4. Прогресс
наоборот: Ф. Ницше и его философия истории нигилизма
Фридрих Ницше (1844—1900) — немецкий филогоф-иррационалист и волюнтарист, превративший шопенгауэровскую философию Воли в философию жизни; социальный философ, превративший философское знание в разновидность интеллектуальной лирики и романистики. Он оказал большое влияние на западную философию культуры и социологию XX в., в особенности на антропологическое направление в социологии (как в право-, так и в леворадикалистском вариантах). К философии пришел из классической филологии под влиянием Р.Вагнера, заразившего его интересом к философии А Шопенгауэра. Итогом противоречий и извилистой философской эволюции Ницше была концепция «воли к власти», как фундаментального устремления всего живого, включая и человеческую жизнь, возникшая в результате переосмысления в активистско-радикалистском духе шопенгауэровской идеи первичности Воли. Он перенес акцент с безвольного философского созерцания, которое Шопенгауэр рассматривал как высшее духовное состояние избранных натур, на активное волевое действие «Сверхчеловека».
Шопенгауэровская дихотомия «Воли» и «представления» превратилась у Ницше в противоположность «дионисийского» и «аполлоновского» начал человеческой культуры. Последняя не подчинена закону прогресса, но развивается по принципу «вечного возвращения одного и того же». Идея, таившая в себе возможность замены идеи Прогресса, господствовавшей на Западе во времена [475] Ницше, идеей замкнутых «жизненных циклов» в эволюции отдельных культур. Замены, которую осуществил впоследствии О.Шпенглер.
Эстетизм Ницше нашел свое афористическое выражение в его утверждении, согласно которому мир имеет свое оправдание лишь как «эстетический феномен». В связи со сложившимся на основе этих предпосылок эстетическим пониманием истории, важнейшие эпохи в развитии искусства — возникновение искусства «классического стиля» и его распад («декаданс») — отождествляются у Ницше с главнейшими этапами человеческой эволюции.
Соответственно этому возникновение и развитие музыкально-философской трагедии Р.Вагнера, с которой молодой Ницше связывал перспективу возрождения «классического» («трагического») человека, истолковывалось по аналогии с рождением — «из духа музыки» — древнегреческой трагедии, в которой нашел свое («эстетическое») оправдание древний грек. По мнению раннего Ницше, «дионисийское искусство» должно было давать «метафизическое утешение» людям, познавшим изначальный трагизм жизни и жизнеобразующих начал, объединяя их в своем лоне и позволяя забыть в «вакхическом упоении» болезненное чувство разобщенности и одиночества. Что же касается «аполлоновского» искусства, эстетизирующего иллюзорное многообразие мира1, то его задача, согласно Ницше, заключалась в том, чтобы помочь людям, пробудившимся от «вакхического экстаза», преодолеть (похмельное) отвращение к этому миру, возродить его волю к деятельности и борьбе за ее хрупкие дары и скоропреходящие радости.
Эта отправная точка зрения, которую сам же Ницше; характеризовал как пессимистическую, подверглась решительному пересмотру в его поздних работах. Поскольку она оформилось в значительной мере под влиянием Р. Вагнера, ее позднейший пересмотр коррелировался у Ницше с изменением отношения к вагнеровскому философски-теоретическому и художественному творчеству. Однако даже и критикуя впоследствии свою раннюю концепцию за ее апологию романтического «пессимизма [476] слабых» (которому теперь противополагался «пессимизм сильных», «героический пессимизм» и т.д.), за ее «метафизичность» (ей противопоставлялся теперь все более поверхностный позитивизм и физиологизм со свойственным им редукционизмом и вульгарным натурализмом), Ницше по-прежнему считает своим достижением лежащую в ее фундаменте идею оправдания мира в качестве «эстетического феномена».
