Комментарии
Полемические статьи
Ницше Ф. Рождение трагедии. Сост., общ. ред., коммент. и вс. ст. А.А.Россиуса. - М.: Ad Marginem, 2001. - С.476-543
Материалы полемики, разгоревшейся после выхода в свет "Рождения трагедии", были с относительной полнотой перепечатаны (без каких-либо справок и пояснений) лишь однажды в книге, так и названной Der Streit urn Nietzsches "Geburt der Tragödie", zusammengestellt und eingeleitet von Karlfried Grander. 1989 Georg Olms, Hildesheim. В ней собраны были два первых реферата Роде (опубликованный и неопубликованный), обе "Филологии будущего" Виламовица, открытое письмо Вагнера и "Лжефилология" Роде. Наше издание дополнено двумя анонимными рецензиями и отзывом Г. Гурауэра, автор которого стремится осветить уже не только книгу Ницше, но и важнейшие позиции, заявленные в ходе вызванных ею споров. Уровень этих статей далеко не одинаков, причем ни одна из них не приближается к совершенству ни по тону, ни в том, что касается безупречности аргументации. Тем не менее значительно выше прочих — при всех юношеских издержках и выходах за грань допустимого — стоят центральные памфлеты собрания: две "Филологии будущего" Виламовица и "Лжефилология" Роде. Несмотря на неопрятность доводов и преизбыток с трудом поддающихся расшифровке намеков, оперирующих малоизвестными и зачастую спорными узкоспециальными вопросами, эти тексты искрятся подлинной энергией мысли и незаурядным полемическим темпераментом. Благодаря превосходному переводу и по мере сил подробному комментарию читатель, у которого достанет терпения проследить все хитросплетения взаимных уколов и обвинений в связи с собственно обсуждаемым предметом — греческой трагедией, — получит, надо надеяться, более ясное представление об этом запутаннейшем и труднейшем вопросе истории античной культуры, не говоря уже о возможности сформировать самостоятельное мнение о позициях сторон, запечатлевшихся в этом споре, — что, собственно, и составляло главную цель настоящей книги. [476]
Краткая хронология событий
В канун нового 1872 года издатель начал рассылать свежеотпечатанные экземпляры "Рождения трагедии" по авторскому списку. Друзья Ницше, в том числе Вагнер и его окружение, встретили книгу восторженно, но кругом царило молчание: не было откликов ни в критической прессе, ни в частных письмах и разговорах коллег. Ни одним словом не обмолвился и учитель Ницше, Фр. Ричль. Наконец, месяц спустя Ницше не выдержал, и состоялся следующий знаменательный обмен письмами, позволяющими судить как об ожиданиях самого Ницше, так и о складывавшейся вокруг него обстановке:1
Базель, 30 января 1872 г. [Лейпциг, Фридриху Ричлю]
Глубокочтимый господин тайный советник!
Вы не станете винить меня ни за мое изумление от того, что мне не довелось услышать от Вас ни единого слова о моей недавно вышедшей книге, ни, смею надеяться, за ту откровенность, с которой я Вам мое изумление высказываю. Ведь эта книга — нечто вроде манифеста, и зовет она во всяком случае не к молчанию. Быть может, вы удивитесь, если я Вам скажу, какое примерно впечатление от нее, мой глубокочтимый учитель, я у Вас предполагал найти: я думал, что если Вам в Вашей жизни довелось встретить что-нибудь, внушающее надежду, то это должна была быть та самая книга, исполненная надежды для нашей науки о древности, исполненная надежды для немецкого духа — хотя бы для этого пришлось похоронить некоторое число индивидуумов. Ибо в том, что касается практического вывода из моих взглядов, я, по крайней мере, в долгу не останусь, а Вы, наверное, его угада- [477]ете, когда я сообщу Вам, что я читаю здесь публичные лекции "о будущем наших учебных заведений". Я чувствую себя столь же вполне свободным — вы мне поверите — отличных целей, сколь и от чувства осторожности, и так как я ничего не ищу для себя, я надеюсь нечто совершить для других. Важнее всего для меня овладеть молодым поколением филологов, и я считал бы позорным знаком, если бы мне этане удалось. — Но вот почему беспокоит меня Ваше молчание. Не то чтобы я хоть на миг усомнился в Вашем сочувствии мне — в нем я убежден раз к навсегда, — но именно ради этого сочувствия я желал бы прояснить одно мое, так сказать, личное опасение. Чтобы рассеять его, я и пишу Вам. —
Указатель к rheinisches Museum я получил. Может быть, Вы отправили экземпляр моей сестре?
