Отношение Ф. Ницше к теории эволюции и к дарвинизму – это тот ключ, который отпирает многие двери в до сих пор ещё во многом закрытой для нас мысли этого великого мыслителя. Ницше не так уж много текста посвящает теории эволюции, в книге "Wille zur Macht" (которую переводят как «Воля к власти» или «Воля к мощи» – оба перевода верны, но ни один не выражает полностью сути немецкоязычного названия) он довольно сжато рассуждает о природе и о биологических процессах, и в целом эти идеи остались неясны философам и интерпретировались ими исключительно в метафизическом ключе. Во времена Ницше теория Дарвина только-только зарождается, ещё далеко не всеми она признана, ещё не было генетики, не было этой алгебраизации естественных, и что хуже того, общественных наук, как в наше время. Так же как и теория Леопольда Ранке тогда только набирала себе веса в научном сообществе, а сейчас, увы, стала господствующей в исторической науке. Теперь принято считать, что жлобство является главной движущей силой человеческой истории, а щедрость и благородство вынуждены следовать за этой скупостью, оставаясь на вторых ролях. Если уж удалось внушить людям это, то тем более проще внушить, что движущей силой дикой природы является такое же жлобство, выраженное в дарвиновском принципе: выживает самый приспособленный. 

 

Но, чтобы не смущать никого термином «жлобство», в дальнейшем попытаемся его избегать и будем использовать вместо него термин Александра Богданова – слитность. Противоположностью слитности Богданов полагал четочность, слитность и четочность – это два способа организации систем. Слитный способ суть организация, полностью детерминированная внешней средой, четочный способ организации, наоборот, исходит из изобилия внутренних сил и способностей элементов структуры. "Структурную устойчивость любой системы можно рассматривать еще с одной точки зрения. Ее среда воздействует на нее, как и она на свою среду, непосредственно лишь там, где обе они соприкасаются, в «пограничной области», понимая это слово тектологически, а не только пространственно. Величина пограничной области, т. е. количество соприкосновений, может возрастать или уменьшаться. Напр., когда черепаха втягивает голову и лапы, или человек «съеживается», количество это становится меньше; когда политическая организация рассылает агентов и агитаторов в такие пункты или социальные круги, где раньше не работала, оно увеличивается; также и в том случае если научная теория распространяется на новые группы фактов, и т. п. Два комплекса, две системы, подобные и равные в прочих отношениях, могут различаться именно в этом. Возникает вопрос, как такие изменения или различия отражаются на структурной устойчивости.

 

 

Строение более «ровное», менее разветвляющееся, вообще, противоположное «четочному», мы обозначим термином «слитность»". [1].

 

Теория эволюции полностью представляет собой слитную организацию структур, и, поскольку Богданов был эволюционистом, он, конечно, отдавал предпочтение этому принципу и обобщал по большей части его. Тем не менее, современная биология знает уже и иной принцип отбора, основанный по большей части на четочности или на щедрости. Принцип этот получил название принципа гандикапа, и он как нельзя лучше близок по смыслу тому афоризму из Ницше, который мы привели в эпиграфе. Итак, принцип гандикапа, отрытый Амоцом Захави, основан на интересном наблюдении за поведением некоторых видов, у которых лучше всего оставляют потомство те самцы, которые имеют вредные для выживания мутации и тем самым как бы предоставляют некоторую фору своим соперникам [2]. В качестве примера такой форы Захави рассматривает хвост павлина, который для выживания является крайне вредной мутацией, так же как, к примеру, рога оленя. Так, хвост павлина делает особь боле уязвимой для хищников: чем больше этот хвост, тем сложнее особи защититься или спастись бегством от врага, желающего её съесть. И, тем не менее, почему-то самки павлина отдают предпочтение самцам с наибольшими хвостами, то есть тем особям, у которых явно присутствуют вредные для выживания мутации. Дело здесь, конечно, не в жалости, естественный отбор в принципе безжалостен. По теории Захави, дело в том, что самец с бṓльшим хвостом демонстрирует такую же живучесть, как и самец с коротким хвостом. В драке длиннохвостный ничем не уступает короткохвостому, и шансы победить одинаковы у каждого. Иными словами, хвост павлина – это фора, которую особь даёт своему сопернику, и эта фора воспринимается как избыточная сила, как демонстрация превосходящей жертвенности, и потому такие самцы более успешно оставляют потомство. Собственно, термин "гандикап" взят из спорта, и там он означает как раз некоторую фору. Таким образом, гандикап целиком представляет собой четочные мутации, поскольку они не формируются средой, а, наоборот, позволяют даже особям формировать среду под себя. 

 

Совсем иное представляет собой принцип эволюции, который, по сути, является принципом адаптации к среде. В дарвиновской теории эволюции такая адаптация происходит через борьбу за право на спаривание. Мужское семя превращается в некоторый капитал, который самцы стараются всячески преумножить при помощи всевозможных маркетинговых ходов. Видимо, мужская моногамия слишком вредно повлияла на англичан, и они стали считать её чем-то естественным, а следом и женскую полигамию стали воспринимать, как норму. Меж тем, в естественных условиях чаще как раз встречается мужская полигамия и женская моногамия. Семя самцов – это совершенно ничего не стоящий ресурс, который раздаётся в дар направо и налево, как самкам, так и другим самцам. Почему-то Дарвин не рассматривает примеры мужской гомосексуальности в дикой природе, а ведь стоило ему обратить внимание на этот маленький факт, как ему стало бы ясно, что самцы вовсе не страдают от дефицита секса. Дефицит секса является главным стрессовым фактором, который в дарвиновской теории толкает особей к борьбе за выживание. Но о каком дефиците секса можно говорить, например, у обезьян бонобо? Эти обезьяны активно практикую мужскую гомосексуальность, хоть в целом, конечно, самцы являются бисексуалами, то есть, они свободно спариваются как с самками, так и с самцами своего вида. И таких примеров однополых мужских отношений можно привести массу в дикой природе.

