PHILOSOPHY NOW
Перевод Ю.Ю.Черного
МЭДИГАН Т.Дж. "НИЦШЕ И ШОПЕНГАУЭР"
ЦИБУЛЬСКА Э. "ОЗАРЕНИЕ ИЛИ БРЕД?"
ЛОМАКС Дж. X. "НИЦЩЕ И ВЕЧНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ"
БЁРКС Х.Дж. "НИЦШЕ И ЭВОЛЮЦИЯ"
БЁРКС Х.Дж. "ВВЕДЕНИЕ"
BIRX H.J. Introduction, P.7
К столетнему юбилею со дня смерти Фридриха Ницше (1844-1900), который мировая философская общественность отмечала 25 августа 2000 г., британский журнал «Philosophy now» подготовил специальный раздел под названием «Ницше 2000». Составителем раздела стал профессор антропологии Канисиус колледжа (Буффало, штат Нью-Йорк, США) Х.Джеймс Бёркс1.
Во вступительной статье Х.Дж.Бёркс кратко характеризует жизненный и творческий путь Ницше. Он отмечает, что Ницше, подвергнув острому критическому анализу ценности западной цивилизации, обнаружил «фальшь и иллюзии, присущие пошлой среде современных ему общества и культуры – как он понимал их» (с.7). Провозгласив, что «Бог умер», он призвал к переоценке всех ценностей. Проницательный гений Ницше позволил не только провести различие между «моралью господ» творческих личностей и «моралью рабов» инертных масс, но также внести существенный вклад в понимание реальных психологических мотивов христианских верований и практик, в частности вины, жалости и негодования.
Отвергая нигилизм и пессимизм, Ницше предложил радикально новое мировоззрение в духе эволюционного движения XIX в. Он учил о творческой реальности, которая в своей сущности является волей к власти, а также пророчествовал о явлении сверхчеловека, «рассматривая наш собственный род в качестве связующего звена между ископаемыми остатками человекообразных обезьян прошлого и теми высшими интеллектуальными существами, которым предстоит явиться на свет в отдаленном будущем» (с.7).
В терминах метафизики и этики Ницше излагал свою одновременно устрашающую и захватывающую концепцию вечного возвращения одного и того же (eternal recurrence of the same) – бесконечного повторения во все времена этой себе тождественной, конечной и циклической вселенной. Поскольку всякий миг имеет свою бесконечную ценность, то жить следует так, как если бы принимаемое решение было выбором, совершаемым навечно.
Среди многих блистательных книг Ницше Бёркс выделяет его главный труд «Так говорил Заратустра» (1883-1885), в наиболее яркой форме представляющий философию «перспективизма, преодоления и свершения» (с.7).
Фридрих Ницше оказал существенное влияние на многих глубоких мыслителей от К.Ясперса и М.Хайдеггера до У.Кауфмана (Walter Kaufmann) и Р.Рорти. Идеями Ницше вдохновлялись и такие деятели искусства мирового значения, как композитор Рихард Штраус, писатель Томас Манн и кинорежиссер Стэнли Кубрик.
МЭДИГАН Т.Дж. "НИЦШЕ И ШОПЕНГАУЭР"
MADIGAN T.J. Nietzsche & Schopenhauer on compassion, P.8-9.
Тимоти Дж.Мэдиган (директор издательства университета г. Рочестер, штат Нью-Йорк, США) анализирует влияние, которое на Ницше оказало философское учение А.Шопенгауэра.
По происхождению Ницше, точно так же, как его деду и отцу, была уготована судьба протестантского священника. С ранних лет он воспитывался в христианской среде, читал Библию, изучал труды протестантских теологов и за свое благочестие даже был прозван «маленьким пастором». Одной из причин разрыва с набожным окружением и отказа от религии стало знакомство Ницше с главным трудом Шопенгауэра «Мир как воля и представление». Осенью 1865 г., стоя в букинистическом магазине, студент Лейпцигского университета Ницше вдруг услышал внутренний голос, который говорил ему: «Возьми эту книгу домой» (с.8). В лице Шопенгауэра Ницше в первый раз встретил человека с мировоззрением, которое никогда не встречал до этого ранее – оно было полностью атеистическим. Ницше назвал Шопенгауэра первым честным атеистом в современной философии.
Через 11 лет после первого знакомства с работами Шопенгауэра, в письме к жене композитора Рихарда Вагнера Козиме Вагнер Ницше провозгласил, что он отвергает учение Шопенгауэра. В частности, особое неприятие Ницше вызвал тот аспект его философии, который как раз вдохновлял обоих Вагнеров, – подчеркивание роли сострадания.
Шопенгауэр считал сострадание или симпатию (mitleid) более реальной основой морали, нежели рациональные правила или данные Богом заповеди. По его мнению, нравственное поведение состоит в интуитивном осознании того, что все мы, живые существа, являемся проявлениями воли к жизни. Все великие религии были попытками выразить эту метафизическую реальность, однако они утеряли понимание истины из-за бесконечных доктринальных споров. Нас объединяет представление о том, что жизнь сама по себе состоит из бесконечных страданий, преследования целей, которые никогда не будут достигнуты. В конечном счете, эти стремления завершаются бессмысленной смертью. Шопенгауэр говорил, что лучше было бы не родиться вовсе, но поскольку мы уже живем (благодаря непрекращающемуся желанию слепой воли сохранить род), то у нас, по крайней мере, есть обязательство не увеличивать количество страданий. Мы должны быть терпимыми и терпеливыми и обнаруживать милосердие к другим страдающим существам.
Ницше, хотя первоначально и называл Шопенгауэра «единственно серьезным моралистом» (с.9), все же счел необходимым отстраниться от его доктрины сострадания, которую он начал считать неприемлемой формой аскетизма. Соглашаясь с утверждением о том, что в основе всего лежит воля к жизни (которую он, впрочем, предпочитал называть «волей к власти»), Ницше, однако, не считал, что последняя представляет собой нечто ужасное. Он пришел к заключению, что сострадание является не ценностью, которую нужно культивировать, но слабостью, которую нужно преодолевать.
