5. Итоги
и перспективы: судьба идеи Прогресса и метаморфозы социологической теории
Возникновение антипрогрессистской версии кризисного сознания (в противоположность прогрессистски-революционистской, унаследованной марксистской «подлинной наукой об обществе» от французских просветителей и якобинцев) нарушило прежнюю структуру размежеваний между приверженцами и противниками Прогресса. В соответствии с прогрессистскими представлениями о нетрадиционном, т.е. современном, обществе, в западной культуре возникает новая расстановка общественно-политических сил и расклада идеологических [483] оценок. Прежде всего образуется либерально-прогрессистский центр, который представляет собой равнодействующую различных тенденций, связывающих себя с НТП и его идеологией или противостоящих им. Далее существует «правая» (ретроспективно ориентированная) оппозиция этому центру, которая первоначально имела по преимуществу морально-религиозный оттенок, но с начала прошлого века (романтики) уже включает в себя и специфически эстетические, а с его середины — также иррелигиозные и аморалистские (Ницше) элементы. Кроме того, наличествует «левая» (радикалистско-революционистски ориентированная) оппозиция стабилизирующему центру, предлагающая свою версию Прогресса, альтернативную либеральной. Причем — и это здесь едва ли не самое существенное — по мере разочарования леворадикальной интеллигенции в идее безусловной благотворности НТП возникает тенденция сближения «левой» и «правой» оппозиции Прогрессу.
Соотношение сил в рамках идеологического противоборства вокруг идеи Прогресса во многом предопределяло его судьбу, обеспечивая преимущество сперва прогрессистским, а затем, мало-помалу, и антипрогрессистским устремлениям в культуре Запада. По мере того как обнаруживались и внутренние (связанные с ее теоретическим обоснованием), и внешние (связанные с попытками ее «практической реализации») противоречия идеологии Прогресса, ориентированной на НТП (и стимулируемой его успехами), описанная система координат и сопряженных с нею оценок общественно-политических и идеологических сил, сталкивающихся по поводу идеи Прогресса, начинает изменяться, причем явно не в пользу этой идеи.
В общем наступлении на идею Прогресса отчетливо прослеживаются две фазы, отмеченные двумя кризисами и соответствующие двум этапам в развитии западной социологии. Первая.фаза имеет своим эпицентром первый кризис западной социологии, который, огрубляя хронологию, можно датировать концом XIX — началом XX в. (хотя «волны» от этого кризиса расходились на протяжении всей первой трети нашего столетия). «Девятый вал» второй фазы кризиса пришелся на рубеж 60—70-х годов, тогда как в целом на этот кризис (вклю-[484]чая период его нарастания и время «выхода» из него ушло не меньше двух десятков лет.
Уже в первой трети XX в. в рамках радикалистско-революционистской оппозиции либерально-прогрессистскому центру нарастает антисциентистская и антитехницистская тенденция (с начала 30-х годов представленная неомарксизмом Франкфуртской школы), в принципе направленная против НТП и сближающаяся в этом пункте с правой оппозицией этому центру. В прежней триаде — центр, левые и правые,— в рамках которой преимущество обеспечивалось силам, ориентированным на Прогресс (во всяком случае, на идею Прогресса в ее «современном» понимании), намечаются изменения: в самом существенном пункте левые оказываются гораздо ближе к правым, чем к центру (как это было прежде). Эти изменения свидетельствовали о возрастающем влиянии кризисного сознания на социально-философскую мысль и его дальнейшем наступлении на идею Прогресса.
Описанная тенденция предстала как политико-идеологическая реальность Запада в 60-е годы XX в., главным образом в русле движения «новых левых» и идеологии «контркультуры», где окончательно откристаллизовались антисциентистская и антипрогрессистская версии левого радикализма, приверженцы которого ассимилировали значительную часть праворадикалистских аргументов, выдвинутых против НТП. И хотя само движение «новых левых» зашло в конце 60-х годов в тупик левого экстремизма, а идеология «контркультуры» потеряла кредит в первой половине 70-х, обнаружив свой культур-нигилистический подтекст, реакция на НТП и научно-техническую модель Прогресса продолжалась как бы по инерции, захватывая теперь уже не столько радикалистски, сколько леволиберально-ориентированные слои западной общественности.
