Эдит Клюс «Ницше в России. Революция морального сознания»

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Предпринятый в данной работе анализ восприятия философии Ницше в русской литературе начала ХХ века выявил культурную динамику, выделяющую эту эпоху на фоне ближайших по времени периодов. Оказалось возможным отойти от “исторического” типа исследования, рассматривающего изолированные литературно-исторические артефакты, и охарактеризовать весь период в категориях его внутренних литературно-философских взаимодействий, его реального социального и культурного диалога, его характерных моделей чтения и толкования. При подобном подходе открывается картина многослойной литературной культуры, обладающей большим социальным охватом и значительной художественной силой. Взаимодействие между различными формами дискурса: массовым, среднего уровня и эзотерическим – способствовало жизненно важным изменениям и привело к созданию в начале ХХ века выдающихся произведений русской критической и художественной литературы. Анализируя то, как писатели интерпретировали и осваивали труды Ницше и других крупных философов, мы получили возможность проследить идеологическое движение к литературному ренессансу. Все начиналось с “автоматизированных”, клишированных форм представления идей и идейных столкновений в 1890-е годы. Например, уже переживший расцвет “роман идей” находился на пути к превращению в стереотипный, что бы и наблюдали на примере произведений Боборыкина. Избитые диалоги в стиле этого жанра, пространные дискуссии и философски мотивированное действие фигурируют и в творчестве более молодых писателей, таких, как Мережковский и Горький. Зачастую в их текстах освоение творчества предшественников осуществлялось в вульгаризирующей манере: при этом своеобразие миросозерцания предшественника игнорировалось. Философский материал привлекался для того, чтобы вынести суждение о новых интеллектуальных течениях.

На фоне этой автоматизации вскоре и возникают инновации в понимании и интерпретации. Писатели осознавали стереотипность господствующих подходов и не замедлили вступить с ними в полемику. Это наблюдается в творческой биографии как крупных писателей – Горького, Мережковского и даже Белого, - так и писателей среднего ранга. Следует отметить, что подобный процесс не имел места на литературном уровне, соответствующем массовому роману, рассчитанному на рыночный успех. Массовая литература беспорядочно заимствовала стереотипные “интерпретации”, стремясь в равной мере “просветить” и пощекотать нервы культурно неразвитых или полуинтеллигентных читателей. Арцыбашев в “Санине” слепо копирует идеи и формулировки, принадлежащие перу Нордау и явно вульгаризирующие Ницше. Вербицкая в “Ключах счастья” делает пространные заимствования из “Санина”. Очевидно, что новизна этих книг и вызываемый ими интерес определяются не достоинствами эстетической или философской интерпретации автора, а тем, что модные идеи представлены в этих романах в форме легко усваиваемого приключенческого сюжета, который увлекает полуобразованного читателя новым для него и, как ему представляется, вполне достоверным рассказом о самораскрытии и самоопределении.

Писатели, претендовавшие на оригинальность, существенно перерабатывали, а зачастую и полностью отвергали стереотипные толкования, что обусловило развитие их собственного писательского стиля и индивидуальности. В полемике с вульгаризаторами они, обратившись к прошлому, переняли мифологические воззрения своих великих русских предшественников, придав им новые оригинальные формы. Так, Андреев, полемизировавший с представлением Боборыкина о ницшеанском “новом человеке”, в поисках альтернативы через Ницше пришел к новому восприятию Достоевского. Точно так же, в ходе полемики с вульгарным ницшеанством заново открывают для себя Достоевского Куприн и Ропшин. В 1890-х годах Мережковский и Горький способствовали распространению массового культа индивидуализма с Ницше в качестве главного идеолога. Позднее оба писателя отошли от первоначальных позиций, вступив в спор с массовым ницшеанством, с которым традиционно связывали их имена. При этом и они обратились к культурному прошлому. И каждый раз приобщение к истории влекло за собой глубоко продуманный пересмотр мифологических основ.

Все же остается открытым вопрос, вызвало ли это брожение подлинную революцию морального сознания? Ответ, бесспорно, будет положительным, если допустить, что революция представляет собой новое выражение старых проблем, открывающее, в свою очередь, новые горизонты. Нам остается лишь охарактеризовать ее существенные черты и определить, какую роль в развертывании моральной революции сыграло знакомство с философией Ницше.