Демонстрировать жалость к другим – значит обращаться с ними с презрением. Гораздо лучше способствовать тому, чтобы они встретились с трудностями лицом к лицу и боролись с ними изо всех сил. По мнению Ницше, христианство в особенности было религией жалости, «основанной на образе истекающего кровью и страдающего божества» (с.9). Он противопоставил христианству языческие религии Древней Греции и Рима с их воинственными богами, находившими удовольствие в войнах и любовных связях.
Впрочем, до сих пор остается неясным, действительно ли то, что Ницше отвергал как жалость, было тем же самым, что Шопенгауэр называл состраданием. Но если рассматривать собственное развитие Ницше как философа, то для него было необходимо порвать с тем у Шопенгауэра, что он «считал нездоровым отрицанием жизни и пессимистическим смирением с тем, что страдание есть зло» (с.9). Для Ницше (которому его слабое здоровье, недостаток общественного признания и бедность, несомненно, причиняли больше личных горестей, чем испытывал известный и состоятельный Шопенгауэр) страдание было неизбежным следствием борьбы за достижение.
Все же, несмотря на острую критику, особенно усилившуюся с годами, Ницше продолжал считать Шопенгауэра своим «великим учителем». «Он всегда признавал заслугу этого непоколебимого атеиста в том, что тот помог ему порвать с теологией и показал, что существуют и другие пути для того, кто путешествует в поисках знания» (с.9). Окольным путем Ницше выражает почтение Шопенгауэру в своем шедевре «Так говорил Заратустра», когда мудрец Заратустра поощряет учеников покинуть его святилище и идти собственными дорогами; они должны даже подвергать сомнению то, что сказал он. «Тот плохо платит наставнику, – говорит Заратустра, – кто всегда остается лишь учеником».
ЗОРГНЕР С. "НИЦШЕ И ГЕРМАНИЯ"
SORGNER S. Nietzsche & Germany, P.10-13.
В статье Стефана Зоргнера (Королевский колледж, Лондон и университет Дурхэма, Великобритания) представлен обзор восприятия идей Ницше в Германии с начала ХХ столетия по настоящее время. Автор анализирует то противоречивое влияние, которое Ницше оказывал и продолжает оказывать на немецкую мысль.
Первым крупным немецким философом, испытавшим глубокое воздействие ницшеанских идей, был Г.Зиммель. В серии лекций, опубликованной в 1907 г. под заголовком «Шопенгауэр и Ницше», он сосредоточил главное внимание на Ницше как исследователе культуры, особо подчеркивая такую черту философа как благородство. Зиммель совершенно правильно указывал, что Ницше не был имморалистом. «Он был не просто критиком христианства и традиционной морали, но и философом, который пытался создать новую, высшую, на его взгляд, систему ценностей» (с.10). Кроме того, Зиммель признавал значение работ Ницше для этики и сравнивал его роль с ролью Коперника в космологии. Также хорошо известны критические замечания Зиммеля по поводу ницшеанской доктрины вечного возвращения. Некоторые до сих пор принимают их в качестве убедительного опровержения этой концепции.
В 1936 г. свою интерпретацию Ницше дал К.Ясперс в своей книге «Ницше и христианство». Он связал воедино жизнь и мысли философа. Хотя в работе Ясперса основное внимание уделяется замечаниям Ницше относительно природы и человеческой деятельности, в рассмотрение приняты также культурные и философские аспекты. Ясперс подробно рассматривает концепцию вечного возращения, обоснованно интерпре-тирует понимание человеческой природы у Ницше как основанной на «воле к власти», а также признает, что Ницше рассматривал тягу человека к истине как его потребность. Большой заслугой Ясперса является демонстрация тесной связи личности Ницше и его учения, подчеркивание значимости болезни и одиночества философа для понимания его мировоззрения.
Несмотря на очевидную оригинальность и глубину подхода Ясперса к творчеству Ницше, все же он не сумел по достоинству оценить важность доминирующих частности, согласно Ясперсу, «Ницше противоречит всему, что сам утверждает, не считая одну позицию более значимой, чем другая» (цит. по: с.10). Это неверно, поскольку все кажущиеся непоследовательности, которые бросаются в глаза при чтении работ Ницше, разрешаются, если учитывать их контекст. Например, Ницше одновременно критикует и восхваляет нигилизм. Он критикует его потому, что порядок нужен людям для выживания, а в периоды нигилизма порядок отсутствует. С другой стороны, он восхваляет нигилизм, поскольку он позволяет людям избавиться от старого, ограничивающего их мировоззрения.
Как становится ясным из приведенного примера, отношение Ницше к какому-либо понятию зависит от смыслового контекста. Поэтому нельзя, вслед за Ясперсом, утверждать, что Ницше непоследователен. В целом же Ясперс прекрасно понимает Ницше, и одна из возможных причин этого состоит в значительном сходстве некоторых аспектов их биографий. Оба мыслителя, во-первых, сильно страдали из-за неизлечимых болезней, во-вторых, исследовали человеческую природу путем интроспекции, в-третьих, имели склонность к психологии (а Ясперс был даже профессиональным психиатром), наконец, в-четвертых, признавали большую ценность науки. В частности, Ясперс полагал, что философия «возможна лишь при условии принятия во внимание результатов науки», а Ницше хотел, «чтобы его метафизические концепции находили отклик у людей с научным мышлением» (с.10).
Мнение о Ницше наиболее значительного немецкого философа XX в. М.Хайдеггера содержится в лекциях, прочитанных им между 1936 и 1940 г., а также в ряде сопутствующих трактатов, написанных между 1940 и 1946 г. Согласно Хайдеггеру, его увлечение Ницше было, по крайней мере, частично «причиной переворота в его собственном мышлении, который произошел в указанный период времени» (с.10-11). В ранний период творчества, когда Хайдеггер опубликовал «Бытие и время» (1926), имя Ницше практически не упоминалось. Тогда Хайдеггера интересовала внеисторическая, фундаментальная, формальная организация Dasein. Однако возникший интерес к Ницше обратил внимание Хайдеггера на историчность Бытия, что, в свою очередь, привело его к философии культуры и проблеме нигилизма. Таким образом, важной причиной переворота в сознании Хайдеггера стали «непревзойденные качества Ницше как исследователя культуры» (с.11).