И хотя поначалу этой идее сопутствовало представление о боге, отвергаемом теперь самым категорическим и язвительным образом, Ницше утешал себя тем, что это был особый, нехристианский бог — «совершенно беззаботный и неморальный бог-художник», одинаково стремящийся «ощутить свою радость» и свое величие как в созидании, так и в разрушении, как в добре, так и в зле. Мир уже там фигурировал в качестве грандиозной иллюзии, хотя и обожествленной «вечно новым видением» бога, в котором тот избывает страдание от переполняющей его Воли — страсти, столь же творческой, сколь и разрушительной. Тем самым определяется пункт, соединяющий вагнеровско-шопенгаузровский пессимизм молодого Ницше, взыскующий «искусства метафизического утешения», с «героическим пессимизмом» ницшеанского «сверхчеловека» (поздний период), ищущего для себя искусства, которое «имело мужество» оставаться «на поверхности явлений, искусства, которое доставляет радость телу, а не душе» («ведь души никакой нет», как утверждалось в памфлете «Ницше против Вагнера») [3, 174—175]. Эстетика такого искусства, согласно позднему Ницше, «непрерывно связана с биологическими предпосылками», более того: сама — «не что иное как прикладная физиология» [4, 43].
Разрыв с Р.Вагнером, который был в такой же мере следствием, в какой и причиной перехода Ницше — автора «Рождения трагедии», на позиции Ницше — автора книг «Веселая наука» (1882), «Так говорил Заратустра» (ч. 1-3, 1883-1884), «По ту сторону добра и зла» (1666) и др., был осмыслен им в культурно-историческом аспекте. «Пессимизм слабых», характеризующий, по его мнению, музыкальное творчество Р. Вагнера, как и философию А. Шопенгауэра (равно как и буддийскую философию, которой вдохновлялся этот философ). Ницше ква-[477]лифицировал теперь как явление декаданса и нигилизма. Анализу этого феномена, взятого на фоне «восстаний масс» (понятие, введенное в культурно-социологический оборот именно самим Ницше) и тенденции «омассовления» культуры вообще, были посвящены и антивагнеровские памфлеты Ницше 2, и наброски запланированной (но так и не завершенной им) серии книг под общим названием «Воля к власти» 3.
Нигилизм Ницше толковал предельно широко как любую форму утверждения самозаконности идеального измерения человеческого существования: религиозную (в особенности — религиозно-этическую), философскую (философский идеализм), моральную и т. д. веру в существование нравственных абсолютов, облагораживающий смысл идеалов и ценности и пр. Однако и результатом разочарования во всем этом является, по Ницше, опять-таки все тот же нигилизм — «пессимизм слабых» (буддийский, шопенгауэровский, вагнеровский, толстовский и т. п.), неспособных примириться с бесчеловечностью жизни и потому стремящихся уйти или уклониться от нее. Наконец, и сама борьба с этой формой нигилизма, по Ницше, опять-таки предполагает нигилизм, но это уже «дионисийский», «классический» нигилизм (в числе его представителей Ницше называл, как правило, только себя самого), который —осуществляя «переоценку всех ценностей» и утверждая принцип «воли к власти» как наивысший — расчищает почву для появления «сверхчеловека», окончательно преодолевающего нигилизм.
В «истории европейского нигилизма» Ницше выделял четыре периода. «Период неясности», когда предпринимаются всякого рода попытки «консервировать» старое (веру в нравственные абсолюты) и не допустить «продвижения нового» (разложения морального сознания) [478] «Период ясности», когда люди уже понимают, что «старое и новое» — это «фундаментальные противоположности»; что старые моральные ценности рождены нисходящей, а новые (аморальные, имморальные) — восходящей жизнью; «что все старые идеалы суть идеалы, враждебные жизни (декадансом рожденные и декаданс обусловливающие...)». Но, «понимая старое», люди долго еще «недостаточно сильны для нового» [6, 313]. «Период трех великих аффектов» — презрения, сострадания и разрушения [6, 313]. (В отрывке, непосредственно предшествующем рассматриваемой схеме истории европейского нигилизма, эти аффекты — «великое презрение», «великое сострадание» и «великое разрушение» — характеризуются как симптомы «совершенного нигилизма» [6, 312]. «Период катастрофы», совершающейся под знаком «учения, которое отсеивает людей... которое побуждает слабых принимать решения точно так же, как и сильных» [6, 313]. Создателем этого учения, одно лишь возникновение какового уже знаменует «катастрофу», Ницше считает самого себя.
