Ницше и Шопенгауэр о сострадании
| "Вы хотите, пожалуй, - и нет более безумного 'пожалуй' - устранить страдание; а мы? — по видимому, мы хотим, чтобы оно стало еще выше и еще хуже, чем когда-либо!" Ф. Ницше ("По ту сторону добра и зла") |
С раннего детства Фридрих Ницше был погружен в христианское окружение, взрослея в доме, полном набожных женщин, которые хвалили его за чтение Библии и работ протестантских теологов. По причине очевидной набожности его даже прозвали «маленьким пастором». Кто мог предвидеть, что этот благочестивый молодой человек вырастет и станет наиболее яростным оппонентом христианства и автором книги с провокационным названием «Антихрист»?
Хотя к последующему разрыву с благочестивым воспитанием Ницше привел его собственный безостановочный поиск знания, одной из первоначальных причин отказа отрелигии было его случайное знакомство с трудами философа Артура Шопенгауэра (1788-1860). Булучи осенью 1865 г. студентом Лейпцигского университета, Ницше приобрел в букинистическом магазине экземпляр работы Шопенгауэра «Мир как воля и представление». «Я не знаю, что за демон прошептал мне: «Возьми эту книгу с собой», - писал он много лет спустя, и знакомство с ней изменило его жизнь. «Придя домой, - продолжал он, - я бросился в угол дивана со своим новым сокровищем и отдался очарованию этой энергичной, трагически гениальной работы». Ницше столкнулся с мировоззрением, о котором раньше и не подозревал-полностью атеистическим. И вгфямь, Ницше называл Шопенгауэра первым честным атеистом в современной философии.
Хотя сам Шопенгауэр был уже пять лет как мертв (к счастью для Ницше, поскольку старик не любил своих адептов и скорее всего ответил бы на любое восхищенное письмо с тем презрением и сарказмом, которые его и прославили), в Германии было много его поклонников, разделявших высокую оценку Ницше. Наиболее значительным из них был вызывавший полемику композитор Рихард Вагнер (1813-1883), который был счастлив узнать об интересе молодого человека к философу, чьи работы он, по собственным словам, читал каждую ночь. Вагнер, пославший Шопенгауэру некоторые свои музыкальные произведения, к счастью, так и не узнал, что последний о нем очень низкого мнения-например, когда однажды Вагнер написал в парплуре «занавес быстро падает», Шопенгауэр накарябал рядом: «хорошо, что не слишком медленно».
Однако беспокойный Ницше не мог оставаться последователем Шопенгауэра или другом Вагнера. В 1876г.он поразил Козиму Вагнер, жену композитора, письмом, в котором провозглашал, что отвергает учение Шопенгауэра. В частности, Ницше порвал с тем самым элементом философии Шопенгауэра, что так вдохновлял Вагнеров - с акцентом на сострадании.
Именно сострадание, или mitleid (симпатия), является, доказывал Шопенгауэр, действительным основанием морали, а не традиционные рациональные правила Богом данных заповедей. Моральное поведение заключается в интуитивном осознании, что все мы - проявления воли к жизни. Он считал все великие религии попытками выразить эту метафизическую реальность, но все они потеряли ее из виду из-за своих вечных доктринальных споров. Нас всех объединяет осознание того, что сама жизнь состоит из бесконечного страдания, преследования целей, которые никогда не будут достигнуты, заканчивающегося, в конце концов, бессмысленной смертью. Лучше было бы не жить вообще, провозглашал Шопенгауэр. Но поскольку мы живем (благодаря неостановимому желанию слепой воли сохранить род), то у нас, по крайней мере, есть моральное обязательство увеличивать страдания. Мы должны быть терпимы и терпеливы, и проявлять милосердие по отношению к другим собратьям по страданию. Позиция трогательная, но несколько непоследовательная для человека, который испытывал восторг, полоша своих оппонентов в печати, который так страшно поссорился с собственной матерью, что она порвала все связи с ним. И вce жe,кaк укaзывaл caм Шoпeнгауэp, тeopию нужно судить исходя из ее собственных достоинств, а не из пороков ее приверженцев.
Хотя Ницше первоначально называл Шопенгауэра «единственным серьезным моралистом», он ощущал необходимость дистанцироваться от его доктрины сострадания, которую начал считать неприемлемой формой аскетизма. Он был сописен, что существует воля к жизни, пронизывающая все сущее (которую он предпочитал именовать «волей к власти»). Однако, в отличие от Шопенгауэра, он этому не ужаснулся. Ницше поносил сострадание как слабость, а не добродетель, которую нужно культивировать.
Для Ницше жалость была тем, что нужно преодолеть. Демонстрировать жалость к другим - значит относиться к ним с презрением. Гораздо лучше способствовать тому, чтобы они встретились с трудностями лицом к лицу и боролись с ними изо всех сип. С точки зрения Ницше, христианство в особенности было религией жалости, основанной на образе страдающего, кровоточащего божества. Он противопоставил его языческим религиям древних Греции и Рима, с их воинственными богами, которые находили удовольствие, участвуя в войнах и любовных связях.