Согласно Х.Дрейфусу, «Хайдеггер утверждает, что думать о том, что нас волнует более всего, как о ценностях есть нигилизм» и «что наши культурные практики могут направлять нашу деятельность и придавать смысл нашей жизни только до тех пор, пока они есть и остаются невысказанными, т.е. до тех пор, пока они остаются почвой, из которой мы черпаем жизнь» (с.11). Если мы говорим о ценностях, то можем дистанцироваться от них. Лишь в том случае, если человек просто действует исходя из них, не осознавая их существования, ценности можно считать необходимыми, самоочевидными и естественными. Важно также понимать и признавать, что на основе смыслов действует не один человек, а все общество. Поэтому сообществу необходимы общее основание, мировоззрение, смыслы и нормы.
Хайдеггер полагал, что такого общего знаменателя как раз и не существует в современном обществе. В нем господствует технология, в результате чего как люди, так и машины рассматриваются всего лишь в качестве средств повышения технической эффективности. Тем не менее, не технология сама по себе, но наша собственная одержимость технологией вызвала к жизни нигилизм. Поэтому люди, чтобы избежать современного нигилизма, должны «вновь завоевать себе место или, говоря словами Хайдеггера, найти новую укорененность» (с.11).
Суммируя поздние идеи Хайдеггера, можно сказать, что они не так уж сильно отличаются от философии Ницше, который также признавал важность наличия сообщества с единым мировоззрением, подчеркивал необходимость преодоления современного нигилизма и оценивал мировоззрение в качестве основы для действий человека. В то же время, если по Хайдеггеру новое общество могло бы появиться «через почву», т.е. оно должно явиться результатом естественного, неотрефлекти-рованного развития, то Ницше считал, что конкретные формы общества всегда создаются в результате сознательной деятельности людей.
Хайдеггер считал, что Ницше, будучи занят проблемой ценностей, не смог преодолеть метафизику. Однако Ницше вовсе не претендовал на это. Он был занят созданием новой системы ценностей во имя формирования нового сообщества. Согласно интерпретации Хайдеггера, который понимает метафизику как мировоззрение, связанное с теми или иными ценностными суждениями, Ницше непоследователен. По Хайдеггеру, «метафизика необходимо предполагает нигилизм, и потому не может служить средством преодоления нигилизма» (с.11). Однако Ницше понимает термин «метафизика» иначе. Он критикует метафизику, когда под ней понимаются все философии двух царств – природы и культуры, и в то же время сам выступает в роли метафизика, если считать её теорией истинной природы мира. В этом случае Ницше может быть одновременно и метафизиком, и антиметафизиком, не будучи непоследовательным.
Под сильным влиянием Ницше находились еще два крупных немецких философа – Т.Адорно и А.Гелен. Они никогда не писали трактатов о Ницше, их взгляды различны, и, тем не менее, они сходятся в своем анализе современной культуры. Основные интересы Ницше, Адорно и Гелена совпадают. Это философия, социология и искусство. В лекции 1963 г. Адорно сказал, что из великих философов именно Ницше оказал на него наибольшее влияние. Это особенно интересно, поскольку обычно члены Франкфуртской школы рассматриваются как принадле-жащие к гегельянско-марксистской традиции.
Последним крупным философом, испытавшим сильное влияние Ницше, является Петер Слотердайк (Sloterdijk) (р. в 1947 г.). В 1983 г., опубликовав свою первую крупную работу «Критика цинического разума», он подобно метеору ворвался в немецкую философию. Тремя годами позже Слотердайк предложил собственное прочтение «Рождения трагедии» Ницше, значительно отличавшееся от стиля обычных аналитических работ – он отождествлял цели Ницше со своими собственными, называя его произведения «актом дионисийского «кинизма»” (с.12).
В «Критике цинического разума» Слотердайк проводит различие между цинизмом и кинизмом. По Слотердайку, цинизм есть «просвещенное ложное сознание», а циником является тот, кто «больше не верит ни в какие абсолютные ценности и не имеет четкого мировоззрения, но принадлежит к институту, по-прежнему основанному на традиционных принципах» (с.12). Характерным примером циника может быть профессор астрономии, который сомневается в практической полезности научного познания. Альтернативой цинизму является кинизм. Подобно цинику, киник просвещен, однако это не приводит киника к отчаянию, а «позволяет ему уважать свое тело, особенно первичные устремления, и жить страстно, смеясь и радуясь жизни» (там же). Слотердайк применяет понятие кинизма к Ницше, что явно неверно. И все же он обратил внимание на некоторые важные моменты в «Рождении трагедии», например на то, что «драматической интригой книги является соотношение между трагическим и нетрагическим» (там же).
Вплоть до настоящего времени можно услышать мнение о том, что Ницше был «протофашистом, антисемитом и воинствующим немецким националистом» (с.12). Однако ни одно из этих объяснений не соответствует действительности. Верно, что в нацистской Германии на Ницше буквально молились. Его работы использовались и цитировались многими ведущими нацистскими интеллектуалами, сам Гитлер посещал архив Ницше в Веймаре, беседовал с сестрой Ницше Элизабет Фёрстер-Ницше и присутствовал на ее похоронах в ноябре 1935 г. Однако нельзя забывать, что и такие гиганты культуры, как Гёте и Шиллер, тоже использовались нацистами в своих целях. Нацистские философы должны были «прибегнуть к искусственным толкованиям, чтобы поддержать образ Ницше как протофашиста» (с.12).