Культуру начала ХХ века часто называют “апокалипсической”. Бесспорно, рассмотренные в данном исследовании произведения демонстрируют радикальное отрицание настоящего и недавнего прошлого и напряженный интерес к будущему. Но “пророческий дискурс”, обыкновенно ассоциируемый с этой культурой, - это всего лишь один аспект всепроникающей тревоги будущего, ставшей доминантой этого времени. Навязчивое повторение фатальных концовок, когда протагонист делал выбор в пользу смерти, распада и саморазрушения, внушало острое предчувствие беды. Важнее, однако, увидеть в этом частицу широкого движения в попытке создать мифологическое повествование об успешном культурном и духовном изменении. Хотя результат оказывался не таким, каким его хотели бы видеть писатели, все же из рассмотренных текстов возникает некое неоднородное, обращенное к будущему мировоззрение. Тотальный отказ от предыдущего опыта человечества, на который поначалу рассчитывали писатели, сменился иным, более плодотворным представлением о переменах, сложным образом взаимодействующих с прошлым. Такая “футуристическая” программа опирается на “прогрессивно-регрессивный” способ мышления. Разрешение собственной тревоги будущего, влечет за собой дискредитацию непосредственных предшественников и возрождение отдаленного прошлого.

Возникающие “предчувствия” будущего оказываются неожиданно примитивистичными. Если в народнической ментальности было много “монашеского” (аскетичность, самоотречение) и “женского” (страдание, нежность, сострадание), то новую литературную “психологию” можно назвать “мирской”, а подчас и “детской”: ей свойственны импульсивность, активность, прямота, наивность и незрелость. Сплошь и рядом мы находим метафоры “начинания сначала” – образы хаоса, зачатия, детства. Ропшин взывает к примитивной социальной анархии. Вирбицкая популяризирует наивный героизм гомеровской Греции. В представлении Блока и Иванова обновление выходит на свет из первозданного духовного мрака. Иванов говорит об освобождающем творческом стимуле как о зачатии. Белому повсюду видится дитя как символ преображенного сознания.

Пожалуй, наиболее отчетливо примитивистские образы обнаруживаются в творчестве двух выдающихся “символотворцев” эпохи – Мережковского и Горького. Горький представляет утопию как своего рода первобытное массовое сообщество, напоминающее дионисийское единение. Мережковский и в романах, и в литературной критике постоянно уходит в глубь веков, апеллирует к историческому прошлому. В русской истории он, минуя культуру народников и разночинцев, заново открывает для литературы культуру петровской Руси и величайшего гения русской культуры – Пушкина. Петровские образы также актуальны и в “Петербурге” Белого. Любопытно, что в эпилоге романа Белого можно обнаружить намек как раз на “ближнее” прошлое: опрощение Николая Аполлоновича вызывает ассоциации с “народническими” идеями Толстого. В контексте “прогрессивно-регрессивной” ментальности рубежа веков апелляция к столь недавнему прошлому является признанием сокрушительного краха всего проекта. Белый не только не в состоянии удержать собственный миф воскресения, но заодно подрывает и построения Мережковского и Иванова. Примечательно, что, когда Белому все же удается выработать собственный миф в своем третьем романе “Котик Летаев”, он использует “дитя” в качестве собственного примитивистского образа. Белый пытается выйти за рамки сознательного человеческого бытия к досознательной и даже пренательной жизни. Прослеживая истоки человеческого сознания, он обретает подлинно новую, хотя и сугубо личную духовную целостность.

Другой типичной чертой этого времени является так называемый индивидуализм его писателей. Они, безусловно, обращаются к человеческому воображению, воле и энергии как к источникам обновления. Вначале они считают самих себя “высшими личностями” и “метахудожниками”, чья цель куда значительнее создания прекрасных творений искусства: они считают себя предтечами и пророками нового общества и новой культуры и, самое важное, новой целостной человеческой души. Их конечной целью становится преображение человеческого сознания. Их индивидуализм особого свойства: эти литераторы не считают право на самореализацию и проявление личной воли правом каждого человека. С удивительным единообразием, которое кажется предвестником грядущего политического “культа личности”, их фантазия рисует достойную самореализации личность в образе социального вождя, ведущего народные массы к социальному и культурному обновлению. Мережковский указует на великих политических лидеров прошлого – императора Юлиана и Петра Великого. Горький героизирует сверх-человеческого “Человека” – художника-вождя, использующего сознание людей в качестве художественного сырья. Вербицкая, популяризируя тот же тип, делает его революционером (Ян). В воображении молодого Белого встает Христос-Пантократор, который правит людьми железной рукой. Чрезвычайно важно, однако, что позднее все эти писатели пересмотрят свои автократически-индивидуалистические архетипы, сочтут их чересчур деспотичными, подавляющими и гибельными для самого ценного достояния человека – его стихи иного творческого гения. Самое значимое наследие этой разновидности индивидуализма – это позднейшее стремление его приверженцев наделить подлинно творческой волей субъекта, который ищет взаимодействия с Другим, будь то коллектив людей или внутренний дух – “демон”.

Наконец, следует вернуться к тому сомнительному обобщению, о котором шла речь в самом начале, а именно – к мысли о том, что последователи ницшеанства жертвовали этическими ценностями ради эстетических. Безусловно, в любом отклике на философию Ницше превалирует перенос акцента с системы нравственных на систему мифологических представлений. Острое желание осуществить прорыв к новому сознанию обесценивает общепринятые критерии правильного и справедливого. Оспаривается и разрушается традиционный моральный кодекс. Традиционная мораль воспринимается как препятствие для поиска, самораскрытия и творческой отдачи. Однако дебаты о роли и значении нравственной оценки остаются в центре внимания литераторов, причем даже таких анархически настроенных, как Блок или Ропшин.