На запрос, не приму ли возможное приглашение в Грейфсвальд, я ни минуты не колебавшись ответил отрицательно.
Оставайтесь, мой глубокочтимый господин тайный советник вместе с Вашей госпожой супругой, ко мне благосклонны и примите сердечные приветствия
от Вашего
Фридр. Ницше
Лейпциг, 14февраля 1872 г. [Фридрих Ричль — Ницше в Базеле]
Так как Вы, уважаемый господин профессор, были столь любезны, что распорядились о доставке мне Вашей книги через издателя, не надписав мне в сопровождение ее ни строчки, я в самом деле никак не думал, что с моей стороны Вы тотчас будете ждать личного отзыва. Вот почему "изумление", которое Вы высказываете в вашем недавнем письме, для меня явилось полной неожиданностью.
Ввиду того, однако, что я сейчас, вопреки Вашему желанию, все еще не ощущаю себя в таком положении, чтобы дать деталь-[478]ный разбор Вашего труда, да и в дальнейшем, наверное, так же не буду чувствовать себя в состоянии сделать это, Вы должны подумать о том, что я слишком стар, чтобы воспринять совершенно новый образ жизни и духа. В силу всей моей природы я принадлежу столь решительно — и это непреложный факт — к историческому направлению и историческому взгляду на человеческие деяния, что мне никогда не представлялось возможным найти разрешение загадки мира в той или иной философской системе, что, помимо того, я никогда не был способен естественное увядание той или иной эпохи или явления обозначить словом "самоубийство", что в индивидуации жизни я не мог признать шага назад, я не мог поверить, чтобы духовные формы и силы жизни единственного на редкость одаренного природой и историческим развитием, в известной степени привилегированного народа могли быть абсолютным мерилом для всех народов и эпох —и еще менее того, что одна та же религия может отвечать, отвечала или будет когда-либо отвечать разным народным типам. — Вам нетрудно предположить, что для "александрийца" и "ученого" невозможно, чтобы он осудил познание и узрел преобразующую мир, спасающую и освобождающую силу только в искусстве. Мир есть разное для каждого, и так как мы столько же малоспособны преодолеть нашу "индивидуацию", сколько растение, индивидуализирующее себя в листьях и цветах, может вернуться к своим корням, то и каждый народ в великом и общем устроении жизни должен прожить в соответствии со своими основаниями и своей особой миссией.
Таковы немногие общие мысли, которые навеял мне беглый просмотр Вашего труда. Я говорю "просмотр", потому что в мои 65 лет у меня, конечно, нет больше времени и сил, чтобы изучить непременную вожатую Вашего развития, шопенгауэровскую философию, и потому у меня нет о ней достаточного собственною суждения, чтобы я вообще мог правильно понять Ваш» намерения. Будь философия для меня доступнее, я мог бы с меньшими препятствиями порадоваться многообразным, прекрасным и глубоким мыслям и мысленным прозрениям, которые пока что по собственной моей вине остаются для меня недосягаемыми. Нечто подобное случилось со мной уже в молодые годы при чтении шеллингова развития идей, так что о спекулятивных фантазиях глубокомысленного "Северного мага" нечего уже и говорить.