У Ницше не было единого взгляда на евреев. Он различал ветхозаветный иудаизм, «священнический» иудаизм Второго храма и постхристианских евреев времен Рассеяния и иудаизм современности. К ветхозаветному иудаизму он питал глубокое уважение, иудаизм Второго храма глубоко презирал (поскольку видел в нем источник христианской культуры). Наконец, постхристианских евреев он рассматривал в качестве оздоровляющего компонента «новой Европы». Поэтому Ницше не был антисемитом. (Иногда он называл себя «антиантисемитом».) Нельзя забывать и о том, что до 1870 г. Ницше был гражданином Швейцарии, и большинство его замечаний о немцах полны презрения к ним. Он утверждал даже, что «нужно работать над смешением европейских наций» (с.12). Поэтому имеются основания рассматривать Ницше в качестве отца европейского сообщества, а не протофашиста.
В год столетия со дня смерти Ницше немецкая периодическая печать посвятила философу ряд серьезных публикаций (см., например, N 34 журнала «Der Spiegel» за 2000 г.). Перед этим в центре внимания образованной публики фигура Ницше оказалась в сентябре 1999 г. в ходе дискуссии, развернувшейся между Слотердайком и Хабермасом. Дискуссию открыла статья ученика Хабермаса Т.Асхойера (Thomas Assheuer) в немецком еженедельнике «Die Zeit» (2 сент. 1999 г.) под заголовком «Проект Заратустры». В ответе на речь, прочитанную Слотердайком на хайдеггеровской конференции в замке Эльмау (16-20 июля 1999 г.), Асхойер сравнил Слотердайка с Ницше. Он стремился подчеркнуть «некоторое сходство хода рассуждений Слотердайка и идеи сверхчеловека у Ницше, что новые взгляды Слотердайка ведут к тоталитаризму» (с.12). Р.Мор (Reinhard Mohr) в журнале «Der Spiegel» (N 36 за 2000 г.) даже утверждал, что Слотердайк использовал в своей аргументации риторику фашистского типа. Речь Слотердайка была посвящена «важности составления кодекса для антропотехнологий, включая генную инженерию» (с.13). Одной из причин, по которым Слотердайк был обвинен в использовании фашистской риторики и наличии в его философии тоталитарных тенденций, являлись его частые ссылки на Хайдеггера, Платона и в особенности на Ницше.
Отвечая оппонентам, Слотердайк обвинил Хабермаса в развязывании кампании против него. Тем не менее, и многие ведущие философы, не принадлежащие к Франкфуртской школе, также отнеслись к речи Слотердайка весьма критически. М.Франк (Manfred Frank) в еженедельнике «Die Zeit» (23 сент. 1999 г.) критиковал Слотердайка за его платоновские и ницшеанские «фантазии о воспитании». Э.Тугендхат (Ernst Tugendhat) в том же номере «Die Zeit» указывал, что речь Слотердайка потому вызвала столь оживленные политические споры, что в его понимании только власти придается «достаточная значимость для установления свода законов (the determination of the codex)» (с.13). И если эта посылка содержалась в речи Слотердайка лишь косвенно, то в идеях Ницше и Гитлера она утверждалась открыто.
Дискуссия продемонстрировала тот факт, что использование ницшеанской терминологии и ссылки на политические концепции Ницше и Платона многие ведущие немецкие философы «непосредственно связывали с идеями Гитлера, фашистской риторикой, нацистским жаргоном и идеей тоталитарного государства» (с.13). Это явно демонстрирует господствующее отношение к Ницше в современной Германии, где его личность по-прежнему связывается с Третьим рейхом. Но все же имеется достаточно оснований считать Ницше защитником евреев, «антиантисемитом», антинационалистом и добрым европейцем.
КУК Б. "НИЦШЕ И ХАЙДЕГГЕР"
COOKE B. Nietzsche & Heidegger, P.14-15
В центре внимания Билла Кука (Школа визуальных искусств Технологического института в Манукау, Новая Зеландия) находится вопрос об интеллектуальных связях Ницше и Хайдеггера и гуманисти-ческой ценности ницшевской философии.
Автор полагает, что в наше время наступает пора в очередной раз осуществить реабилитацию Фридриха Ницше – на этот раз уже не как духовного отца нацизма, а в качестве одного из выдающихся интеллектуальных авторитетов постмодернизма. Ситуация, однако, осложняется тем, что идеи Ницше все теснее связывают с учением Мартина Хайдеггера. «В большинстве работ по теории постмодернизма Ницше и Хайдеггер рассматриваются как важнейшие его источники. При этом их имена обычно ставятся рядом, так что Д.Ф.Крел (David Farrell Krell) даже описал феномен Ницше/Хайдеггера как две фазы одного явления» (с.14).
В отличие от Хайдеггера, который был последовательным антидемократом, шовинистом и антиэгалитаристом, этого нельзя сказать о Ницше. Выражаясь точнее, можно говорить о «двух Ницше». Согласно так называемой «жесткой» интерпретации, Ницше – это «последовательный антидемократ, певец насилия, презрения к «последнему человеку», доблестей жестокости и войны» (с.14). Это был тот Ницше, каким его хотели видеть теоретики нацизма. Однако для тех, кто в достаточной степени ценит труды философа, чтобы спасти их для свободы и демократии, существует также «мягкая» интерпретация. Такие мыслители как У.Кауфман (Walter Kaufmann) и О.Шатт (Ofelia Schutte) сконцентрировались на Ницше как «поэте и экзистенциалисте, одном из самых беспощадных критиков пошлости (mediocrity) в нынешнем мире, призывавшем нас к подвигу ее преодоления» (с.14).
Хотя «мягкое» направление в интерпретации Ницше вызвало справедливую критику в свой адрес, тем не менее, чтобы уберечь имя Ницше от ассоциации с дискредитировавшим себя постмодернизмом, мы вынуждены вернуться именно к нему. И если М.Фуко говорил, что он «собирается использовать Ницше по собственному усмотрению», то почему гуманистам нельзя обойтись с ним точно так же.
Впрочем, теоретики постмодернизма сами действовали по отношению к Ницше аналогичным образом, отбирая одни и игнорируя другие аспекты его философии. Так, эстетизация политики требовала весьма выборочной интерпретации учения о воле к власти, а «дионисийский человек» как постмодернистский персонаж предполагал тщательный отбор его предполагаемых качеств.