При обсуждении мнимого эстетизма этого периода необходимо принимать во внимание, какого взгляда на искусство придерживались рассматриваемые писатели. Их эстетизм нельзя расценивать как веру в “искусство для искусства”, если учесть, что все они искренне видели в искусстве средство, с помощью которого писатели вместе со своими читателями придут к новому способу познания мира и иному образу жизни. С годами, в пору творческой зрелости артефакт ценился ими меньше, чем необузданная творческая энергия, мотивирующая художественную и мета-художественную деятельность. Человеческое искусство считалось сравнительно слабым проявлением творчества. Например, Мережковский рассматривал искусство как аллегорию исторических сил, вызывающих перемены. Горький полагал истинной преображающей силой процесс спонтанной творческой деятельности, а не законченное произведение искусства. Белый в избранной им роли “секретаря-стенографиста”, пишущего под диктовку потусторонней силы, ценил искусство лишь поскольку оно намекало на неземное, высшее бытие.

Ницше в автобиографии бросил вызов будущим читателям, утверждая, что “в конце концов никто не может из вещей, в том числе и из книг узнать больше, чсем он уже знает” (Ницше, Ecco homo, II, 722). Он вопрошает, существует ли вообще влияние как таковое и учатся ли чему-нибудь люди на собственном опыте. Несомненно, большинство русских читателей прочло Ницше с той же степенью вульгаризации, к какой их приучило чтение русской романтической литературы. И конечно, даже более молодые и более восприимчивые к новому писатели нашли в философии Ницше то понимание и те переживания, которые в различной степени лишь обострили их собственные. Хотя революция морального сознания была переосмыслением русской традиции, русских ценностей и русских мифов, опыт чтения сочинений Ницше по-новому осветил эти традиции. И это имело действительно большое значение. В обеих ипостасях – критика морали и мифотворца – Ницше явился решающим катализатором обновленного русского порыва к моральному бунту.

 

О СОКРАЩЕНИЯХ

Цитаты из сочинений Ф.Ницше приводятся по изданию: Ф.Ницше. Сочинения в 2-х томах. М., 1990. Источники цитат из этого издания даны в сокращенной записи, дополненной указанием тома и страницы.

 

СПИСОК ИЗДАНИЙ, ССЫЛКИ НА КОТОРЫЕ ДАЮТСЯ В ТЕКСТЕ КНИГИ

  1. Андреев Л. Рассказ о Сергее Петровиче. Собрание сочинений в 8-ми томах. СПб., 1900. Том П.
  2. Андреевич (Евгений Андреевич Соловьев). Книга о Максиме Горьком и А.П.Чехове. СПб., 1900.
  3. Андреевич. Опыт философии русской литературы. СПб., 1905.
  4. Арцыбашев М. Санин. М., 1907.
  5. Белый А. Возврат. Ш-я симфония. М., 1905.
  6. Белый А. Мережковский//А.Белый. “Луг зеленый”. М., 1910.
  7. Белый А. Петербург. СПб., 1916.
  8. Белый А. Серебряный голубь. СПб., 1922.
  9. Белый А. Симфония. 2-я, драматическая. М., 1902.
  10. Блок А. Собрание сочинений в 8-ми томах. М., 1960-1963.
  11. Боборыкин П. Жестокие//Русская мысль. 1901. Кн.П.
  12. Боборыкин П. Накипь. Комедия в четырех актах. СПб., 1900.
  13. Боборыкин П. Перевал//Боборыкин П. Собрание романов, повестей и рассказов в 12-ти томах. СПб., 1897. Том УП.
  14. Вербицкая А. Ключи счастья. В 2-х книгах. М., 1910-1913.
  15. Горький М. Детство. Петроград, 1915.
  16. Горький М. Рассказы. СПб., 1903.
  17. Горький М. Собрание сочинений в 30-ти томах. М., 1949-1956.
  18. Горький М. Полное собрание сочинений в 25-ти томах. М., 1968-1972.
  19. Иванов Вяч. Собрание сочинений (издание продолжается). Брюссель, 1971-
  20. Каменский А. Люди. Пьеса в 5-ти действия. СПб., 1910.
  21. Куприн А. Поединок. Сочинения в двух томах. Том 1., М., 1981.
  22. Луначарский А. Собрание сочинений в 8-ми томах. М., 1963-69.
  23. Луначарский А. Диалог об искусстве//Луначарский А. Отклики жизни. СПб., 1906.
  24. Луначарский А. В мире неясного//Там же.
  25. Луначарский А. Религия и социализм. СПб., 1906.
  26. Мережковский Д. Полное собрание сочинений в 15-ти томах. СПб., 1911-1913.
  27. Михайловский Н. Литературные воспоминания и современная смута. СПб., 1900. Т.2.
  28. Ропшин В. (Борис Васильевич Савинков). Конь бледный. СПб,. М., 1912.