Американский философ Марта Нассбаум старается очиспль Ницше от образов «сапога, топчущего лицо», которые связывают его с ужасами нацизма. Но она не считает его и чем-то вроде квазихрисгианского медалиста, стремящегося только к приличию и искренности. Она считает; что Ницше возродил этику стоицизма, основанную на самодостаточности и завершенности. Разум должен быть подобен крепости — никаким эмоциям нельзя позволять затронуть его равновесие. Сострадание, в этом случае, действительно знак слабости. Оно делает человека доступным превратностям внешнего мира, случайным событиям, которые добродетель не может контролировать. Сострадать другому - значит остаться без стражи.
Это желание укрыться от непредвиденных событий существенно отличается от аристотелевской модели добродетельной жизни, состоящей из сочетания мастерства и удачи-такова центральная тема «Хрупкости добродетели» Нассбаум(1986) Она видит в аристотелевской модели признания уязвимости человеческой добродетели большую силу и готовность идти на риск, заниматься деятельностью, которая навлекает на человека предательство или неудачу. Стоик, утверждает она, по контрасту кажется человеком трусливым, стремящимся остаться в стороне, в отдалении от других, даже ценой тютери любви и значимости. Шопенгауэр также критиковал позицию стоиков. В «Мире как воля и представление» он пишет; что стойки тщетно пытались исключить из своей жизни неизбежное - жизненные потребности. Он обвиняет многих из них в попытках наслаждаться миром исподташка - например, в том, что они сидели на роскошных римских праздниках и пробовали каждое блюдо, бормоча при этом как им все это безразлично. «Это было выгодно стоикам, - писал он,-и, значит, они были просто хвастунами, и по отношению к киникам являются тем же самым, чем упитанные бенедиктнцы и автустинцы являются по отношению к францисканцам и капуцинам. Теперь чем более они пренебрегали практикой, тем больше знанили для них тонкости теории». Киники, счетал Шопенгауэр, были полностью практическими философами, использовавшими для достижения счастья путь самоотречения. Восхищаясь их методом, он считал их цель несерьезной; никто не может быть счастлив в мире нужды и бесконечного страдания. Но киники, по крайней мере, действительно практиковали то, что проповедовали.
Интересно то, что Шопенгауэр и Ницше, сторонник и противник сострадания, оба пришли к заключению, что человек должен жить один, уйдя от мира, далеко от бушующей толпы. При всем своем чувстве симпатии, Шопенгауэр прожил большую часть жизни отшельником, у него было очень мало близких людей, ибо большинство его социальных контактов составляли разговоры в ресторанах с шапочными знакомыми. Его самыми близкими друзьями были пудели, и он страстно любил слушать музыку — одинокое занятие. Он напоминает о старой песенке Саймона и Гарфункеля «Я скала, я остров», с ее строкой: «Мне нет нужды дружить, \ дружба приносит боль, \ ее смех и любовь я презираю».
У этики сострадания Шопенгауэра есть и другие недостатки. Она выглядит оправданием пассивности. Зачем суетиться, пытаясь реформировать институты или защищал» социальную справедливость, если страдание неизбежно? Хотя он справедливо указывает на дилетантизм позиции стоиков, его собственная доктрина носит скорее академический характер. Он никогда не останавливался подробно на том, как человеку вести сострадательную жизнь, что она подразумевает и каковы ее пределы. Его критические замечания относительно стоиков верны и для него самого: он пренебрегает практикой, чтобы отточить до тонкости теорию. Стоики по отношению к киникам - то же, что он по отношению к бувдистам.
В книге «Пьета» ( 1992) эссеист Георг Клейн, член престижной Академии Гуманизма и член Нобелевского комитета, считает современную этику построенной по сценарию «Шопенгауэр против Ницше». Он не готов, как Нассбаум, очистить Ницше от обвинений в «топтании сапогом по лицу», и болезненно переживает то, как использовали и калечили философию Ницше те, кто интерпретировал его доктрину об Ubermensch с чисто расовых позиций. Большинство членов семьи Клейна в Венгрии были убиты нацистами, и он сам едва избежал холокоста, так что не склонен воспринимать легко обвинения подобного рода.
Но Клейн пишет и о пределах сострадания. Как онколог и ученый-исследователь он захвачен изучением вирусов и раковых клеток. 0днако как врач он страдает, видя их воздействие на своих пациентов. В «Пьете» он говорит о непостоянной границе между объективным и субъективным, между любовью ученого к открытиям и сострадательной любовью гуманиста к страдающим тварям. Клейн пишет: «Эмпатия является естественной и желанной реакцией, но ее можно рассматривать и как потенциальную угрозу. Как далеко мы решимся зайти?.. Как долго можем мы делить страдание с другими, не разрушая себя?». Его любимой аналогией является рисунок Эсхера, изображающий черную и белую птиц - можно увидеть ту или другую, но не обеих одновременно. Сострадательный рационалист должен, тем не менее, знать о существовании вещей, которые в настоящий момент находятся вне его поля зрения. Таким образом, культивирование одновременно сострадания и хладнокровия является задачей гуманиста.