Итак, хотя далеко не очевидно, что освободительные аспекты учения Ницше могут быть выделены из его наследия «ненасильственно, без трений и разрушений» (с.15), однако в данном случае, в отличие от Хайдеггера, игра стоит свеч. Это связано в первую очередь с тем, что «предписания» Ницше значительно легче отделить от его «диагнозов».
Если представляется возможным на самом деле спасти Ницше для гуманизма перед лицом той духовной катастрофы, которую являет собой постмодернизм, то это следует делать по следующим четырем направлениям.
1. Ясность. Ницше – один из тончайших германоязычных писателей (Лютер – Гёте – Ницше?). Он обладает «редкой способностью захватывать и вдохновлять читателя, независимо от того, согласен ли с ним последний или нет» (с.15), чего, конечно, нельзя сказать о Хайдеггере. «В противоположность туманному философскому жаргону большинства постмодернистских текстов, ясная проза Ницше бесценна» (с.15).
2. Антимодернизм. Хотя как Ницше, так и Хайдеггер были открытыми противниками модернизма и демократии, однако, в отличие от Хайдеггера, Ницше никогда не выступал за какие-либо государственные формы подавления свобод. В своем неприятии подобного образа действий Ницше имеет куда больше общего с Дж.Ст.Миллем, чем с Хайдеггером. Труды Ницше допускают интерпретацию в духе индивидуализма и «именно своеобразный, страстный индивидуализм Ницше главным образом притягателен для свободомыслящих и гуманистов» (с.15).
3. Национализм. В том, что касается языка и культуры, Хайдеггер выступал как беззастенчивый шовинист. В противоположность этому, Ницше был подчеркнуто суров в оценках немцев и писал исключительно как «добрый европеец».
4. Пессимизм. Именно постмодернизм представляет собой рафинированный и выспренний пессимизм. Однако разве не в пессимизме Ницше видел шаг в сторону нигилизма, сталкивание душ в пустоту и разве не борьбе с ним философ посвятил свою жизнь? Сосредоточенность Хайдеггера на бытии мрачна и статична, тогда как обращенность Ницше к становлению допускает развитие и даже оптимизм. Поэтому, «с некоторой доработкой, Дионис вполне мог бы стать отправной точкой жизнеутверждающей философии двадцать первого столетия. Дионис – и Прометей» (с.15).
ЦИБУЛЬСКА Э. "ОЗАРЕНИЕ ИЛИ БРЕД?"
CYBULSKA E. An illumination or a delusion? P.16-19.
Эва Цибульска (психиатр, Лондон, Великобритания) предлагает психологическую интерпретацию идеи вечного возвращения Ф.Ницше, отмечая при этом, что влияние Ницше на мысль, литературу и искусство XX в. невозможно переоценить. Его работы наполнены «пленящей образностью». И все же есть нечто глубоко тревожащее, даже болезненное в форме и содержании его идей: «Он писал кровью и всем своим существом, так что его работы стали невольной волнующей биографией его души» (с.16). Хорошо знакомый с прозой Ф.М.Достоевского, Ницше часто называл себя «человеком андеграунда». Его работы действительно можно рассматривать как дневник странствий по глубинам бессознательного, по подземельям души психически больного человека. В возрасте 44 лет Ницше был определен в психиатрическую больницу с диагнозом «прогрессирующий паралич» (третичный сифилис мозга).
С 1881 г., когда у Ницше зародилась теория «вечного возвращения одного и того же», с ним случались периодические, как правило, короткие, приступы гипоманиакального психоза, перемежающиеся более длительными периодами депрессии, сопровождаемыми соматическими болями. В одной из своих работ автор попытался показать, что это был не сифилис, а маниакально-депресссивный психоз, за которым последовало прогрессирующее слабоумие с множественными разрывами сосудов. Идея вечного возвращения посетила Ницше впервые в швейцарских Альпах, когда он, спускаясь из леса к берегам озера Сильваплан, увидел огромный камень пирамидальной формы. Этот образ, вероятно, вызвал в памяти Ницше древний миф о Сизифе, который в наказание за свою непокорность был навечно осужден богами вкатывать камень в гору, откуда он скатывался вниз под действием силы тяжести. Идея вечного возвращения овладела умом Ницше и стала центральной в его мыслях. Другие исследователи полагают, что вечное возвращение было для Ницше не столько идеей, сколько переживанием, «высшим переживанием жизни, необычайно богатой страданиями, болью и смертными муками» (с.17).
Многие исследователи связывают идею вечного возвращения с концепцией цикличности в космологии. Наводнение или потоп уничтожают погрязшее в грехах, зашедшее в тупик и исчерпавшее свои возможности человечество только для того, чтобы оно возродилось вновь, обычно от мифического предка, который избежал катастрофы. Согласно Берроссусу (III в. до н.э.), Вселенная является вечной, но она периодически уничтожается и восстанавливается в каждый «Великий год». Доктрина периодического вселенского возгорания (ekpyrosis) была, вероятно, поддержана и Гераклитом, одним из наиболее почитаемых Ницше философов. Однако в своих неопубликованных заметках 1881-1882 гг. Ницше яростно отрицал связь своего вечного возвращения с гипотезой цикличности.
Некоторые философы истолковали идею вечного возвращения как переработку кантовского категорического императива. Это истолкование вряд ли справедливо, если учитывать соперничество Ницше с Кантом на протяжении всей его жизни. Остается загадкой, почему Ницше лишь бегло упоминает свою наиболее основательную идею в книге «Так говорил Заратустра». Но можно обнаружить отголосок этой идеи в его посмертно опубликованном труде «Воля к власти». Ницше относился к идее вечного возвращения как к наиболее научной из всех идей его времени, но не предлагал для нее никаких доказательств. «В конечном счете, именно подтверждение или его попытка отличают научное открытие от бреда» (с.17). Ницше, по-видимому, чувствовал сомнительность или двусмысленность своей идеи и потому даже намеревался изучить естественные науки в Сорбонне, чтобы доказать ее. Но этот план не осуществился в связи с его болезнью.