ПРИМЕЧАНИЯ

ГЛАВА 1

  1. См., например: С.А.Вагнеров. Русская литература ХХ века. М., 1914. С.26, Н.Бердяев. Смысл творчества: Опыт оправдания человека. М., 1916. С.297, В.Львов-Рогачевский. Очерки по истории новейшей русской литературы 1881-1919. М., 1920. Гл. 1 и 2.
  2. Особое внимание ницшевской философии творчества уделено в трех работах, где она рассматривается как источник антьиэтического влияния в России: G.L.Kline. Nietzschean Marxism: A Series of Studies of Marxism. The Hague. 1969. P. 125-153, особ. С.167; B.G.Rosenthal. Nietzsche in Russia: The Case of Merezhkovsky//Slavic Review. V.3. 1974. P.429-452, особ. С.436-438; В.В.Дудкин, К.М.Азадовский. Проблема Достоевский-Ницше//Литературное наследство. Т.86. М., 1973. С.678-688. См. также: C.Anschuetz. Bely’s Peterburg and the End of the Russian Novel//The Russian Novel from Pushkin to Pasternak/Ed.J.Gerrard. New Haven, 1983. P.126.
  3. См., к примеру, современные исследования, посвященные этому периоду: А.Г.Соколов. История русской литературы конца XIX – начала ХХ века. М., 1979. С.68-71, 152-160. См. также М.Л.Мирза-Авакян. Ф.Ницше и русский модернизм//Вестник ереванского университета. Т.3. 1972. С.92-103; С.С.Аверинцев. Поэзия Вячеслава Иванова//Вопросы литературы. № 8. 1975. С.145-192, особ. С.151-152; Б.В.Михайловский. Творчество М.Горького и мировая литература. М., 1965. С.36-38; Н.Е.Крутикова. В начале века: Горький и символисты. Киев, 1978.
    Следует отметить, что основные работы, посвященные восприятию философии Ницше в России, выполнены за пределами Советского Союза. Ранний очерк, посвященный этой проблеме, см. K/Szilard-Mihalne. Nietzsche in Russlfnd//Deutsche Studien № 12. 1974. P. 159-163. Одним из основополагающих трудов явилась библиография Р.Д.Дэвиса: R.D.Davies. Nietzsche in Russia, 1892-1917: A Preliminary Bibliography//Germano-Slavica. № 2. 1976. P. 107-146. № 3. 1977. З.201-220. Эта библиография с некоторыми изменениями перепечатана в: Nitzsche in Russia/Ed. B.G.Rosenthal. 1986. Той же теме посвящены две недавно выполненные диссертационные работы: A.M.Lane. Nietzsche in Russian Thought, 1890-1917. Ph. D. Dissertation, University of Wisconsin, 1976; E.W.Clowes. A Philosophy “For Alland None”: The Early Reseption of Friedrich Nietzsche’s Thought in Russian Literature, 1892-1912. Ph. D.dissertation, Yale University, 1981.
  4. Lionel Trilling. The Sense of the Past//Influx: Essays on Literature Influence/Ed. R.Primeau. Port Washington, N.Y., 1977. P.29.
  5. H. Bloom. Anxiety of Influence. Oxford, 1975. P.7.
  6. Термин “transaction” (“взаимодействие”) принадлежит Луизе Розенблатт: L.Rosenblatt. Toward a Transactionak Theory of Readibg//Influx. P.121-136.
  7. В.М.Жирмунский. Байрон и Пушкин. (1924). Л., 1978. С.17.
  8. H.Bloom. A Map of Misreading. New York, 1975. P.3.
  9. H.R.Jauss. Literaturgeschichte als Provocation der Literaturwissenschaft//H.R.Jauss. Literatutgeschichte als Provocation. Frankfurt, 1970. S.175-185.
  10. I.Berlin. Birth of the Russian Intelligentsia//I.Berlin/ Russian Thinkers. Harmondsworth, 1979. P.125.
  11. М.Ю.Лермонтов. Герой нашего времени. М., 1985. С..426.
  12. A.Kelly. The Descent of Darwin: The Popularization of Darwinism in Germany, 1860-1914. Chapel Hill, 1981. P.52.
  13. D.S.Thatcher. Nietzsche in England, 1890-1914: The Growth of a Reputation. Toronto, 1970. P.23.
  14. Ю.Н.Тынянов. О литературной эволюции. Ю.Н.Тынянов. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С.279.
  15. В Англии Нордау произвел аналогичный эффект; по крайней мере, на самом раннем этапе восприятия Ницше. См. Thatcher. Nietzsche in England. P.27.
  16. Англоязычный мир пришел к подобному пониманию благодаря Уолтеру Кауфману. См. W.Kaufmann. Nietzsche: Philosopher, Psychologist, Antichrist. New York, 1968. P.3-18.
  17. Два современных контрпримера можно найти в книгах: R.Freeborn. The Russian Revolutionary Novel. Cambridge, 1982. P.39-64 и G.Nivat. Verrrs la fin du mythe russe. Lausanne, 1982. P.150-154, 181-183.
  18. Термин “революционные романтики” для определения специфического типа социально ангажированного писателя заимствован из статьи: Е.Б.Тагер. Революционный романтизм Горького//Русская литература XIX – начала ХХ века. Т.1. М., 1968. С.213-243. Социально-эстетическая ориентация революционных романтиков имеет огромное значение, так как их творчество предшествовало политически санкционированной литературе сталинской эпохи.
  19. Ю.Н.Тынянов. Достоевский и Гоголь: к теории пародии//Ю.Н.Тынянов. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С.198-226.
  20. J.B.Foster. Heirs to Dionysus: A Nietzschean Current in Literary Modernism/ Princeton, 1981. P.23-27.
  21. Bloom. A Map of Misreading. P.35.
  22. Цитируется по статье: А.Луначарский. Будущее религии//Образование. № 10. 1907. С.7.
  23. M.Eliade. Myth and reality/ New York, 1963. P.8.