В 70—60-х годах нашего века эта тенденция нашла свое отражение не только в многочисленных концепциях, отмеченных стремлением их авторов зафиксировать «пределы роста» современной научно-технической цивилизации, т. е. определить границы ее Прогресса, но и в теориях, фиксирующих внутреннюю несостоятельность «идеологии» Прогресса (ее предпочитали теперь называть «мифом о Прогрессе», «мифом развития»), на осно-[485]ве которой осуществлялось развитие западного общества, его самосознания и культуры вплоть до настоящего времени. Эта идеология, владевшая сознанием «мастеров» Прогресса — ученых и техников (классики этой идеологии чаще всего представляли научный и технический аспекты Прогресса в одном лице), которая лежала уже в основании «научной революции XVII в», рассматривается теперь как главная виновница того, что Прогресс, какому она дала «бесконечный толчок», так и не стал всеобщим, вопреки мечтаниям и обещаниям его идеологов. Богатые страны, классы, социальные группы и т.п. стали богаче, и пропасть, отделяющая их от пассивного «материала» Прогресса, лишь углубилась. Обнаружилось также, что один аспект Прогресса, и прежде всего научно-технического (равно как и экономический прогресс тех сил, которым удалось теснее связать с ним свои интересы),— неизменно развивался за счет других аспектов, и прежде всего морального, этического (да и духовно-культурного вообще) аспектов человеческого существования. Символом глобальной неудачи Прогресса стали три кризиса — энергетический, экологический и тот, что поставил человечество под дамоклов меч, угрозы атомного самоубийства, возможность которого связывается сегодня не только с угрозой войны с применением ядерного оружия. Наиболее полная реализация «установок» идеологии Прогресса, которой удалось добиться именно в наш век, привела к тому, что современное человечество обнаружило себя сегодня в ситуации глобального риска, угрожающего самим условиям возможности его существования на Земле.
Итогом развития названной тенденции на Западе явилось то, что сегодняшние — весьма и весьма умеренные» защитники НТП (в том числе и вполне либерально настроенные) получили от западной общественности на именование неоконсерваторов, поскольку любую форму апелляции к науке и технике они склонны квалифицировать как выражение консервативной установки на поддержание (консервацию) сил, господствующих в современном обществе. В результате вчерашним прогрессистам (наиболее умеренной их части) грозит вполне реальная опасность оказаться отброшенными — антисциентистски настроенной общественностью — в кон-[486]сервативный (а то и вовсе «реакционный») лагерь, причем как раз на том самом основании (ориентация на НТП), на каком еще не так давно (в 40-е — первой половине 50-х годов) их зачисляли в «лагерь прогресса».
Иначе говоря, вместе с переоценкой ценности Прогресса в западном общественном сознании начала вообще утрачивать рациональный смысл оппозиция «прогрессивный — реакционный»; основополагающей дихотомией стала другая: «консервативный — радикальный», в рамках которой название консерватора рискует получить всякий, кто не мыслит себе Прогресса безотносительно к развитию науки и техники (сколь бы антиномично противоречивым он его ни считал), а название радикала — любой, кто хотел бы «остановить Прогресс», поскольку последний оказался сегодня немыслимым иначе как по модели НТП.
Прежняя «триада», характерная для периода стабилизации антитрадиционного («современного») типа общества на Западе,— «прогрессивный — революционный — реакционный» — обнаружила вполне определенную тенденцию превращения в диаду: консервативный (прогрессизм, хотя бы даже и совсем умеренный) — радикальный (антипрогрессизм) — факт, свидетельствующий об исчерпании альтернативы «традиционного» и «современного» типов общества (по крайней мере, в современном западном сознании), взывающем к новой альтернативе, в рамках которой «традиционное» уже не ассоциировалось бы с понятием «реакционного», а «современное» — с понятием «прогрессивного». И эта новая альтернатива явно предполагает не только преодоление антиномии «традиционного — прогрессивного», но и совершенно новой идеи Прогресса, которая не находилась бы ни в позитивной, ни в негативной зависимости от модели научно-технического Прогресса.
Нетрудно заметить, что в русле этой «новой волны» антипрогрессизма, возникшей уже «на излете» второго кризиса социологии, за которым прорисовывались очертания новой стабилизации социологии, ясно складываются предпосылки нового ее кризиса. Впрочем, обо всем этом речь пойдет особо. Здесь же, возвращаясь к обсуждаемой нами теме первого кризиса социологии, важно обратить внимание на тот факт, что даже в нем можно [487] отметить черты, роднящие его и со вторым кризисом социологии, и даже с третьим, хотя тот еще только начинает возвещать о себе своими отдаленными предвестниками, так или иначе тяготеющими к интенсивно складывающейся на рубеже 70-80-х годов идеологии постмодернизма. Дело в том, что и в первом, и во втором, и в (только еще «грозящем») третьем кризисе социологии в различных вариантах и с различной степенью разработки фигурирует — в общем — один и тот же комплекс идей, восходящих к одним и тем же «основоположникам» кризисного сознания и бойцам против идеи Прогресса — Ф.Ницше и О.Шпенглеру, а также к идеям ряда других ранних представителей этого общего умонастроения.