Расшифровывая смысл двух из «трех великих аффектов» немного времени спустя, немецкий философ связывал с «великим отвращением», как именовал он теперь «великое презрение», «нервозно-католически-эротическую литературу», «французский литературпессимизм» (Флобер, Золя, Гонкуры, Бодлер) и, наконец, все те же «обеды у Маньи» [6, 317]; а с «великим состраданием» — Толстого, Достоевского и оперу Вагнера «Парсифаль» [6, 317]. Так в рамках нигилизма, предстающего здесь как целая эпоха истории человечества, эпоха, кульминация которой («совершенный нигилизм») пришлась на вторую половину XIX в., оказались противопоставленными две линии: линия «великого отвращения», «отчасти страдающего от этого, отчасти порождающего себя <в качестве такого отвращения.— Ю.Д.>» [6, 317], и линия «великого сострадания», персонифицированная, кроме Шопенгауэра, в основном «русским пессимизмом», т.е. Толстым и Достоевским.
Следует подчеркнуть, что Ницше толкует понятие «нигилизм» и в более узком, и в более широком смыслах. В более узком смысле нигилизм — это та ситуация обесценения высших ценностей, которую «интеллекту-[479]льная Европа» осознала во второй половине XIX в.— в итоге запоздалого «шопенгауэровского ренессанса». Результат этого «ренессанса» —вагнеровская идея «гибели богов», под которой понимались абсолюты европейской цивилизации, — она-то и была воспринята Ф. Ницше.
Продумывая эту идею с позиций своей — как мы видели, физиологически ориентированной — «философии жизни», Ницше пришел к выводу, что, ограничиваясь узким смыслом понятия «нигилизм», его современники не смогли понять истинной сути этого явления. Ибо суть эта может быть понята лишь на фоне широкого всемирно-исторического толкования нигилизма. Взятый в таком толковании, нигилизм — это «внутренняя логика» декаданса, и объем соответствующего понятия, следовательно, настолько же широк, сколь и объем понятия декаданса.
Что же касается «европейского декаданса», то он, согласно Ницше, уходит своими корнями в «европейскую мораль» и возникает вместе с нею. Последняя, как мы; помним, возникает, по мнению философа, как христианская мораль, т.е, вместе с появлением Христа как нравственного символа, «по поводу» которого и родилась в общине, окружавшей эту символическую фигуру, новая религия — христианство. Так вот, «европейский нигилизм», по Ницше, и был выражением логики «европейского декаданса», имевшего вид «европейской» (т.е. христианской) морали: логики, каковая изнутри определяла всю европейскую историю, пока, наконец, не прорвалась на поверхность исторической сцены во второй половине XIX столетия.
Чисто теоретически эта логика схематизируется в виде следующих ее моментов.
Первый момент. Утверждение «слабыми», т.е. «добрыми» или «маленькими», людьми своей собственной системы моральных ценностей и вознесение ее над налично существующим миром «воли к власти» в качестве некоего особого — идеального — мира, истинность и неизменность, словом, абсолютность которого гарантируется христианским богом.
Второй момент. Прогрессирующее обесценение налично существующего мира (живущего под знаком «воли к власти»), углубляющееся по мере того как «мир иде-[480]ильного» — «второй мир», по ницшеанской терминологии — получает все большую и большую ценность в глазах людей, становясь в конце концов не просто самоценным, но и единственно ценным.
Третий момент. Возникновение пессимизма как логического следствия прогрессирующего обесценения налично существующего мира; поскольку обесценение это произошло во имя «второго мира»,— по Ницше — «иллюзорного» мира, т.е. «чистого ничто», постольку оно могло иметь, согласно ницшеанской дедукции, только форму абсолютного неприятия всего налично существующего, превращенного в «абсолютное зло» (точка зрения, получившая свое последовательное выражение в шопенгауэровском пессимизме).
Четвертый момент. Возникновение нигилизма в узком смысле.