 

Помимо дарвиновской теории эволюции есть и другие теории эволюции, в том числе и такие, которые полностью исключают дарвиновский фактор естественного отбора. Но все эти теории эволюции так же основаны на адаптации ко внешней среде. Только адаптация происходит иным образом. Согласно популяционной генетике, большинство особей гибнет в результате случайных внешних факторов, а та часть, которая выживает, способна оставить потомство. Такой принцип получил название бутылочного горлышка. Но нужно понимать, что и такая теория эволюции так же есть адаптация, это такой же слитный принцип. Принцип эволюции безупречно описывает только происхождение и жизнедеятельность паразитов. Клопы, пиявки и РНК-вирусы всегда приспосабливаются к среде, нередко такой средой для них является другой живой организм. Но даже если рассматривать вирусы, которые имеют ДНК, то уже возникают сложности в объяснении их происхождения и жизнедеятельности. 

 

Так же принцип адаптации неплохо объясняет процессы в неживой природе. Гравитацию, например, можно рассматривать как проявление слитности, это сила собирающая и накапливающая. Но если бы во Вселенной господствовала гравитация, Вселенная не расширялась бы и вообще никогда бы не возникла. К тому же, помимо гравитационных сил во Вселенной важную роль играют остальные взаимодействия, как электромагнитное, слабое и сильное взаимодействие. Электромагнитное взаимодействие может быть как притяжением, как и отталкиванием, если заряд двух тел одинаков. А учитывая, что физики уже объединили электромагнитное взаимодействие со слабым и сильным [3], можно сказать, что все они функционируют по такому же принципу. Исключение составляет только гравитация, которая есть исключительно сила притягивающая, но гравитация уравновешивается расширением Вселенной. В самом начале Вселенной была заложена некоторая четочность, которая затем привела к формированию жизни. Саму же Вселенную нельзя назвать четочной, поскольку её расширение происходит не в какой-то среде, оно само и есть среда, но и слитной её назвать нельзя, поскольку гравитация не является господствующей силой. Вселенная представляет собой нечто среднее, некий идеальный баланс между скупостью и щедростью, как мировое яйцо в старых мифах. Тот, кто снёс это яйцо, сам же из него и вылупился. Совершенно не понятно, является первичным яйцо, или божество, которое из него рождается и его порождает. «655. Более слабое влечется к более сильному из-за недостатка в питании—оно хочет воспользоваться его прикрытием, слиться с ним, насколько возможно, в одно целое. Более сильное, наоборот, стремится от него отделаться — оно не хочет из-за этого погибнуть; наоборот, оно расщепляется во время роста надвое или на несколько экземпляров. Чем сильнее стремление к единству, тем скорее мы имеем право заключения о слабости; чем больше стремления к варьированию, дифференцированию, внутреннему распадению, тем более тут силы. Влечения к притяжению и отталкиванию как в неорганическом, так и в органическом мире связаны друг с другом. Всякое их разделение есть предрассудок. Воля к мощи присутствует в каждой комбинации сил, правильнее говорить о защите от более сильного и атаке на более слабого». [4]

 

Итак, очевидно, что в механике преобладает слитный способ организации, поскольку гравитация и подобные ей механические силы являются здесь ключевыми. А как быть с химией? Ведь в химических реакциях и процессах гораздо большее значение имеет электромагнитное взаимодействие, которое выражается как в отталкивании, так и в притяжении. Чтобы лучше понять геометрию слитных форм, обратимся снова к А. Богданову. «Если сравнивать два цилиндрических стержня одинакового объема и одинаково ровных на всем протяжении, без всяких расширений и сужений, то между ними может все-таки быть та же разница. Один короче и толще, другой длиннее и тоньше: тогда у первого поверхность меньше, у второго больше, и второй обнаружит, сравнительно с первым, все «четочные» свойства: легче ломается, быстрее нагревается и охлаждается, скорее ржавеет, и пр. Но если укорачивать и утолщать первый цилиндр до того, что он примет вид диска, то у него тоже выступят «четочные» свойства. Наиболее высокую слитность представляет однородный по внутреннему строению шар». [1].

 

В механике мы, конечно, видим устойчивое стремление к шарообразной форме. Все звёзды и планеты стремятся занять форму шара или какую-то иную «правильную» форму, которая обеспечивала бы наибольшую слитность. Но даже когда уже были открыты законы механики, одновременно с ними продолжала существовать алхимия, которая все химические процессы рассматривала как четочную организацию. Философский камень – это рог изобилия, как и прочие предметы алхимии. Что интересно, даже ещё отец классической механики – И. Ньютон был, кроме всего прочего, алхимиком, более того, именно алхимию он считал делом своей жизни. Прямым следствием алхимии является теория самозарождения, которая утверждала, что сложные организмы и даже целые виды могут происходить непосредственно из неживого материала. Так, считалось, что мыши могут происходить из тряпок, а мухи рождаются из навоза. Именно против этого предрассудка восстаёт теория эволюции, но не только теория эволюции. Вообще, традиционно противоположностью теории самозарождения считается не эволюционизм, а трансформизм. Трансформизм предполагает, что одни виды живых существ происходят из других видов, и только самые простейшие организмы могут произойти из неживой материи в результате сложной органической химической реакции. Эволюционизм – это лишь одна из разновидностей трансформизма, которая при этом представляет собой перегиб, поскольку приписывает слитный принцип организации не только химическим процессам, но и всем живым структурам, а в перспективе – вообще всем структурам и процессам. 

 