При всех этих предостережениях, восхищение Ницше у Клейна огромно. Описывая печальный припадок безумия у Ницше на улице Турина, то, как он обнимал лошадь, чтобы защитить ее от побоев кучера, Клейн утверждает: «Я чувствую ту жалость, которую Шопенгауэр уравнивает с любовью. Беспомощно и щхлив всех разумных доводов я знаю, что люблю этого чудесного, пугающего и отчаянного гения...»
Подобное выражение любви можно найти в книге «Ницше в Турине» Лесли Чемберлен ( 1996). Посвященная, казалось бы, последнему и наиболее плодотворному году жизни Ницше, 1888-му, времени, когда он написал не меньше пяти книг, сражаясь с сифилисом, в конце концов приведшим его к безумию, эта чуткая книга идет гораздо дальше. Она охватывает всю жизнь этого измученного гения, помогая нам прийти в соприкосновение с ним как с человеческим, слишком человеческим искателем истины.
Чемберлен начинает свою книгу, определяя ее как попытку «подружиться» с этим человеком, не имевшим друзей - задача, которую она с блеском выполнила. В частности, будучи женщиной, она разрушает стереотип Ницше как женоненавистника и показывает; что он был непоколебимым защитником женского образования и независимости. Она также превосходно описывает отношения Ницше с Рихардом Вагнером, их превоначальную общую любовь к работам Шопенгауэра и болезненный разрыв между ними, который преследовал Ницше до самой смерти.
Одной из причин того, что Ницше отверг философию сострадания Шопенгауэра, показывает Чемберлен, была его собственная личная борьба за преодоление мелочности и злобы, качеств, которые он считал пивными в учениях всех мировых религий. Жалость была только вежливой формой этих достойных презрения чувств, и Шопенгауэровская защита сострааания не поднималась выше этого вредного чванства. И все же отношения между двумя философами очень сложны, что на удивление мало обсуждалось в бесчисленной литературе о Ницше. К счастью, недавно это было исправлено с появлением книги «Желание и небытие: Шопенгауэр как учитель Ницще»(1998) под редакцией Кристофера Джанавея, одного из ведущих современных специалистов по Шопенгауэру. Авторы рассматривают такие вопросы, как взгляды двух философов на искусство, правду, религию, мораль, пессимизм и причинность.
В книгу также включены два полезных приложения. Первое - ранее не переводившееся эссе Ницше 1868года подназванием «О Шопенпуэре», которое показывает, что еще тогда Ницше поднимал важные проблемы методологии Шопенгауэра. Второе, бесценный ресурс для ученых представляет собой собрание всех прямых ссылок на Шопенгауэра, сделанных в работах Ницше. Но, как подчеркивают все авторы книги, косвенные ссылки также очень важны, поскольку работы Шопенгауэра постоянно присутствовали в сознании Ницше. Как указывает в своем подробном введении Джанавей, разговор о Ницше без осознания того влияния, которое оказал на него Шопенгауэр, это то же, что «Гамлет» без Призрака.
Таким образом, совершенно неизвестно, действительно ли то, что Ницше отвергал как жалость, было тем же, что Шопенгауэр называл состраданием, и попытки примирить их позиции будут продолжаться? Но если рассматривать собственное развитие Ницше как философа, то ему необходимо бьло порвать с тем у Шопенгауэра, что он считал нездоровым отрицанием жизни и пессимистическим смирением с тем, что страдание есть зло. Для Ницше (которому плохое здоровье, недостаток общественного признания и бедность, несомненно, причиняли больше личных горестей, чем испытывал крепкий, знаменитый и богатый Шопенгауэр), страдание было неизбежным последствием борьбы за возвышение.
Bce жe,пpи вceй ero ocтpoй критике Шoпeнrауэpa (стиль, который Шопенгауэр, несомненно, оценил бы, поскольку он тоже был известным практиком искусства нападок ad hominern). Ницше продолжал ссылаться на него как на своего «великого учителя». Он всегда признавал заслугу этого неколебимого атеиста в том, что тот помог ему порвать с теологией и показал, что есть и другие пути для того, кто путешестаует в поисках знания. Окольным путем Ницше выражает почтение этому сварливому грубияну в своем шедевре «Так говорил 3apaiycrpa» (1883-1885), когда мудрец Заратустра поощряет учеников покинуть его святилище и идти собственными дорогами; они должны даже подвергать сомнению то, что сказал он. «Тот плохо платит наставнику, — говорит Заратустра, - кто всегда остается лишь учеником». Ницше почтил своего великого учителя Шопенгауэра, бросив вызов его взглядам и создав тем самым свою собственную уникальную философию.