Может ли бред способствовать укреплению или спасению жизни? В поисках ответа на этот вопрос автор ссылается на высказывания З.Фрейда, Т.Фримана и Дж.Нила. Фрейд полагал, что «бред является проекцией внутренних состояний личности (неразрешенных конфликтов или неисполненных желаний) на внешний мир» (с.18). Фриман заявлял, что бред отражает воспоминания и фантазии человека из предпсихотического состояния. Нил считает, что маниакальные бредовые идеи служат стабилизации хрупких самооценок и являются реакцией на стресс либо внешнее событие, неприятную информацию, тревожное известие, конфликт или воспоминание, причем они служат средством удержать все это за пределами сознания. «Ницше, – заявляет автор, – был мечтателем, который по-настоящему не разработал четкую грань между миром фантазии и миром реальности» (там же). Живая мечтательная образность стала неотъемлемым компонентом психологически познавательной структуры его личности. Его сочинения пропитаны болью, а свои страдания он трансформирует в слова и мысли, в философию: «Мысли и идеи являются подлинными не потому, что они изображают внешнюю реальность, но потому, что отражают внутренний мир» (там же).
Идея вечного возвращения пришла в голову Ницше, когда ему было 36 лет, именно в том возрасте, в каком умер его отец, в возрасте, когда Ницше начал опасаться, что умрет сам. Он опасался, что унаследовал болезнь отца. «Возможно, создав доктрину вечного возвращения того же самого, высочайшую формулу восхождения к жизни, он попытался воссоздать утраченный рай? Возможно, возвратом времени назад он сублимировал ярость и упрек в адрес оставившего его отца и Творца, который также покинул его?» (с.18).
Фрейд переработал идею вечного возвращения в понятие навязчивого состояния. Это состояние «служит амбивалентному желанию человека, с одной стороны, следовать скрытому импульсу, с другой – не дать ему проникнуть в сознание. Оно функционирует так же, как зеркало в загадочной драме, которая формирует суть бессознательного существования» (с.18).
В греческой легенде сошествие Одиссея в подземный мир называлось nekyia. В своем собственном сошествии Ницше путешествовал в «минувшие духовные миры». Используя поэзию в качестве инструмента, он извлекал на поверхность сознания давно забытые метафоры, которые обнаруживают свою архетипическую природу. Ницше был обречен, подобно Сизифу, вновь и вновь вкатывать камень на гору. «Нельзя избежать ноши озера Сильваплан – камня пирамидальной формы, в котором архетипическое затмевает личное» (с.19).
ЛОМАКС Дж. X. "НИЦЩЕ И ВЕЧНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ"
LOMAX J.H. Nietzsche and the eternal recurrence, P.20-22.
Дж.Харви Ломакc (профессор политологии в университете Мемфиса, Теннесси, США), ссылаясь на «Генеалогии морали» Ф.Ницше, пишет, что и в XX в. «плебейство духа, имеющее английские корни, вновь вырвалось наружу, на этот раз на его родной почве… «Упрямые англофобы» долго сопротивлялись философским движениям феноменологии и экзистенциализма, наследникам Ницше, на протяжении нескольких поколений их интеллектуального покорения Европы. Наши религиозные корни, наша мощная моральная ориентация на демократию и естественные права могут отчасти объяснить наше явное неприятие того, чтобы заходить в теоретические и психологические дебри по ту сторону добра и зла» (с.20). Однако та же похвальная морально-политическая сила духа и любви к свободе неожиданно благоприятствовала распространению различных форм пустой, банальной человеческой жизни по всему земному шару. «Никто не стремится к величию и славе. Если вдруг кто-то ее достигает, то тогда мы начинаем либо остепенять эту странную персону, либо поспешно отговаривать отступника от тех великих жертв, без которых не могло бы умножаться никакое величие» (там же). Избавление жизни от возвышенного имеет своими следствиями наркотики, скуку, усталость, пустоту, безразличие. «Наши мелкие удовольствия сопровождаются фрустрациями и недомоганиями. Что может возвысить и вдохновить нас? Что в наше время еще может завладеть нами и преобразить нас? Что может придать глубокий смысл нашему существованию?» (там же).
Ницше ответил на эти вопросы одним словом – словом «вечность». Он считал, что Бог уже умер на наших руках, так что новая любовь к вечности не может возместить ностальгию по добрым старым временам богооткровенной религии. Сверхчеловек будущего ничего не любит больше, чем вечность, понятую как нескончаемость, идентичное повторение всех физических событий универсума во всех деталях, включая наиболее одиозные. Этот ницшевский сверхчеловек мятежно ликует в неприкрытом атеизме. Любые формы христианства и любые библейские верования рисуют прогрессивный портрет развития мира. Даже если этот мир похож на «долину слез», все же всемогущая воля Бога, в конечном счете, будет превалировать, искупая страдания и наказывая зло. Ницше рассматривает этот взгляд как нигилистический и патологический. «Он возлагает на христианство ответственность за нигилизм, поскольку оно радикально обесценивает ту единственную жизнь, которую мы ведем в настоящее время, жизнь в этом мире, ради неизвестной, потусторонней жизни» (с.20). Сюда же он добавляет обвинение в психопатологии из-за библейской христианской страсти к кровавым жертвам и мести. Христианству необходимы вечный ад для грешников и даже распятие сына Бога. Напротив, великодушное существо, лишенное негодования, желающее вечного возвращения того же самого (концепция цикличности, унаследованная от античных пифагорейцев, Эмпедокла и особенно Гераклита), громогласно утверждает все, что когда-либо было, есть и будет. Свобода от духа мщения, примирение человека и мира вряд ли могли иметь более совершенную форму.
М.Хайдеггер, среди прочих, обвинял Ницше в том, что он впадает в специфический вид нигилизма и дух мщения. Несмотря на поглощенность мирскими заботами, своим учением о вечном возвращении, он не меньше, чем христиане, проповедует бессмертие – мы все вернемся такими, какие мы есть, навеки. Но этому учению недостает эмпирического подтверждения. Таким образом, как и христианин, ницшевский сверхчеловек исповедует свою любовь к вечности, которая, хотя и не трансцендентна, превышает человеческое понимание и знания. Сверхчеловек радикально отличается от древних в том отношении, что он желает вечного повторения того же самого. Попытка Ницше преодолеть христианское недовольство миром и установить основу для психического здоровья имела кульминацию в причудливой форме атеистической религии, включая в себя крайнее отчуждение и одно из наиболее пагубных расстройств духа.