ГЛАВА 2

  1. A.Schopenhauer. Essays and Aphorisms/Trans. R.J.Hollingdale. Harmondsworth, 1981. P.49.
  2. А.Горнфельд. Ницше и Брандес//Русское богатство. № 4. 1905. С.5. F.Nietzsche. Werke/Hrsg. K/Schlexta. Frenkfurt am Main, 1984. B.4. S.1272.
  3. См. С.A.Miller. Nietzsche’s “Discovery” of Dostoevsky//Nietzsche Studien. № 2. 1973. P.202-257.
  4. См. Ницше, Генеалогия, П, Сю487, где Ницше пишет о своем противнике: “аскетический священник представлял собою до последнего времени гадкую и мрачную форму личинки, под которой только и смела жить и ползти философия…”
  5. O.Schutte. Beyond Nihilism> Chicago, 1984. P.8.
  6. Там же. Зю15-16, 124.
  7. W.Kaufmann. Nietzsche: Philosopher, Psychologist, Antichrist. New York, 1968. P. 110-113.
  8. Для более полного и ясного представления об этом воззрении см.: B.Magnus. Nietzsche’s Existential Imperative. Bloomington, 1978/ P.25-32.
  9. Следует указать, что Ницше в качестве заинтересованного читателя русской литературы являет собой один из первых значительных примеров влияния русской литературы на европейскую. См., например: C.A.Miller. Nietzsche’s “Discovery” of Dostoevsky//Nietzsche Srudien. № 2. 1973. Р.202-257. В идее рабской морали Миллер усматривает определенное влияние идеи “слабого сердца” Достоевского. В качестве другого примера можно привести воздействие христианских идеалов Толстого и Достоевского на позднейшее переосмысление Христа в “Антихристе”. Ницше преисполнен глубочайшего восхищения перед обоими писателями, даже когда целиком отвергает аскетическую духовность Толстого или Христа Достоевского, в котором он видит “декадента”, “смешение возвышенного, больного и детского” (Ницше, Антихрист, П, 656-657). У него много общего с каждым из этих писателей. В “Антихристе” Ницше приходит к почти ликующему открытию нового Христа, Христа Евангельского, освобожденного от всего, что приписали ему ап. Павел и многовековые труды богословов. Этим Христом владеет сознание избранности. Его мораль очень схожа с толстовской философией непротивления злу насилием (Ницше, Антихрист, П, 659). Подобно христианской идее Достоевского, “Царство Божье” этого Христа есть “состояние сердца”. Ницшевский Христос, как и Христос русских писателей, подтверждает это “состояние сердца” своей любовью, всей своей жизнью и смертью в согласии со своим чувством избранности (Ницше, Антихрист, П, 660). Ницше открывает в Христе то, что является высшей ценностью для него самого: “Только мы, ставшие свободными умы, имеем подготовку, чтобы понять то, чего не понимали девятнадцать веков, - мы имеем правдивость, обратившуюся в инстинкт и страсть и объявляющую войну…святой лжи…еще более, чем всякой иной лжи…” (Ницше, Антихрист, П, 661).
  10. См. П.В.Анненков. Литературные воспоминания. М., 1989. С.325-328.
  11. Н.К.Михайловский. Литературные воспоминания и современная смута. СПб., 1900. Т.2. С.з98. В.А.Поссе. Мой жизненный путь: дореволюционный период (1864-1917 гг.) М.: Л., 1929. С.106. В последующие десятилетия (1860-е – 1870-е годы) философию Штирнера заслонило множество других социалистических и анархистских доктрин. С появлением Ницше философия Макса Штирнера пережила новый взрыв популярности. В 1894 году Михайловский назвал Штирнера “предвестником” Ницше. Он кратко определяет принцип штирнеровской философии анархического индивидуализма как примат своеволия: “Существую только я… и я, только я – носитель всякого права” (Михайловский. 398). Журналист-марксист Поссе, который “открыл” Горького и способствовал его стремительному взлету к славе, воспринимал Штирнера наравне с Ницше. В книге “Мой жизненный путь” Поссе писал: “Я нашел у Штирнера гениальное предвидение революционного и освобождающего значения всеобщей забастовки, я нашел у него смелое провозглашение права на преступление, на тот явочный порядок, которым только и можно завоевать свободу слова, свободу собраний и все другие свободы, которые так старательно ограничиваются самыми либеральными законодательствами”.
  12. Примеры противоположного отношения к этому вопросу у Ницше и у русских нигилистов см. в: A.C.Danto. Nietzsche as Philosopher. N.J., 1970. P.29-31. А.Данто называет научное мировоззрение русских новой верой, заменившей разжалованную веру религиозную.
  13. Эллен Чансиз разделяет это мнение, демонстрируя амбивалентное отношение русских авторов к этим персонажам. Он рассматривает тип “лишнего человека” с точки зрения его конконформизма и показывает, с какой силой романисты XIX в. тяготеют к конформизму. См. E.Chances. Conformity’s Children: An Approach to the Superfluous Man in Russian Literature. Columbus, 1978.
  14. Мифологические архетипы, символизирующие смирение, нежность, скорбную радость, глубоко укоренились в русской традиции кенозиса. Для более подробного знакомства с вопросом см.: G.P.Fedotov. The Russian Religious Mind. V. 1. Cambridge, 1966. P.94-130/
  15. D.Fanger. The Peasant in Literature//The Peasant in Nineteenth_Century Russia/Ed W.S.Vucinich. Stanford, 1968. P. 231-262.
  16. А.Белый. Воспоминания о А.А.Блоке. Munich, 1969. C/28. (См. также А.Белый. Арабески. М., 1911. С.388).
  17. Некоторые выдающиеся интеллектуалы более молодого поколения, такие, как известный мыслитель-идеалист (и бывший марксист) С.Булгаков восприняли Ницше аналогичным образом. См. С.Булгаков. Иван Карамазов (в романе Достоевского “Братья Карамазовы”) как философский тип//вопросы философии и психологии. № 61 (янв-февр. 1902). С.826-863.
  18. А.Белый. Мережковский//А.Белый. Луг зеленый. М., 1910. С.139.