Тем не менее, уже точно доказано, что в неорганической химии структуры организуются так же по слитному принципу, поскольку на силы электромагнитные накладываются ещё силы механические, включая гравитацию. Геометрически так же здесь легко можно проследить стремление к слитным структурам, любая химическая реакция стремится к экономии. Когда это стало окончательно ясно, алхимия с её представлениями о роге изобилия была признана устаревшей, вместе с ней устарела и алхимическая теория самозарождения. Последний удар по теории самозарождения нанесли эксперименты биологов из пограничной области между биологией и химией – из микробиологии. Луи Пастер был одновременно химиком и микробиологом. Но здесь наука, что называется, вместе с водой выплеснула и ребёнка. Исключив изобильность из химии, учёные взялись за исключение её и из биологии. Так родилась теория эволюции. Между тем, жизнь упорно демонстрирует нам, что в ней всё организовано иначе, чем в неживой природе, в биологии, судя по всему, господствует четочный принцип организации систем. Если химия показала невероятную эффективность, когда стала дефицитной наукой, то биология от этого только потеряла. Жизнь, вопреки неживой природе, демонстрирует нам устойчивое стремление к неправильным формам, к увеличению членов и распростанию органов как можно дальше в среду. Взять, например, растения, которые питаются путём фотосинтеза. Растению выгодно иметь как можно больше мелких листьев, как можно большую площадь поверхности неоднородной кроны. Если бы крона дерева приняла форму огромного зелёного шара, то дерево недополучало бы света и питательных веществ и никогда не возникло бы. Но не среда заставила растения принять такую форму, это не адаптация, а, наоборот, гандикап. Есть же множество способов питания, которые допускают слитность и замкнутость, но жизнь почему-то выбирает именно такие способы питания, которые отрицают слитность и приводят к возрастающей четочности, щедрости организмов. Или взять сенсоры животных. Действие сенсоров целиком базируется на четочности. Чувствительные усики, уши, глаза должны как можно дальше выдаваться в среду, иметь как можно большую площадь поверхности. Чем больше четочность, чем лучше работают сенсоры, например, плохо слышащий человек приставляет к уху воронку, тем самым он увеличивает внутреннюю площадь поверхности слухового сенсора и улучшает его службу. В споре между сенсуалистами и идеалистами, правы, конечно, сенсуалисты, но только с той оговоркой, что главной задачей сенсоров является не поглощение, а опорожнение. Та духовность, за которую ратуют идеалисты, присуща сенсорам даже в большей степени, чем каким-то сверхчувственным идеями.

 

Гандикап – это типичный пример такой четочной организации, когда мутации формируются совершенно независимо от внешней среды, исключительно из избыточной силы особи, вида, единственное назначение мутаций гандикапа – это щедрость. Это косвенно признаёт и автор этого принципа – Амоц Захави. И именно таких взглядов относительно жизни придерживается Ницше. "652. Невозможно видеть в голоде primum mobile так же, как и в самосохранении. Голод, понимаемый как следствие недостаточного питания, означает голод как следствие воли к мощи, которая не может более осуществлять своего господства. Дело идет отнюдь не о восстановлении потери — только потом, после того, как воля к мощи благодаря разделению труда научилась идти по совершенно иным путям к своему удовлетворению, потребность организма в усвоении сводится к голоду, к потребности в возмещении потерянного» [4].

 

То есть, первым инстинктом, по Ницше, является инстинкт опорожнения, и лишь затем, после него может идти инстинкт захвата и присвоения. Жизнь – это неустанное стремление к опорожнению, что выражается так же и в разорении неживой природы. «372. Поскольку всякий инстинкт неразумен, "полезность" для него не имеет значения. Всякий инстинкт, действуя, жертвует силой и другими инстинктами; в конце концов его тормозят, иначе он разрушил бы все своим расточительством. Итак, "неэгоистическое", жертвенное, неразумное не представляет собой ничего особенного - оно общее у всех инстинктов, они не думают о пользе целого ego (потому что вообще не думают!), они действуют "против нашей пользы", против ego, а часто и за ego - в обоих случаях невинно!!» [4].

 

А. Захави ничего не пишет про такой гандикап, который мог бы влиять на происхождение новых видов, учёный исследует исключительно формы внутривидового гандикапа. Тем не менее, ничто не мешает распространить принцип гандикапа на происхождение новых видов, когда уже в щедрости соревнуются между собой не отдельные особи, а целые популяции. В таком случае гандикап, который был заложен в основе формирования вида, перестаёт быть гандикапом, когда вид сформировался. Если бы у всех павлинов был одинаково длинный хвост, внутривидовое соперничество в этой части утратило бы всяких смысл. Происхождение видов по принципу гандикапа является полной противоположностью эволюционному принципу происхождения видов. Здесь виды происходят уже из щедрости и изобилия, новый вид формируется из некоторой избыточной силы, из совершенно бесполезных, а то и вредных для выживания мутаций. Разумеется, сохранится этот вид, только если эти мутации позволяют виду на равных соревноваться с другими видами. Это четочный принцип происхождения видов.

 

Более того, в пользу происхождения видов путём гандикапа говорят и некоторые места из книги самого Дарвина. Дело в том, что разрабатывая свою теорию, сэр Чарльз Дарвин в качестве главного доказательства рассматривал селекцию человеком животных и растений. Человек создаёт новые сорта овец и лошадей, так почему бы таким же способом не возникнуть видам в природе? Например, что представляет собой шерсть овцы или вымя коровы? Очень похоже на то, что это такие же вредные для выживания мутации, как и хвост павлина, то есть гандикап. Ведь животновод или агроном отбирает вовсе не самых приспособленных особей, а тех, которые обладают наиболее полезными для человека признаками. Всё равно, если эти признаки вредят выживанию особи. Такое огромное вымя, безусловно, в естественной среде будет вредно для коровы, да и вообще, популяции домашних животных, попадая в естественную среду, чаще всего погибают. Для Дарвина было совершенно очевидно, что селекция искусственная и селекция естественная принципиально друг от друга не отличаются и действуют по одинаковым принципам. Меж тем, искусственная селекция сводится лишь к манипулированию человеком над мутациями гандикапа у других видов. Другое дело, что одомашненные популяции, не способные выживать в дикой природе, становятся зависимыми от человеческой заботы и начинают вести уже образ жизни, похожий на паразитизм, то есть начинают приспосабливаться к среде. Но такой образ жизни преобладает, когда новый сорт или вид уже сформировался, а когда дрессировка только начинается, главная задача дрессировщика: любым путём увеличить щедрость особи по отношению к себе. Иными словами, у домашних популяций человек всячески подавляет внутривидовой гандикап, истребляя, если нужно, особей с сильно выраженным таким гандикапом, но, чтобы одомашнить популяцию, он использует межвидовой гандикап. 