Еще несколько недель прошли в напряженном ожидании. И вот в письме от 29 апреля 1872 г. к издателю Фрицшу, сопровождающем посылку фортепьянного сочинения в четыре руки некоего Джорджа Четэма (за этим именем скрывался сам Ницше), мы читаем следующий абзац:2
Наконец появился первый отзыв о Рождении трагедии — но где! В итальянской Rivista Europea, в апрельском выпуске, вместе с рекомендационной заметкой о Вашей музыкальной газете. — Не могли бы Вы содействовать мне в публикации берлинского академического вагнеровского общества?
Анонимный отклик, помещенный в издававшемся во Флоренции журнале La Rivista Europea (v. 3, quad. 2: апрель 1872, стр. 402), гласил:
Из Лейпцига поступил к нам изящно напечатанный стараниями издателя Э. В. Фрицша (главного редактора и издателя журнала Musikalisches Wochenblatt, или "Музыкальный еженедельник", который выходит 16 страницами в неделю и в Германии стоит 2 талера в год; последние его выпуски, какие нам довелось увидеть, от 30 декабря и 17 февраля, содержат среди прочего пространную биографию Рихарда Вагнера) весьма примечательный труд Фридриха Ницше, ординарного профессора классической [480] филологии Базельского университета, озаглавленный "Рождение трагедии из духа музыки". Автор, поклонник музыки Рихарда Вагнера, которому и посвящается его сочинение, исследует греческую трагедию в самых ранних ее истоках, коренящихся в религиозных празднествах, как довершение музыки и первое проявление эллинского идеала; в конце концов он приходит к выводу о необходимости вновь открыть путь для развития трагического мифа в единении его с музыкой. Откровенно говоря, на этих страницах, пожалуй, больше метафизики, чем истории, и мы опасаемся, что Ницше чересчур поддался иллюзии в своем представлении дионисийского и аполлинийского культов, которые можно разобрать на куда более материальные элементы, чем те, что предположил многоученый философствующий базельский профессор; это, однако, не только не снижает, но для определенного разряда читателей, напротив, еще увеличивает ценность данного произведения, которое, как нам представляется, новизной своих взглядов и их применения в любом случае заслуживает того, чтобы на нем задержалось внимание ученых.
На следующий день Ницше отправил Эрвину Роде письмо, в котором на фоне счастливой полноты существования в круге ближайших к Вагнеру лиц сообщается эта же новость и довольно подробно освещается атмосфера, сложившаяся вокруг него в профессиональной среде:
Появился также первый отзыв на мою книгу, и притом весьма удачный — но где! В итальянской Rivista Europea! Это и мило, и символично!
Напротив, у меня имеются указания на то, что собственным коллегам я теперь уже кажусь смешным, смешным и невозможным, почему, к примеру, даже в письмах со мною больше не соблюдают общепринятой учтивости. Вот уже вышел указатель к "Рейнскому музеуму" — представь себе только, что ни Ричль, ни Клетте ни словечком благодарности не обмолвились за эту дар-[481]мовую и собачью работу! Уже моя гомеровская статья (хотя и не напечатанная) послужила поводом для такого заявления: "еще один подобный шаг, и он погиб!" Пожалуй, даже подобает, чтобы постепенно делающийся все более наглым народец начал показывать зубы и мягко тыкался носами в вещи, которые своими близорукими глазами он разглядеть не может.
Между тем Роде, после того, как был отклонен первый его реферат "Рождения трагедии", призванный хоть сколько-нибудь популяризировать книгу, публикует в конце мая второй, более подробный обзор, помещая его для верности в провагнерианские "Северогерманские всеобщие известия". Через несколько дней и, конечно, независимо от этой публикации, молчание филологов прорывается: в свет выходит "Филология будущего!" молодого У. фон Виламовиц-Мёллендорфа. Этот памфлет, равно как и написанная Роде отповедь и новый ответ Виламовица используют — в одном случае для нападения, а в другом для защиты, — один и тот же прием: пытаться задавить противника нагромождением технических и узкоспециальных деталей, компенсируя таким образом нехватку истинных аргументов. Ситуация осложняется и тем, что многие из научных теорий, на которые опираются спорящие, в наши дни давно устарели и утратили актуальность, что также требует дополнительного комментирования. Поэтому нижеследующий комментарий главным образом ставит перед собой задачу разъяснить более значимые из этих технических доводов, сделать их прозрачными и достаточно наглядными. Однако даже в таком виде их содержание будет скорее доступно специалисту, чем всякому читателю настоящей книги. Поэтому большинство из последних спокойно могут пропустить как многие из этих взаимных выпадов, так и сказанное по их поводу в комментарии, и насладиться самим по себе полемическим блеском, который в равной мере демонстрируют обе стороны. [482]
Эрвин Роде.