ГЛАВА 3

  1. G.Brandes. Friedrich Nietzsche. London, 1914. P.88-91.
  2. Там же. З.98.
  3. См.: Вагнерианский вопрос: музыкальная проблема//Арптист. № 40. 1894. С.61-75.
  4. Мысли и парадоксы Фридриха Ницше/Пер. А.Рейнгольдт//Новости. №№ 209, 252, 256. 1891.
  5. M.T.Choldin. A Fence Around the Empire: Thr Censorship of Foreign Books in Nineteenth-Century Russia/ Durham^ Duke University Press, 1985.
  6. Цитируется по статье: А.И.Полянская. Обзор фонда центрального комитета цензуры иностранной//Архивное дело. № 1. 1938. С.88.
  7. Наиболее полная библиография о восприятии философии Ницше в России см.: R.D.Davies. Nietzsche in Russia, 1892-1917^ A Preliminary Bibliography//Germano-Slavica. № 2. 1976. Р.107-146; № 3. 1977. Р.201-220. Эта библиография в сокращенном виде воспроизведена в книге: Nietzsche in Russia/Ed. B.G.Rosenthal. Princeton, 1987. P.335-392.
  8. D.Balmuth. Censorship in Russia< 1865-1905. Washington, 1979. P. 109,116.
  9. Архив А.М.Горького, Письмо Владимира Поссе А.М.Горькому, С-Петербург, янв. 13, 1899.
  10. РНБ. Отдел рукописей. Ф. 124. № 2780.. (Д.С.Мережковский – М.Е.Прозор, июль 8-21, 1904).
  11. Архив А.М.Горького. (Е.П.Пешкова – А.М.Горькому, Нижний Новгород, окт. 15, 18990.
  12. П.П.Перцов. Литературные воспоминания. М.; Л., 1933. С.7.
  13. В.А.Поссе. Мой жизненный путь. М.:Л., 1929. С.105.
  14. Л.Я.Гуревич. История “Северного вестника”//Русская литература ХХ века (1890-1910)/Под ред. С.А.Венгерова. М., 1914. С.255.
  15. См. D.Tschizevskiy. Hegel in Russland//Hegel bei den Slaven. Darmstadt, 1961. P.145-396. Впервые опубликовано на русском языке в Париже в 1939 году. Также см. W.Setschkareff. Schellings Finfluss in der russischen Literatur der 20er und 30er Jahre des XIX Jahrhunderts. Leipzig, 1939.
  16. См. B.G.Rosenthal. Nietzsche in Russia: The Case of Merezhkovskij//Slavic Review. № 3. 1974. Р..429-452; A.M.Lane. Nietzsche in Russia, 1892-1917. Ph.D.dissertation. University of Wisconsin. 1976. P. 418-486.
  17. О.Дешарт. Вступительная статья//Вяч.Иванов. Собрание сочинений. Brussels, 1917. Т.1. С.16-17.
  18. См. например, заметки о таком неискушенном читателе в: J.Brooks. When Russia Learned to Read: Literacy and Popular Literrature, 1861-1917. Princeton, 1985. P.147-148.
  19. Джордж Клайн обнаружил и другие примеры, свидетельствующие о цензуре текстов Ницше и исключении цитат, приводимых в критических материалах. Лев Шестов в книге “Добро в учении гр.Толстого и Фр.Ницше” цитирует Ницше на немецком языке, возможно, стремясь обойти цензоров. В книге “К генеалогии морали” (Ницше, Генеалогия, 433) Ницше пишет: “Теперь они [озлобленные] дают мне понять, что они не только лучше, чем сильные мира сего господа земли, чьи плевки им надлежит лизать (не из страха, вовсе не из страха! Но понеже Бог велит почитать всякое начальство), - что они не только лучше, но … и им “лучше”…” Выделенное курсивом из текста, приводимого Шестовым, изъято. (Публикация с любезного разрешения Джорджа Клайна и Бернис Г.Розенталь.)
  20. Ф.Ницше. Так заговорил Заратустра/Пер. В.А. СПб., 1913. С.19.
  21. Полянская. Обзор фонда центрального комитета цензуры иностранной. С.88.