 

Можно сказать, что Дарвин видит ставшее, а не становление, то есть ему не хватало опыта практического животноводства и растениеводства. Учёный видит, что одомашненные популяции приспосабливаются к среде, созданной для них человеком, что они ведут борьбу между собой за приспособление к этой среде, а самые неприспособленные, то есть особи с гандикапом, не могут оставить потомства и отбраковываются. Всё это так, но только в уже сформировавшихся, в уже одомашненных популяциях. Совсем по-другому всё происходит в клетке дрессировщика. Здесь становится очевидно, что жизнь вовсе не следует дефицитным законам химии, а даже возникает вопреки им, разоряет устойчивые химические соединения, опорожняет неживую природу вообще.  Жизнь – это в некотором смысле закваска, задача которой заключается лишь в том, чтобы поставлять ферменты для различных химических реакций. Ускоряя химические, а вместе с ними и различные физические процессы, доводя их тем самым до распада, жизнь таким образом процветает и сохраняет устойчивую форму. Именно это Ницше и хочет сказать в своём афоризме 652. Мутации гандикапа представляют собой успешную закваску, которая лучше других достигает стратегической цели жизни. 

 

Человеческий вид здесь не исключение, он так же происходит по принципу гандикапа, то есть в полном соответствии с учением Ницше. Новые виды и сорта возникают в популяциях с гипертрофированной биологической щедростью. Происходит накопление вредных мутаций, и большинство особей с такими вредными мутациями, конечно, гибнут от разнообразных наследственных заболеваний. Но больные и уроды несут важнейшую генетическую функцию – они есть лаборатория, неудавшиеся эксперименты природы по возрастающей щедрости. Вырождение всегда идёт рука об руку с восхождением. Там, где появляются такие могучие, здоровые, благородные типы, как древние греки, всегда возникает какой-нибудь больной Сократ. Вырождение и восхождение – это две стороны одного биологического процесса мутаций гандикапа. И лишь когда новые виды и сорта возникли, из чувства избытка силы и возросшей щедрости может наступить борьба, но борьба эта всегда принимает форму соревнования в щедрости. Нужно понимать, что древние даже войну рассматривали как одну из разновидностей соревнования в щедрости. В соревновании в щедрости невозможно доминирование, хоть всегда есть победитель и выживший. Образцовое соревнование в щедрости – это дуэль. Один из соперников погиб и тем самым пожертвовал своей жизнью, то есть проявил щедрость, другой выжил и тем отстоял свою честь, то есть свою щедрость. Здесь не может быть доминирующей стороны, дуэль сравняла двоих в их щедрости. Рыцарство не придумано цивилизованным человеком, оно не придумано даже человеком, рыцарство – это биологический принцип, который наблюдается ещё даже у волков. Только нужно понимать, что такое рыцарство не имеет никакого отношения к морали. 

 

Соревнование в щедрости, будь то война или что-нибудь другое, отбраковывает декадентов и сохраняет тех особей с вредными мутациями, у которых эти мутации приняли форму гандикапа. Правда, и последние тоже нередко погибают, но жертва – это ведь тоже щедрость, так что погибнут они или выживут, в любом случае их цель будет достигнута. Но это ещё нельзя назвать эволюцией. Можно представить себе постоянный процесс развития от простых видов до самых сложных, когда происходит постоянное возрастание щедрости. Но поскольку в соревновании в щедрости невозможно доминирование, нельзя исключать, что самые щедрые виды и сорта как раз погибли в процессе межвидовой борьбы. Возможно, самые щедрые расы человека уже давно погибли, а сохранились чуть менее щедрые, а, возможно, что и нет. Определить невозможно. А потому человек никогда не может быть назвать «венцом творения», это лишь один из бесчисленных, в чём-то удачных, в чём-то неудачных образцов воли к мощи в природе. Разумеется, гандикап, положенный в основе происхождения вида, исчезает, когда вид уже произошёл. Если бы у всех павлинов был одинаково длинный хвост, это не был бы уже гандикап. Возможно, видообразующим гандикапом для человеческого вида стало табу на инцест. Во всяком случае, это привело к огромному возрастанию половой щедрости особей. По сравнению с теми же приматами, у человека слишком большой половой член, а у самок слишком увеличена грудь. Всё это вероятно было связано с половыми запретами на спаривание внутри племени с одним тотемом. Это тут же сделало секс более рискованным, связанными с бṓльшими опасностями, особенно для самцов. Но когда человек, как вид, уже произошёл, разумеется, запрет на инцест перестал быть гандикапом, он стал всеобщим инстинктом. Лишь какие-то выродки могут нарушать этот запрет, и тем самым проявлять половое жмотство и откатываться в развитии к дочеловеческим формам. 

 

Гораздо интереснее разобрать внутривидовые формы гандикапа у человека. Амоц Захави в своё время обратил свой взор на ритуал дарообмена у индейцев, описанный М. Моссом, и заявил, что это и есть тоже самое, что гандикап. Но крайне важно понимать, что как только мы признаем, что у человеческого вида есть внутривидовой гандикап, мы должны встать на позиции элитаризма. Не может быть равенства между павлином с длинным хвостом и короткохвостым павлином. Это разные биологические формы, если угодно, разные касты. Эгалитаризм в форме социализма, либерализма или христианства должен быть признан вредным. Наибольшим милосердием по отношению к страдающим от жизни  будет быстрое и безболезненное их умертвление. Ненавидящим жизнь следует предоставить свободную возможность в любой момент легко расстаться с жизнью, чтобы они не тянули бесконечно эту лямку мелкого жлобства, не вели в конце концов войну против жизни. В тех обществах, где запрещена эвтаназия, всегда поднимает голову класс патологических врагов жизни, которые одним своим видом смущают тех, кто пытаются жизнью наслаждаться. Единственная цель существования такого класса – это распространение заразы жизнененавистничества как можно шире, поражение ей всех здоровых частей общества. Когда уже и эта цель достигнута, враги жизни начинают пожирать сами себя (известное выражение «леваки пожирают сами себя» в последнее время звучит всё чаще). Запрет самоубийства – это первая причина всех революций, стало быть, причина всех революций коренится в христианстве. 