Два ранних отзыва на "Рождение трагедии"
1. Litterarisches Centralblatt für Deutschland, hrsg. Prof. Dr. Fr. Zarncke, Leipzig
Перевод немецкого анонса: Фридрих Ницше (ординарный Профессор классической филологии Базельского университета). Рождение трагедии из духа музыки. Лейпциг, 1872. Э. В. Фриши (IV, 172 стр.)
с. 222. Любовь то? Или ненависть?— из монолога Фауста к Солнцу (Гете, "Фауст", II4709-4713, пер. Б. Л. Пастернака):
Мы светоч жизни засветить хотели,
Внезапно море пламени пред нами!
Что это? Жар любви? Жар неприязни?
Нас может уничтожить это пламя.
И вот мы опускаем взор с боязнью...
с. 227. подписано — греческой буковой "ро" (срв. лат. транскрипцию rho- и написание имени Rohde).
2. Norddeutsche Allgemeine Zeitung 1872 N. 21 Воскресенье 26 мая, стр. 1 слл.
с. 232. как возвращаются посвященные из пещеры Трофония — т.е. навсегда утратившие способность смеяться. Трофоний (по одной из версий мифа — сын Аполлона) был заживо поглощен землей и стал прорицателем, дававшим оракулы в Лейбадейской пещере в Беотии, причем и таинство прорицания, и сами оракулы были столь устрашающи, что узнавшие их до конца жизни погружались в состояние ужаса. [483]
с. 232. оно, идя с Востока, могучими волнами излилось на эллинскую землю — восточное (фракийское или фригийско-лидийское) происхождение культа Диониса опровергается тем фактом, что имя Диониса как божества встречается на трех табличках из Пилоса и с о. Крит, содержащих тексты, написанные линейным письмом В, и датируемых приблизительно 1250 г. до н. э.; тем самым подтверждается, что культ Диониса (детали которого остаются неизвестными) уже в микенскую эпоху был одним из греческих религиозных культов. Представление о Дионисе как о негреческом восточном божестве, культ которого начал триумфально утверждаться в Греции с 8 в. до н. э., стало догмой после выхода второго тома монографии Роде "Psyche" (1894) и господствовало в науке вплоть до дешифровки в 1952 году Майклом Вентрисом упомянутых табличек; оно опиралось на широкую античную традицию (возникшую уже после 8 в. до II. э.), согласно которой Дионис воспринимался как "пришелец" из Фракии или Фригии (см., например, Аполлодор "Мифологическая библиотека" III, 5; Еврипид "Вакханки" 1-65,235).
с. 233. следует из некоторых высказываний Аристотеля в восьмой книге "Политики ", — речь идет об учении Аристотеля об облагораживающем воздействии музыки надушу человека (срв.: "музыка способна оказывать воздействие на нравственную сторону души" (1340 b 12), "у гармонии и ритмики существует, по-видимому, какое-то сродство, почему многие из философов и утверждают, что душа есть гармония, а некоторые — что она носит гармонию в себе" (1340 b 17); "музыкой следует пользоваться ... и ради воспитания, и ради очищения" (1341 b 37) (пер. С. А. Жебелева). Согласно преданию, "Пифагор и Филолай полагали душу гармонией" (44 DK 23), срв. Платон "Федон" (86 b-c).