилась в наше время к своей исходной точке расового самоопределения, когда Московия начала расширение своих территорий за счет народов татаро-монгольской орды, говорит об обратном, а именно то, что, исторически, возник только некий внешний каркас цивилизации над внутренним содержанием рационального варварства, который неизбежно прорвался в конце ХХ века. В наше время советская интеллигенция благополучно растворилась в массах quasi homo, влившись в ряды многочисленных Шариковых-Швундеров. Конечно, можно ностальгировать по поводу утраченной связи с ценностями, которые существовали до большевистского нашествия, однако в достаточной степени достижения России в период династии Романовых есть постепенное разложение патриархальных ценностей, и, фактически, деградация народа, который не мог понять, куда его вели в силу отсутствия бессознательной связи между лидерами и национальным большинством. Если какие-то национальные связи и существовали в последние триста лет, то в очень вязкой форме, активизируясь лишь в период войн.

Основной чертой русской и, особенно, советской, интеллигенции была ориентация ее на низшие ценности западноевропейской цивилизации, что прямо характеризует варварский тип разума. Варварский ум всегда стремится ухватить что попроще и что можно «пощупать руками» в доказательство полезности заимствованного знания. Именно как любознательный дикарь был воспринят Петр, когда он приехал учиться в Западную Европу, поскольку иностранцев больше всего поразил подавляющий интерес варвара к чисто-техническим достижениям цивилизации, и его равнодушие к искусству и метафизическим вопросам, обсуждавшимся в то историческое время. Это отношение тотальной ориентации варварского сознания на низшие ценности западноевропейской цивилизации стали базовыми для всей последующей формы подражательной культуры, возникшей после реформ Петра.

Чтобы нация существовала в мировой истории, а не присутствовала на ее периферии, необходима собственная база разума, где события мировой истории имеют смысл в качестве понимания его объективных рациональных законов. Так, пародия на понимание этой стратегии была реализована в России в марксистском учении, однако так мыслит варварский ум, которому важно доказать свою сопричастность истории любой ценой, вплоть до тотального насилия над ее духовным прошлым. Подлинный разум не насилует историю, поскольку любое насилие над духом ответит тотальным разгромом варвару, подлинный разум проникает в законы духовного таинства с помощью новых средств познания. Последним таким проникновением мы находим теорию Гегеля о существовании абсолютного духа мировой истории, владеющего судьбами народов и наций, как дух отдельного человека владеет своим телом. Процесс этого овладения одним из народов природой абсолютного духа Гегель рассматривает как процесс осознания субъективным мышлением отдельного индивида себя в истории, которое объективно выражает мировой дух в качестве новой стратегии разума. Мы, собственно, в наибольшей степени исходим из понимания разума по Гегелю, но не с позиции марксизма, который из объективных процессов расовой катастрофы сделал вывод о победе пролетарской революции, а с позиции расовых катастроф Шпенглера, который обращается к энергии воли новой мировой расы, готовой к эстафете духовного опыта в мировой истории.

То новое, что привносит теория расовых катастроф в существо понимания происхождения субъективного разума, — это его бессознательные предпосылки появления, которые, первоначально, объективно отрицаются, действующими в обыденном сознании, коллективными представлениями. Заметим, что в отличие от кантовской теории понимания начал субъективного разума, в сфере рассуждений о его действии объективной природы во вне исторических законов пространства и времени, Гегель исходит из объективного происхождения разума из непосредственной человеческой воли. И здесь возникает существенный вопрос: каков реальный механизм кардинального изменения ценностей сознания в каждую новую эпоху? Я полагаю, что бессознательным механизмом этого изменения является коллективная энергия инстинкта смерти людей, которая, в отличие от сексуальных влечений, не подвержена законам эволюции природы, но выражает эволюцию понимания исторической сущности разума. В подтверждение этой мысли я приведу один исторический пример. Перед распадом СССР, буквально за год-два, я читал одну из статей советской газеты, где автор недоумевал по поводу суждений тех, кто предвещал распад советского государства. Указывая на незыблемость тоталитарного строя, на службе которого существуют мощнейшие карательные органы и пяти (или десяти?) миллионная партия коммунистов, он, с другой стороны, вспоминал, что перед гибелью Российской империи также мало, что указывало на последовавшие затем исторические события. Разве возможно сокрушить столь прочную стену тоталитаризма? — вопрошал автор, и сам себе отвечая, утверждал, — можно, указывая на трагические события гибели Российской империи. Главное, что сквозило в этой статье, — это намек не некие метафизические законы истории, которые не могут поддаваться здравому смыслу с точки зрения конечных представлений о реальных событиях. Что это за законы?