 

Все остальные особи, а именно те, которые не имеют сильно выраженного гандикапа, но вместе с тем и не страдают от жизни – становятся приёмниками для щедрости высших. Ведь щедрость всегда нуждается в приёмнике своих даров.  В то время как скупость, наоборот, не нуждается ни в ком другом, ибо другой представляет собой опасного конкурента. Поэтому щедрость в полной мере может существовать только при наличии разных типов, и наибольшего выражения она достигает, когда выстраивается в иерархию. Скупость, если это коллективная, стадная скупость, может вовсе обходиться без иерархии.  Между тем, приёмники щедрости по определению не могут быть такими же щедрыми, как их дарители, стало быть, по отношению к ним они являются скупцами, но при этом необходимыми скупцами, которые могут быть очень полезны.  А. Богданов в своё время хорошо описал, как скупость может служить делу щедрости. «Надо заметить, что вопрос о значении четочной и слитной структуры мы рассматривали применительно к неопределенной среде, к условиям положительного и отрицательного подбора вообще, принимая разнообразные и изменчивые влияния, не сосредоточенные специально на тех или иных частях комплекса. Там же, где имеется такая устойчивая концентрация внешних активностей или сопротивлений, получается, конечно, задача на определенно-изменяющиеся условия, и вопрос уже не сводится просто к большему или меньшему количеству соприкосновений. Если, напр., отрицательный подбор наиболее сильно проявляется для одной части системы, тогда для сохранения целого выгодно, чтобы эта часть была значительнее развита; т. е. и при отрицательном подборе благоприятнее оказывается определенная неравномерность связей. Так, во всех машинах части, подвергающиеся усиленному трению, давлению, кручению, растягиванию, делаются или массивнее, или из более прочного, т. е. тектологически, более связного материала; а это, конечно, придает всему комплексу более четочный характер; равномерность же была бы невыгодна». [1].

 

Ошибка Богданова заключается в том, что он полагает слитные структуры более прочными, чем структуры четочные. Приведём несколько примеров, опровергающих это мнение. Первый пример – это, конечно, античная броня. Известно, что изначально поверхность брони была гладкой, то есть обладала наибольшей слитностью, но затем эта броня была заменена на другую, которая повторяла рельеф мужского тела с развитой мускулатурой. И такая рельефная броня оказалась более прочной и надёжной. По Богданову такая рельефность увеличивает площадь поверхность брони и должна делать её более уязвимой. В современных армиях аналогичным образом модернизировали танковую броню. Изначально так же танковая броня обладала наиболее слитной формой, то есть была гладкой и прямой, но затем её стали заменять на косую и рельефную броню, которая стала лучше выдерживать столкновение со снарядом. Если слитная структура достигает эффективности за счёт меньшей площади взаимодействия со средой, то четочная, наоборот, за счёт большой площади взаимодействия со средой просто отражает или преломляет воздействия этой среды. Конечно, речь идёт о разных типах воздействия. Слитные структуры оказываются более эффективными при постепенном воздействии. Например, если положить под пресс гладкую и рельефную броню, рельефная разрушится быстрее. Но при резком и быстром воздействии, какое происходит при ударе снаряда, меча или пули – четочные структуры демонстрируют бṓльшую прочность. И природа наравне со слитностью активно использует и четочную стратегию защиты, когда при угрозе происходит резкое возрастание площади поверхности, как у морского огурца или у лягушки. Это нечто противоположное реакции черепахи. Гандикап представляет собой как раз четочную стратегию, и среда не уничтожает павлинов с длинным хвостом или оленей с длинными рогами, хотя, по теории эволюции, непременно должна была бы это сделать. 

 

Итак, теперь попробуем разобраться в том, какие мутации или так называемые наследственные заболевания у людей могут быть причислены к проявлению гандикапа. Больше всего под определение гандикапа подходят следующие отклонения: эпилепсия, синдром Туретта и повышенная склонность к болезни Паркинсона. Мы выбрали именно эти болезни, поскольку лекарством от каждой из них является мужской гормон тестостерон. То есть, например, эпилептику, чтобы жить полноценной жизнью, нужен постоянно повышенный уровень тестостерона. Он не может жить со средним уровнем тестостерона, как у всех – тут же начнутся припадки падучей. Вопреки расхожему убеждению, тестостерон – это не гормон агрессии, ведь агрессия является ещё реакцией слитности. Тестостерон повышает ярость, гнев, но это же и половой гормон, он повышает половое влечение, а вместе с ним и жертвенность у мужчин. Ведь половое влечение у мужчин – это щедрость. Тестостерон – это гормон щедрости, только нужно понимать, что разорение скупцов – это тоже щедрость, поэтому тестостерон – это ещё и гормон ярости. Последние исследования доказывают, что тестостерон является лекарством при болезни Паркинсона [5], при болезни Альцгеймера [6], так же как и при эпилепсии [7]. Когда мышам с болезнью Паркинсона вводили искусственный тестостерон, у них прекращались все нервные, мышечные и вокальные тики. 

 

Итак, мы должны признать, что существуют человеческие особи, которые могут существовать только при повышенном тестостероне. Если они попадают в структуру, в которой главной стратегией является адаптация, выживание, в слитную структуру – они в ней быстро погибают. На этом построен ни один сюжет романов Достоевского, когда индивид со всеми задатками высшего типа попадает в адаптационную структуру и быстро погибает в ней. Таким был эпилептик князь Мышкин, а так же Аркадий Долгорукий из романа «Подросток», который очень похож на человека, склонного к пирамидным расстройствам. Да и сам Достоевский был таким индивидом, который, будучи награждён эпилепсии, предпочитал развивать в себе страдания от сострадания, чем избавляться от них. При помощи творчества он лишь оттягивал день трагической гибели. Между тем, стоит упомянуть, что сострадание чрезвычайно вредно таким особям, оно может совершенно погубить их. Достоевский это хорошо понимал, но ещё больше он боялся того монстра, который может в нём пробудиться при достаточно высоком уровне тестостерона. Конечно, этот страх был ему навязан той структурой, в которой он вынужден был обитать. В целом же совершенно не понятно, зачем щедрому индивиду, особи с преобладающим инстинктом гандикапа нужно сострадание? Наши дикие предки легко обходились без сострадания и без морали. Ведь что такое дикий человек, создающий цивилизацию? Это невероятная, фантастическая щедрость, колоссальный избыток сил. Повышенный тестостерон разрушителен для особи, в том числе он разрушительно сказывается на её психике. Такой дикарь словно горит изнутри и сжигает самого себя, выжигает себе психику настолько, что он может существовать только при высоком уровне тестостерона. На войне он, как рыба в воде, созидать для него, как дышать, жертвовать – значит существовать. Сегодня биологическая наука должна признать, что человек не так уже далеко ушёл от дикой природы, и нет смысла важничать человеку перед природой. Ведь дикая природа – это не рынок, не холодная среда выживания, а тёплый мир жестокого рыцарства. Наука должна признать, что среди людей существуют особенные особи, которые никак не могут быть равны другим. Там, где процветает большинство населения – на среднем уровне тестостерона, там эти особи погибают. Внутри человеческого вида, как и внутри многих иных видов, есть гандикап, и, пожалуй, у человека таких мутаций гандикапа больше всего. А раз так, то следует забыть о равенстве людей, нужна система сословий, кастовое общество, в котором на вершине находились бы созидающие, нужна иерархия щедрости. 