Современному миру известны многие ницшеанцы: члены кружков Стефана Георга; лидер фашизма Г.Д’Аннунцио; протестантские пастыри А.Кальтхоф и М.Мауренбрехер; социалист-анархист Г.Ландауэр; экспрессионист Г.Бенн; постмодернисты М.Фуко и Ж.Батайя. Однако ученики и последователи не смогли должным образом учесть многие предостережения Ницше по поводу ученичества: «Плох тот ученик, которой всегда остается не более чем учеником»; «Человек знающий должен не только любить своих врагов, но и ненавидеть своих друзей»; «Ученик должен быть способен покинуть своего учителя, дабы обрести самого себя, а если надо, то оказать учителю сопротивление» (с.21).
«Несмотря на эзотеризм Ницше желает вывести наиболее продвинутых человеческих существ из темной пещеры веры к естественному свету философской свободы» (с.22). Однако освобождение от пут веры не бывает легким даже для самых решительных. Семья, друзья и родина – все поют свои «песни Сирены». Не менее соблазнительно то, что даже философия может выступать на сцену замаскированной – в платье древней, освященной веками традиции. Работа Ницше «По ту сторону добра и зла» начинается с атаки предрассудков философов, в ней подробно исследуются возможность и законность воли к истине. Ницше призывает молодежь прислушаться к голосу природы, не заглушенному никакими этическими правилами и метафизическими доктринами. Лишь жизнь философии имеет, в конце концов, для него значение. «Вся его философия воли к власти и вечного возвращения нацелена на то, чтобы сбить спесь с самоочевидности рационалистической философской претензии и таким образом сделать вновь возможной подлинную, самовопрошающую любовь к мудрости в духе Платона» (там же).
Здесь звучит призыв к молодежи подняться на вершину высочайших способностей и одновременно отразить основополагающие истины человеческой природы. Среди последних – вечная истина о том, что стремление преодолеть самого себя является главным для человеческого существа в полном расцвете сил: «Неисследованная жизнь не стоит того, чтобы ее проживать» (с.22). Как говорил Заратустра, день, в который мы не танцевали хотя бы раз, можно считать потерянным. Точно так же можно считать фальшивой всякую истину, которая хотя бы раз не сопровождалась смехом. Чем полнее понимает человек эти истины и действует в согласии с ними, тем больше его радость от возможностей, которые дает жизнь, и тем больше человек будет желать, где возможно, повторно, без изменений прожить свою жизнь вновь в будущем.
РАЗИН А. "НИЦШЕ И ЦЕННОСТИ"
RAZIN A. Nietzche and values, P.23.
Ф.Ницше, пишет А.В.Разин (МГУ, Россия), отвергает всякую конвенционалистскую мораль. Но он не был нигилистом, а призывал к переоценке всех ценностей. Его критический анализ западной цивилизации основывается на принципиальном различении между «рабской моралью» масс и «господствующей моралью» тех индивидуумов, которые поднимают человеческое общество посредством интеллектуального творчества. Его «философия преодоления» выражает идею самосозидания и утверждения жизни. Вглядываясь в будущее, он предвидел приход «благородного человека», который сможет отстаивать свою собственную волю и создавать свои собственные ценности, не будучи ограниченным фальшивыми и устаревшими ценностями усредненных масс.
И.Кант, с которым Ницше спорил, пытался установить моральную достоверность посредством концепции категорического императива. Согласно Канту, моральное суждение должно выноситься независимо от конкретных обстоятельств, эмоций и мотивов людей. «Безусловно, его этическая схема требует веры в свободную волю, бессмертия человеческой души и личного Бога как морального судьи человеческого поведения» (с. 23). Более того, Кант резко различал долг и склонность, чтобы отличить моральные мотивы от всех прочих. Действие считается моральным лишь в том случае, если оно произведено на основе долга, без ориентации на наклонности и привязанности. Здесь, однако, неясно, почему человеческое существо должно всегда следовать чисто моральной интенции, которая требует жертвовать своими интересами в пользу других или на благо всех. Автор полагает, что Ницше был прав в своем скептицизме по отношению к традиционной систематической философии.
Может возникнуть вопрос: какого рода рациональную аргументацию следует выдвинуть для отрицания тотального нигилизма и использования практического скептицизма? Здесь нужно учитывать такие условия вынесения ценностных суждений относительно человеческого существования: 1) жизнь предпочтительнее смерти; 2) свобода – сущностный аспект субъективного существования; 3) ценностное суждение следует делать с учетом интересов человеческого сообщества; 4) сострадание – жизненно важный аспект в оценке человеческого поведения; 5) эмоции – необходимое условие счастья; 6) счастье требует самореализации на основе социально значимых ценностей и целей.
Ницше был прав, выдвигая идею переоценки ценностей. Его критические взгляды на человеческие состояния являются бесценными для развития будущей этики, а также существенными для тех, кто отвергает сверхприродную основу этики.
БЁРКС Х.Дж. "НИЦШЕ И ЭВОЛЮЦИЯ"
BIRX H.J. Nietzsche & evolution, P.24-25.
В заключительной статье раздела Х.Дж.Бёркс анализирует глубокое влияние, которое на динамическую философию Ницше оказало учение Ч.Дарвина.
Утверждение ученого Дарвина о том, что в истории живого мира ни один из видов (включая и наш собственный) не оставался неизменным, пробудило философа Ницше от догматического сна. На смену вечному постоянству пришло постоянное изменение. Опираясь на Дарвина, немецкий мыслитель предложил собственную интерпретацию динамической природы, которая включала в себя как философские, так и теологические последствия признания факта биологической эволюции. В особенности Ницше интересовал «критический анализ верований и ценностей, появлявшихся на протяжении человеческой истории» (с.24).