Размышляя над метафизическими законами истории, когда некая высшая сила создает и разрушает мировые цивилизации, мы, прежде всего, рассматриваем систему ценностей, которая эти государства создала. Так, действие методического человеческого труда: по сооружению храмов, оросительных сооружений, начал письменности, который определяет признаки цивилизации, состоит в отказе членов некоторой общины от примитивных природных представлений об окружающей их реальности. Община начинает расслаиваться, и в ней возникает определенная иерархия, чья объективная система отображает субъективный дух воспроизводящегося образа жизни людей. Без иерархии, или опыта олигархического строя, не может существовать ни одна устойчивая государственная форма цивилизации. Чем является олигархический строй? Понимание олигархии для нас крайне важно в силу глубоких симпатий всех исторических аристократий этому принципу государственного устройства. При этом, конечно, следует оставить в стороне циничные идеологические игры Шариковых-Швундеров, в которых «олигархом» называется постбольшевистский пахан из бывшей партийно-комсомольской среды, присвоивший часть собственности России в результате распада единого социалистического племени. Мы не собираемся фантазировать по поводу реальных событий в России, когда осознаем, что распад племенного единства во всех ордах заканчивался их последующим грабежом добычи и ленивой бездеятельностью; меняются лишь исторические особенности разговоров после удачного похода: в наше время это разговоры о «цивилизованном рынке» и «правовом государстве». По поводу же «коммунистического труда» следует сказать, что он в большей степени напоминал труд порабощенного народа собственными национальными отбросами. Сейчас, когда эти отбросы получили собственность и пытаются сделать свою власть легитимной, крайне важна историческая национальная идентификация.

Кастовая иерархия в истории возникает как единство людей высшего типа, которые объединяются, чтобы установить право и закон на основании той нравственной необходимости, которая возникла в данный момент в данное историческое время. Полагать, что эта необходимость заранее известна, что в ней понятны предпосылки ее возникновения, — это, значит, не понимать сакральных свойств действия духа в природе человека и в мировой истории. Никто в начале ХХ века не мог предполагать, какие испытания должны пройти Россия, когда осознание исторической реальности произошедшего только сейчас получают простейшие контуры. Именно в силу отсутствия понимания элементарных метафизических законов в российской историографии здесь получила поддержку марксистская теория. Это и есть погружение религиозного сознания в варварский интеллект, в котором распадается ранее наработанный духовный опыт. Этот опыт, правда, сохраняет некоторые островки, которые указывают на разорванные исторические связи, однако эти островки исторического прошлого все дальше и дальше удаляются от настоящего. Собственно, так происходит везде в мировой цивилизации, и российскую реальность отличает только агрессивность мрака Темных Веков, где глубина расовой катастрофы ощущается особенно зловеще и концентрированно. Зловещее начало указывает на реальное происхождение человеческой души не из комплекса биологических влечений, а из разрушительного инстинкта смерти, который сгущается тем, где возникает новый духовный опыт мировой истории.

Таким образом, разуму в России противостоит не человек, которого не может существовать в эпоху Темных Веков, а жесткая охлократическая система. Так, нельзя было не видеть, что десять лет назад разрушение коммунистического режима имело благие намерения, когда, казалось, что его уничтожение приведет, наконец, российскую государственность к какой-то положительной базе ценностей. Но реально, столкновение произошло с фантомами в пределах утопических фантазий варварского интеллекта, который, разрушив очередную оболочку несобственного пласта структур цивилизации, вновь возвратился к состоянию варварской души, имеющей подлинное объективное содержание. Вероятно, нечто подобное происходило после смерти Петра, когда практически все попытки реформ окончились провалом, и только военная реформа получила развитие в силу исключительно сильных инстинктов войны в новой формирующейся исторической расе.

С чего же, собственно, начинается эпоха Средневековья, которую проходит любая историческая раса по Шпенглеру? Шпенглер вполне определенно утверждает: с мифологии героического духа, через который высшие ценности распространяют свою власть на грубые души варваров. И здесь менее всего речь может идти о какой-то революции, поскольку представления о революции могли возникнуть только в сознании, генетически враждебном высшим свойствам человеческой души, из которых возникает духовный опыт. В этой связи интересно наблюдать, как варварский интеллект пытается называть «революцией» распад СССР, хотя по сути речь идет о распаде племенной системы, которую, реально, разрушил мировой дух, начав процесс выделения в субъективном опыте варвара сомнений по поводу перспективы морали рабов в истории.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7

ОСНОВЫ РАСОВОЙ МОРАЛИметафизическое исследование происхождения начала новой цивилизации2003

Предисловие

Часть IНачала субъективного сознания расовой психологии