 

Иерархия щедрости представляет собой систему, в которой на вершине оказываются наиболее щедрые особи. Политическое воплощение данная система находит либо в республике, которой правят равные между собой отцы отечества, либо случайным образом по жребию допускает правление единственного царя. Выбор царя по жребию практикуется даже ещё в Персидской империи, где по жребию царём становится Дарий I. Образцом иерархии щедрости является древняя кастовая система Индии, где высшей кастой были кшатрии. Вопреки расхожему мнению, кшатрии – это не воины, точнее не только воины. Слово क्षत्रिय с санскрита переводится как могучий, щедрый, благородный. Война – это лишь одно из воплощений такой щедрости. Только высшая каста может сражаться, проливать свою кровь, жертвовать на войне. Низшие касты находятся в безопасности. Подобная система сохраняется ещё в древнем Риме, где в легионы могли вступать только те, кто принадлежали к сословию граждан. Поэтому, кстати, вопреки расхожему мнению, в Античности не было рабов на галерах. Но, помимо войны, атрибутом кшатрия, как и римского гражданина, является постоянная, непрекращающаяся щедрость. Главная задача кшатрия – дарить, кшатрий не умеет копить капитал, и считает это недостойным себя. Достойным считается захватить какое-то имущество, взять его силой, например, на войне и затем щедро раздаривать и растрачивать. Кшатрии бесконечно соревнуются между собой в щедрости, и те, кто проявляют большую щедрость, добиваются более высокого статуса. Они представляют собой созидающий класс, творческую элиту, это дикари, стоящие всегда у истоков цивилизации. Кшатрий – синоним щедрой, благородной особи. 

 

Прикладное выражение такой щедрости – это дарообмен. Антропологи, исследуя ритуалы дарообмена у древних племён, почему-то упускают, что в них имеет место не просто щедрость, а соревнование в щедрости. Наиболее щедрые особи добиваются более высокого статуса в обществе, но этот статус не избавляет их от необходимости дарить, наоборот, чем выше статус, чем выше обязательства щедрости. Таким образом, римская система cursus honorum так же представляет собой дарообмен и соревнование в щедрости. Должностное лицо либо не получает жалования из бюджета государства, и тогда оно обязано из своего кармана тратиться на общественные нужды, либо, если оно всё-таки получает жалование, то назначается на должность по жребию. Без иерархии, без этого прикладного значения дарообмен действительно утрачивает всякий смысл и становится явлением иррациональным. Антропологи лишь пытаются объяснить его рациональным способом, свести ритуал к сложным формам бартера или какого-то ритуального символизма. Но ответ лежит на поверхности, ритуалы дарообмена – это просто способ построения естественной иерархии щедрости, в соответствии с принципом гандикапа. Дарообмен вполне может сосуществовать с развитым рынком и бартером, если арбитрами над рыночными и бартерными отношениями будут выступать должностные лица, выбранные по принципу соревнования в щедрости. Важным элементом иерархии щедрости является имущественный ценз для каждой государственной должности и даже для самого звания гражданина. Это вполне оправдано, ведь главная задача гражданина – щедрость, жертвенность. Там, где все люди одинаково бедные, подлинная щедрость невозможна; если бы все люди были бессмертны, как утверждают иные религии, то невозможно было бы подлинное самопожертвование. Злой, но щедрый индивид представляет собой куда бṓльшую ценность, чем добрейший аскет, который ничего не может дать другим, кроме своей проповеди нищеты. Ещё в проектах Конституции российских декабристов – этих стойких борцов против крепостного рабства, неизбежно присутствовал пункт о имущественном цензе для граждан. Имущественный ценз так же является защитой от олигархии, поскольку имущество распределяется примерно в равной степени между гражданами, в силу чего могут появиться, конечно, богатые, но не могут появиться сверхбогатые. 

 

Но вернёмся к исследованиям тестостерона. Крайне важно понимать, что уровень тестостерона сам по себе не снижается с возрастом у мужчин. Последние исследования утверждают, что причиной снижения уровня тестостерона является скорее внешняя обстановка, структура, которая подавляет в особи ярость и созидающий инстинкт, вынуждая её приспосабливаться к среде [8]. Таким образом, можно сказать, что Мухаммед Али пострадал не оттого, что был слишком яростен, а оттого, что, наоборот, стал слишком ручным, слишком адаптированным к слитной структуре. Ведь, как мы уже указали выше, внутри одомашненных популяций гандикап не приветствуется и всячески изживается. Следует рассматривать два типа физиологии. Одни страдают тогда, когда они неадаптированны к среде, другие страдают как раз от адаптации. Про вторых нередко говорят, что они неприспособленны к жизни. Но страдают от жизни как раз первые, самые ярые ненавистники и хулители жизни как раз получаются из очень адаптированных ко внешней среде. Алкоголь – это способ адаптации к среде, хоть лёгкое опьянение и может дезадаптировать,  но хронические алкоголики всегда хулят жизнь. Страдающие от адаптации к среде, наоборот, как правило, жизнью довольны.