Ницше воспринял наиболее противоречивый вариант дарви-новской теории, согласно которому человечество эволюционировало из отдаленных обезьяноподобных предков совершенно естественным путем. Он считал, что даже такие способности человеческой психики, как любовь или разум, были приобретены за миллионы лет в ходе эволюционного восхождения от ранних форм приматов.
Согласно Ницше, концепция эволюции является корректным объяснением органической истории. Тем не менее, ее принятие приводит поистине к катастрофической картине мира с точки зрения традиционной космологии и философской антропологии. В частности, Бог не является более необходимым как для объяснения факта существования этой вселенной, так и возникновения нашего собственного вида из доисторических животных. Поскольку из представления о реальности были устранены такие факторы, как объективная значимость и духовная цель, Ницше пришел к выводу о том, что идея эволюции привела к краху всех традиционных верований и ценностей.
Все предшествующие философские системы от Платона и Аристотеля до Канта и Гегеля оказались непригодными для истолкования эволюции. Поэтому возникла необходимость создания принципиально нового типа философии. Ницше предложил интерпретацию реальности, которая допускала текучесть, изменчивость природы, видов, идей, верований и ценностей. Более того, он возражал против религиозного истолкования факта эволюции (поскольку процесс эволюции не включает в себя ничего, что стабильно, вечно или духовно).
Если бы Ницше дожил до наших дней, то можно лишь представить себе его возможные тирады против библейского фундаментализма и так называемого научного креационизма, которые на всем протяжении XX в. пренебрегали фактами и игнорировали логику. Как атеист Ницше, скорее всего, отверг бы позицию С.Дж.Гоулда (Stephen J.Gould), сторонника дуалистической онтологии, допускающей соединение естественного мира ученого с трансцендентной реальностью теолога. Напротив, как монист он, несомненно, восхитился бы Р.Докинсом (Richard Dawkins) и Д.К.Деннетом (Daniel C.Dennett) за их натуралистический подход, который не оставлял места для супранатурализма.
Ницше предположил, что механизм выживания сильнейших оказывается пригоден лишь для объяснения существования огромных количеств простых жизненных форм (вирусов, бактерий, насекомых и рыб), однако количество организмов не может заменить качества отдельных особей. В отношении высших организмов слепая борьба за существование нуждается в замене «индивидуальной борьбой немногих за самосовершенствование и превосходство» (с.24).
Ницше считал, что механизм естественного отбора – это причина лишь большого количества видов, возникавших в истории органического мира. Причиной же улучшения качества форм жизни в ходе прогрессивной биологической эволюции является жизненная сила. Таким образом, эволюционирующая жизнь – это не только спенсеровско-дарвиновская борьба за существование, но и, что более важно, «постоянное стремление к все большей сложности, разнообразию, усилению и созиданию» (с.24). Другими словами, витализм Ницше с его идеей творческой силы оказался гораздо ближе к интерпретациям Ламарка и Бергсона, нежели самого Дарвина.
Ницше полагал, что эволюция организмов берет начало в первобытном бульоне в далекие доисторические времена, ныне же наш собственный вид гордо возвышается на пирамиде жизни. Вместе с тем, усматривая естественную тенденцию человеческого вида эволюционировать к общей посредственности, он возлагал надежду на высших индивидов, которые благодаря воле к власти обладают как потенциальной возможностью управлять своей жизнью (преодолевая нигилизм и пессимизм), так и интеллектом, чтобы актуализировать творческую деятельность.
Подобно таким эволюционным натуралистам, как Т.Гексли, Э.Геккель и сам Дарвин, Ницше учил об исторической преемственности, существующей между людьми и другими животными (в особенности, с шимпанзе). Он утверждал, что некоторые индивиды поднимутся гораздо выше животных, включая сюда и наш собственный вид, однако это может произойти лишь в отдаленном будущем.
Если наш вид произошел от ископаемых обезьяноподобных форм, то почему за ним не может последовать еще более высокая форма жизни? Согласно Ницше, наш биологический вид до сих пор является смыслом и целью планеты, поскольку именно он есть вектор, указывающий направление эволюции от обезьяны прошлого к сверхчеловеку будущего. Сверхчеловек – это достойное, но невообразимое существо будущего, которое будет «настолько же интеллектуально превосходить современного человека, насколько сейчас наш вид биологически превосходит низших червей!» (с.25).
Для Ницше, которого можно назвать эстетическим эволю-ционистом и скульптором воображения, грядущий сверхчеловек подобен идеальному образу, скрытому в грубом камне. Высекая это высшее существо, философ руководствовался его смутным образом, оставаясь безразличным к разрушению, проистекающему из напряженного творчества. «От камня летят осколки; что мне в том?».
В отличие от священника Пьера Тейяра де Шардена, мистика-иезуита и геопалеонтолога, Ницше не предсказывал какой-либо конечной цели или высшей точки «омега» для человеческой эволюции. Напротив, его метафизика основана на идее вечного возвращения той же самой Вселенной, т.е. бесконечной последовательности идентичных космических циклов. Поэтому никакой прогрессивной эволюции от Вселенной к Вселенной не существует. Космологический процесс по Ницше представляет бытие как становление; его творческая эволюция к будущему сверхчеловеку в рамках каждого цикла строго предопределена.
Ницше не занимался теоретизированием по поводу существования жизни, разума или экзоэволюции где-либо еще в нашей Вселенной. Более того, он не мог и вообразить массового вымирания живых форм материи, развития нанотехнологии, генной инженерии, искусственного интеллекта и космических путешествий людей к другим планетам.
Фридрих Ницше серьезно относился ко времени, изменениям и эволюции. Он совершенно ясно осознавал, что наша Вселенная совершенно безразлична к человеческому существованию. Однако при этом, его мировоззрение «предлагает оптимистический вызов для тех, кто хочет следовать горящим факелам его героических идей» (с.25).
Примечания
1 Здесь представлены рефераты всех восьми статей раздела (04.040-048). – Прим. ред.