Коль скоро налично существующий мир «воли к власти» предстает как нечто «злое», т.е. «бессмысленное» (не имеющее этического смысла), обесценивается и «второй мир» высших ценностей, обнаруживших свою полнейшую неспособность утвердить свой закон в реально существующем мире, заставив его развиваться по пути добра. Нигилизм в узком смысле возникает как сознание того, что существующий мир не таков, каким он должен быть, тогда как «мир должного» («второй мир») не заключает в себе ничего реального, представляет собой «чистое ничто». Нигилизм — это сознание «ничтожества» идеального мира при одновременной неспособности понять и принять мир «воли к власти» как единственную, последнюю и окончательную реальность.
С
точки зрения немецкого философа, нигилизм как внутренняя «логика декаданса»
заслуживает лишь одобрительного отношения. Дело здесь не только в том, что в
этой «логике» выражается судьба Запада, а судьбу, по убеждению Ницше, нужно
любить, какона бы она ни была (пресловутое amor fati).
Суть в том, что — для автора «Заратустры» — эта логика ведет к полной ликвидации
не только всех ненавистных ему ценностей «маленького», т.е. «доброго»,
человека, но и самой сферы, где
они утверждались в качестве абсолютных, гарантированных самим богом: сферы
идеального измерения человеческого существования.[481]
В итоге триумфального шествия нигилизма, ликвидирующего идеальное «как таковое», человеку уже некуда будет деться. Он должен будет осознать, наконец, свое реальное положение в этом мире, где все покорно «воле к власти». Затем окажется вынужденным определить, кто он (в силу своей физиологической структуры): господин или раб? Тогда только он будет вести себя сообразно атому «статусу», не питая никаких иллюзий («второй мир»), но и никаких надежд (если ты обречен быть рабом, то обречен — в силу закона «вечного возвращения одного и того же» — быть им абсолютно: во веки веков).
При такой ситуации, считает Ницше, неизбежно найдутся те, кто скажет «да!» этому единственно реальному миру, сколь бы кошмарным он ни выглядел с моральной точки зрения. Это те, кого судьба «обрекла» на господство, т.е. на высший род счастья. Это прежде всего «гении». Что же касается неудачников, тех, кто обречен на вековечное рабство, то им тоже придется смириться со своей судьбой. Это произойдет не только потому, что их принудят к этому люди, призванные господствовать, но и потому, что у них не будет самой возможности мыслить себе иное положение вещей. Усилиями до конца последовательных нигилистов «мир идеального» будет разрушен окончательно и бесповоротно и вместо иллюзорной идеи «искупления» в головах людей утвердится единственно реалистическое убеждение в вечности возвращения «одного и того же», самому себе равного порядка вещей.
Нигилисты,
как видим, призваны сыграть в основном служебную роль. Ницше и не предполагал,
что среди них найдется так уж много тех, кто, исчерпав «до дна» возможности
Преступления, перешагивания через любую «меру», любую «норму», любой «закон»,
вынырнет «по ту сторону» этой «бездны зла» (согласно терминологии Достоевского):
здесь также много званых, но мало избранных. И все вместе они должны, согласно
проекту Ницше, выполнить общую миссию нигилизма — избавить мир от
«второго» измерения, столь же иллюзорного и фантомального, сколь «вредного» и
«злокозненного». Ведь уже простая вера в существование этого измерения отвращала
мир от той перспективы, какую автор «Заратустры» считал единственно«нормальной»
и «благотворной».
______________________________
1. Мир «как представление», по Шопенгауэру.
2. В связи с этим Ницше выдвинул ряд идей эстетико-социологического порядка, которые легли впоследствии в основу концепции массового общества и массового искусства, с одной стороны, у либерального социального философа X. Ортеги-и-Гассета, а с другой — у леворадикалистски настроенных неомарксистов (и особенности у неомарксистов Франкфуртской школы, и прежде всего у Т Адорно, использовавшего ницшеанскую критику Р.Вагнера при разработке своего «Введения в социологию музыки»).
3. Из этой серия была подготовлена к изданию одна лишь книжка «Антихристианин».