 

Поняв физиологию кшатрия, мы, наконец, можем понять смысл древних цивилизации с их подчас дикими ритуалами. Древние постоянно нуждались в повышенном тестостероне. Конечно, эпилептик или пирамидник может существовать и с пониженным тестостероном, но это существование никак не отложится в его памяти. Дни будут лететь, как один, и в 50 лет он так же будет чувствовать себя на 20. Чтобы собственное существование откладывалось в памяти, у людей с перечисленными расстройствами, оно должно сочетаться с повышенным уровнем тестостерона. А для этого особи должно создавать вокруг себя среду, постоянно повышающую тестостерон. В первую очередь это война. На войне такой тип, как рыба в воде, и даже если его жизнь в боевых действиях будет довольно короткой, каждый её день будет насыщен и отложится в памяти. Поэтому даже год такой жизни может для него иметь большую ценность, чем 50 лет в адаптационной структуре. Но высший тип должен понимать, и однажды он это понял, что постоянная война всех против всех в конечном итоге уничтожит и этот высший тип, поэтому ему нужно окружить себя такой культурой, которая постоянно поддерживала бы повышенной уровень тестостерона и без войны. Собственно, так и возникает известная нам цивилизации. Греческое искусство, греческая мифология, греческая религия и ритуалы дарообмена – всё это были элементы культуры, призванные сохранять повышенный уровень тестостерона. 

 

Американский антрополог Маршалл Салинс в своё время очень верно определил, что ритуалы дарообмена представляют собой просто замену войны, способ избежать военного столкновения. «Из подобной организации — эпохи повышенного страха и враждебности — возникает настолько же повышенная щедрость. Когда, во время племенных пиров и церемоний соперничающих кланов и семей, поддерживающих взаимные брачные связи или вступающих в отношения реципрокности, группы навещают друг друга; даже когда, в наиболее развитых обществах — с развитым законом «гостеприимства» закон дружбы и союзничества с богами дает гарантию «мира» на «рынке» и между городами; в течение очень долгого времени в значительном количестве обществ люди вступают в контакт друг с другом, находясь в своеобразном состоянии духа, характеризующемся повышенным страхом и враждебностью и настолько же повышенной щедростью, что, однако, не выглядит безумием ни для кого, кроме нас». [9]. Ошибка Салинса заключается только в том, что он полагает, что люди испытывают страх перед войной, как перед насильственной смертью, и потому исключительно из этого страха должны проявлять повышенную щедрость.  То есть, как и прочие антропологи, он пытается свести щедрость к скупости, объяснить её через адаптацию. Поэтому, разумеется, с появлением государства такая повышенная щедрость должна исчезнуть, она актуальна только у первобытных племён, там, где нет городов с прочными стенами. Но как тогда объяснить бесчисленные факты дарообмена в развитой Античности и даже в более поздние эпохи? Экономика целых государств может строиться на дарообмене, если элитой являются кшатрии. Вовсе не страх вынуждает дикарей избегать войны и проявлять повышенную щедрость, а, наоборот, повышенная щедрость вынуждает высшие классы временами избегать военного столкновения, ибо оно грозит гибели этого класса, а вместе с ним и гибели щедрости. «Перспективизм есть только сложная форма специфичности. Я представляю его себе так, что каждое специфическое тело стремится к тому, чтобы овладеть всем пространством, возможно шире распространить свою силу (его волю к мощи) и оттолкнуть все то, что противится его расширению. Но тело это постоянно наталкивается на такие же стремления других тел и кончает тем, что вступает в соглашение («соединяется») с теми, которые достаточно родственны ему — таким образом, они вместе составляют тогда заговор, направленный на завоевание могущества. И процесс идет дальше…» [4].

 

Такой же перспективизм действует и в искусстве, ведь художественное творчество – это тоже щедрость, и изначально оно должно было служить повышению тестостерона у особей с гандикапом. Поэтому утверждение Аристотеля о том, что задача трагедии заключается в очищении состраданием, нельзя признать, и Ф. Ницше его не признаёт. Трагедия, в той же мере, что и комедия, призвана повышать уровень тестостерона и удерживать его на этой высоте. Комедия, понятно, делает это через смех, трагедия делает это через повышение болевого порога. Сострадание, напротив, всегда понижает болевой порог. Если разобраться, то вообще добрая половина элементов античной цивилизации создавалась только для того, что повышать тестостерон в городских условиях. Искусство, художественное творчество всегда повышает тестостерон у творца, в конце концов, художник невозможен с низким уровнем тестостерона. Но античное искусство было призвано повышать уровень тестостерона ещё и у аудитории. И вот в этом современное искусство на порядок ниже древнего, в особенности искусство барокко. В барокко полезного эффекта может достигнуть только сам творец произведения или тот, кто становится на место автора и пытается его интерпретировать. Отсюда концепция смерти автора и плюрализма интерпретаций. Каждый зритель так ли иначе является и творцом, и только так он может достичь полезного эффекта от произведения. Но это требование не подходит для человеческих особей с сильно выраженным гандикапом, их творчество должно быть непременно крупным, широкими мазками, они не могут быть винтиками в Эйфелевой башне. 

 

Вместе с искусством барокко в Европе, особенно во Франции, распространилась и философия барокко. Здесь можно назвать ряд имён, таких как М. Фуко, Ж. Бодрийяр, Ж. Деррида и так далее. Они, по сути, в философии и публицистике добиваются того же эффекта, что и в искусстве барокко, но философия – это не искусство, и сам эффект от неё немного другой. Изначально философия, судя по всему, не повышала уровень тестостерона, но способствовала его сохранению на высоком уровне. Ведь философия всегда исходила из изобилия, как из природной данности. Вопреки всякой логике первоначало мира полагалось неиссякаемым источником щедрости. Но такое заблуждение оказалось довольно полезным, без него не возникло бы науки. Без алхимии не возникло бы химии, а между тем, именно в алхимии существовала концепция философского камня, как рога изобилия. Современная наука пока ещё не несёт той важнейшей функции, какой обладала наука античная. Хотя, идеал беспристрастности, учёного равнодушия присутствует и сейчас. Учёный должен исключать себя из предмета исследования и быть отстранённым – только так может быть достигнута истина. Но дело в том, что одни люди лучше всего владеют собой, когда они в состоянии покоя, а другие лучше всего владеют собой, когда они в ярости или сексуально возбуждены. Например, эпилептик или страдающий пирамидными расстройствами может следовать максиме о беспристрастности только тогда, когда у него повышен уровень тестостерона. И практика показывает, что именно из таких учёных получаются гении, двигающие науку вперёд. 