  22. М.Нордау. Вырождение. Киев, 1896. С.366, 362.
  23. Там же. С.364.
  24. См.: Б.Н.Есин. Русская легальная пресса конца XIX – начала ХХ века//Из истории русской журналистики конца XIX – начала ХХ века/Под ред. Б.Н.Есина. М., 1973. С.3-66. См. также Б.Н.Есин. Русская журналистика 70-80 годов ХХ века. М., 1963. С.116.
  25. В.Евгеньев-Максимов, Д.Максимов. Из прошлого русской журналистики. Л., 1930. С.97.
  26. M.Bohachevsky-Chomiak, B.G.Rosenthal. Introduction//A Revolution of the Spirit: Crisis of Value in Russia, 1890-1918. Newtoniville, Mass., 1982. P.19.
  27. Ф.Ницше. Так говорил Заратустра/Пер. С.П.Нани. СПб., 1899. С.VII.
  28. См., например, Ф.Ницше. Так говорил Заратустра/Пер. А.Н.Ачкасова. М., 1906. Ачкасов приводит много исторических данных о Заратустре, историю текста, стилистический комментарий и интерпретацию ключевых понятий.
  29. Н.Грот. Нравственные идеалы нашего времени: Фридрих Ницше и Лев Толстой//Вопросы философии и психологии. № 1. 1893. С.148.
  30. И.Бичалец. Человек-Лопух и Человек-Зверь//Киевское слово. 1873. Апрель 3. 1893. С.1.
  31. Грот. Нравственные идеалы нашего времени. С.147.
  32. Ф.И.Булгаков. Из общественной и литературной хроники Запада//Вестник иностранной литературы. № 5. 1893. С.206-207.
  33. В.Чуйко. Общественные идеалы Фридриха Ницше//Наблюдатель. № 2. 1893. С.234, 247.
  34. Н.Котляревский. Воспоминеания о Василии Петровиче Преображенском//Вопросы философии и психологии. № 4. (Сент. 1900). С.532.
  35. Андреевич. Очерки текущей русской литературы: о Нитче//Житзнь. № 4. 1901. С.286.
  36. А.Белый. На рубеже двух столетий. М.; Л., 1930. С.13.
  37. Андреевич. Очерки текущей русской литературы. С.287.
  38. Л.Шестов. Добро в учении гр.Толстого и Фр.Ницше: филоофия и проповедь. СПб., 1900. С.100-101, 187.
  39. Андреевич. Очерки текущей русской литературы. С.291.
  40. Е.В.Тарле. Ницшеанство и его отношение к политической и социальной теориям европейского общества//Вестник Европы. № 8. 1901. С.729.
  41. Шестов. Добро в учении… С.177-178.
  42. См., напр.: Волжский. Из мира литературных исканий. СПб., 1906. С.140; М.П.Неведомский. Вместо предисловия//А.Лихтенберже. Философия Ницше. СПб., 1901. С. СХХ (здесь Горький назван “ницшеанцем-самородком”); П.Орловский. Из истории новейшей русской литературы. М., 1910. С.5.
  43. Для более подробного ознакомления с откликом Бальмонта на философию Ницше см.: E.W.Clowes. The Nietzschean Image of the Poet in Some Early Works of Konstantin Bal’vont and Valery Brjusov//Slavic and East European Journak/ Summer 1983. P.68-80/
  44. Е.Аничков. Бальмонт//Русская литература ХХ века/Под ред. С.А.Венгерова. М., 1914. Т.1. С.86. См. также Эллис. Константин Бальмонт//Эллис. Русские символисты. М., 1910. С.54.
  45. Аничков. Бальмонт. С.90.
  46. Ю.Александрович. После Чехова: Очерки молодой литературы последнего десятилетия. 1898-1908. М., 1908. С.61-66, 177-178.
  47. Н.К.Михайловский. О г.Максиме Горьком и его героях//Критические статьи о произведениях Максима Горького. СПб., 1901. С.53-105; М.Гельрот. Ницше и Горький: Элемент ницшеанства в творчестве Горького//Русское богатство. № 5. 1903. С.25-68.