 

Современная наука взяла из античной только одну лишь форму – беспристрастность, но исключила её содержание, а именно физиологические особенности исследователя. И это не замедлило показать свои результаты. Так, историк, вооружившись этой формой учёного, начинает исследовать исторический процесс, как бездушный материал, как историю скупости и борьбы разных особей за овладение и приумножение своего капитала. Так рассматривает историю Леопольд Ранке, по аналогии с теорией эволюции. Полагается, что в истории так же выживает самый приспособленный. Но здесь кроется и некоторая логическая ошибка, получившая название парадокса выжившего. Люди говорят, что дельфины спасают утопающих, но говорят об этом только те, кого дельфины спасли. А те, кого дельфины погубили, нам уже ничего не скажут. Историк или биолог-эволюционист видит ставшее, а не становление, они не видят множество видов и особей, погибших, пожертвовавших собой на пути к успеху. Отсюда историк делает вывод, что те, кто добились успеха, на самом деле не жертвовали собой, они хитрили и потому победили. Так же как эволюционист полагает, что в дикой природе жертвующие собой успеха не добиваются, и любая жертвенность сводится лишь к борьбе за какой-то биологический капитал. Воля к истине заводит учёного в паутину вырождения, если уровень тестостерона у него не повышен.

 

Изначально цивилизация не представляла собой капитала, который следует сохранить любой ценой, она вовсе не была целью, она была средством для существования высших типов и обеспечения иерархии щедрости. Когда иерархия щедрости рухнула, цивилизация стала самоцелью, стала капиталом, который стали всячески оберегать и отстаивать. С этого момента можно говорить уже о вырождении и о преобладании упадочных тенденций в истории. Христианство с его идеологией сострадания, безусловно, несло вред. Сострадание подменяет собой щедрость, и теперь из сочувствия к другому человеку все должны быть нищими. Но ведь биологический гандикап никуда не исчезает из человеческого вида. Как мы говорили, для гадикапных особей сострадание убийственно на физиологическом уровне. У эпилептиков обостряются припадки падучей, пирамидники впадают в паралич. Эта участь не минула и самого Ницше. Судя по всему, наследственное психическое расстройство Ницше носило характер гандикапных расстройств. Проявилось оно не сразу, а с возрастом, и для Ницше с возрастом стало очевидно, что он может существовать только при повышенном уровне тестостерона. При помощи своего творчества он всячески пытался поднимать у себя уровень мужского гормона и потому продержался на порядок дольше, чем его отец. Но в конце концов адаптационная структура взяла своё и окончательно раздавила созидающего индивида. Те, кто могут существовать при среднем уровне тестостерона, тоже вырождаются, но это происходит постепенно, и они не успевают это заметить. Эту ситуацию может проиллюстрировать притча про двух лягушек, одна из которых попала в холодную воду, которая, нагреваясь, сварила её, а другая попала в кипяток и, выпрыгнув, спаслась. Или рельефная поверхность более чувствительна к воздействиям внешней среды, чем гладкая. Особи с гандикаком более чувствительны к вырождению и потому могут, даже должны сформировать для себя некомфортную структуру, в которой будут получать необходимо высокий уровень тестостерона. В целом же эгалитаризм неизбежно уничтожает особей с гандикапом, поскольку идея равенства не терпит ничего слишком выдающегося, даже если оно выделяется своей щедростью и жертвенностью. 

 

Иногда может показаться, что ницшевский Заратустра придерживается какой-то теории эволюции, когда говорит о том, что «человек – это мост между животным и сверхчеловеком, средство, а не цель». Но тут нужно понимать, что Ницше имеет в виду, говоря о животном. Судя по всему, под животным он понимает дикое животное, существо, никогда не страдавшее от жизни. Такое животное вполне может быть двуногим прямоходящим, но при этом оно будет представлять собой то, что называется – идиот. Идиот, конечно, существо блаженное, но он не способен создать цивилизации и того, что создаёт человек. Однако именно человек является «капиталистом», он смотрит на цивилизацию, как на капитал, который нужно всеми средствами охранять и отстаивать, он создаёт себе максимально комфортную структуру. Человек – это уже прирученное животное, подобное домашнему скоту. Как и любой скот, это существо часто страдает от жизни, а порой даже ненавидит жизнь. Помочь ему никак невозможно, единственное спасение от страданий такого рода – это смерть, поэтому Ф. Ницше всегда выступает за эвтаназию. Но такое домашнее животное как раз и должно находиться на вершине эволюции, как самый приспособленный вид. Сверхчеловек же – это, по сути, дикий человек, который являются одновременно блаженным и цивилизованным. Цивилизованный дикарь. Сверхчеловек есть уже отрицание эволюции, возвращение от домашнего человека к дикому, но на новом уровне. И, конечно, человек, как нечто биологически среднее, представляет собой средство, а не цель, поскольку мир человека есть лишь природная лаборатория гандикапа, в которой путём проб и ошибок выводится высший тип. Результат неудачного эксперимента – это животное, результат удачного – сверхчеловек, а материал, на котором проводится эксперимент – это сам человек. Цель эксперимента – это, конечно, сверхчеловек, иерархия щедрости, а вовсе не цивилизация и не комфорт биологического вида homo. Цель истории вовсе не в накоплении, а в опорожнении, но именно поэтому история никогда не может быть полностью порожней, ибо полное опорожнение означает и конец истории, а это противоречит её целям. 

  

 

 

 

1. А. А. Богданов. Очерки организационной науки. — М., 1922. // Электронная публикация: Центр гуманитарных технологий. — 06.10.2010. URL: https://gtmarket.ru/laboratory/basis/5926

2. Zahavi, Amotz (1975). "Mate selection—A selection for a handicap". Journal of Theoretical Biology. Elsevier BV. 53 (1): 205–214. doi:10.1016/0022-5193(75)90111-3

3. URL: http://nuclphys.sinp.msu.ru/spargalka/a41.htm

4. Ф. Ницше, "Wille zur Macht".

5. URL: https://aif.ru/health/311737

6. URL: https://www.rbc.ru/society/22/01/2002/5703b6a49a7947783a5a5fba 

7. URL: https://www.remedium.ru/doctor/neurology/detail.php?ID=70979

8. URL: https://74.ru/text/health/54744411/

9. Салинс М., "Экономика каменного века", URL: https://royallib.com/read/salinz_marshal/ekonomika_kamennogo_veka.html#0