  48. Андреевич. Книга о Максиме Горьком и А.П.Чехове. СПб., 1900. С.28-29.
  49. Неведомский. Вместо предисловия. С.Ш.
  50. Н.Минский. Фридрих Ницше//Мир искусства. № 19-20. 1900. С.144.
  51. В.С.Соловьев. Идея сверхчеловека//В.С.Соловьев. Собрание сочинений. СПб., 1903. Т.8. С.312.
  52. Там же. С.310.
  53. Л.Н.Толстой. Полное собрание сочинений. М., 1935. Т.54. С.77.
  54. Там же. Т.30. С.172-173.
  55. Там же. Т.34. С.309.
  56. Там же.. Т.54. С.9.
  57. Там же. Т.57. С.176.
  58. А.Белый, к примеру, будет разрабатывать репрессивную мораль, базирующуюся на потустороннем, взяв за основу взгляды Соловьева (см.главу 5). Один из последователей Толстого, Лев Семенов, находился под сильным влиянием антивитализма и антирелятивизма Толстого. В мемуарах он вспоминает, что русская молодежь опиралась на философию Ницше, оправдывая самые дикие и бесчеловечные поступки. См.: Л.Д.Семенов. Записки//Труды по русской и славянской филологии. Т.28. Тарту, 1977. С.114-115.
  59. П.Боборыкин. О ницшианстве//Вопросы философии и психологии. № 54. 1900. С.540.
  60. Интересно, что в описываемый период дети московских купцов часто получали классическое образование. Примерами могут служить Валерий Брюсов и Константин Алексеев-Станиславский. См.: О Станиславском: Сборник воспоминаний. 1863-1936//Ред. Л.Я.Гуревич. М., 1948. С.49-50; К.Мочульский. Валерий Брюсов. Париж, 1962. С.20.
  61. См., напр.: Владимир Соловьев. Оправдание добра. Лондон. 1918. С.114.
  62. Минский. Фридрих Ницше. С.141.
  63. А.В.Критические заметки: “Жестокие”, роман г.Боборыкина//Мир Божий. № 8. 1901. С.1.
  64. П.Боборыкин. О ницшеанстве//Вопросы философии и психологии. № 4. Сентю 1900. С.54.
  65. Н.Михайловский. Литература и жизнь//Русское богатство. № 2.. 1900. С.150, 152.
  66. Там же. С.148.
  67. А.Белый. Нчало века. М.: Л., 1933. С.460-461. J.Billington. The Icon and the Axe. New York, 1970. C.484. S.Massie. The Kand of the Firebird: The Beauty of Old Russia. New York. 1980.. P.384-406.
  68. Литературное наследство. М., 1976. Т.85. С.286.
  69. Боборыкин. О ницшеанстве. С.543.
  70. Там же. С.546.
  71. Там же. С.543.
  72. Н.Котляревский. Воспоминания о Василии Петровиче Преображенском//Вопросы философии и психологии. № 4. 1900. СС.532.
  73. Например, Д.П.Мирский называет книгу Арцыбашева “Санин” “Библией” русской молодежи в период после революции 1905 года. См. D.S.Mirsky. Contemporary Russian Literature/ 1881-1925. London, 1927. P.139-140. См. также R.Stites. The Women’s Liberation Movement in Russia: Feminism< Nihilism, and Bolschevism, 1860-1930. Princeton, 1978. P.185-188. Стайтс обсуждает шумиху, вызванную “Саниным”, сравнивая ее с бурной реакцией на роман Чернышевского “Что делать” в 1860-е годы. Мирский замечает также, что роман Вербицкой “Ключи счастья” возглавил список книг, пользовавшихся наибольшим спросом в библиотеках. См. Mirsky. Contemporary Russian Literature, 1881-1925. P.147. По поводу количества проданных экземпляров см. J.Brooks. When Russia Learned to Read: Literacy and Popular Literature, 1861-1917. Princeton, 1985. P.154. См. ниже. в гл.4.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17