Есть мнение, что безжалостная критика из уст Ф. Ницше не обошла стороной никого. Одно из главных его произведений носит название «Сумерки кумиров», в нём Ницше начинает с Сократа и Платона, и затем развенчивает вообще всех известных авторов. Кант, Руссо, Жорж Санд, сам Вагнер не избегает нападок. И всё-таки, был один автор, на которого Ницше никогда не нападал. Этого автора Ницше регулярно цитировал, всегда восхищался им и ставил его в пример, разумеется, этот автор – И. Гёте. Гёте, которого Ницше на пике своего разочарования в немцах назвал явлением не немецким, а общеевропейским, Гёте, который получил орден почётного легиона из рук самого Наполеона Бонапарта, Гёте, который был выдающимся мировым поэтом, и Гёте, который профессионально занимался биологией и сделал в этой области целый ряд ошеломительных открытий, признанных в мировой науке.

 

Последнее, кстати, сегодня особенно важно для понимания философии Ницше. Если писателем Гёте Ницше просто восхищался, а его встречу с Бонапартом использовал для выведения формулы сверхчеловека, то у Гёте-биолога Ницше непосредственно учился и перенял у него на порядок больше, чем у любого учёного мужа. В поздних сочинениях Ницше мы можем проследить одну довольно устойчивую тенденцию, которая наполовину остаётся скрытой, и потому неясной. Ницше постоянно, настойчиво нападает на дарвинизм и на дарвиновскую теорию эволюции, он отвергает эту теорию в целом и в деталях. «Анти-Дарвин. – Что касается пресловутой «борьбы за существование», то она представляется мне скорее голословным утверждением, нежели чем-то доказанным. Она присутствует, но как исключение; суммарный аспект жизни –не нужда, не голод, а, напротив, богатство, изобилие, даже абсурдная расточительность, – там, где борются, борются за мощь… Не следует путать Мальтуса с природой"[1]. Эта загадка до сих пор не разрешена. С одной стороны ясно, что если Ницше отвергает дарвинизм, то он отвергает и евгенику, а, значит, ему точно не по пути с немецкими расистами. С другой стороны, не понятно, что он противопоставляет дарвинизму, какую альтернативу предлагает. Но здесь достаточно обратиться к едва заметным отсылкам, чтобы всё стало на свои места. Дарвинизму Ницше противопоставляет биологическое учение Гёте. 

 

Итак, разберём более детально, чему учил Гёте-биолог. У Гёте есть несколько общепризнанных научных открытий в биологии в самых разных областях: в ботанике, в анатомии животных и человека. Общий подход в биологии Гёте можно обозначить как сравнительное описание формы, в биологии животных оно выражается в сравнительной анатомии. Мыслитель сравнивает между собой скелеты разных животных, мышцы, рефлексы, сенсоры, сравнивает также и органы различных растений. Сам Гёте назвал такой подход морфологией, и этот термин затем устойчиво вошёл в науку. Но больше всего Гёте внёс вклад в ботанику, и именно здесь сформировалась общая концепция его морфологии [2]. Открытие учёного в ботанике заключается в утверждении, что лист, цветок и семядоля растения – это всё вариации одного и того же органа. У всех этих органов есть какой-то один прототип, какой-то орган, который не является ни цветком, ни листом, ни семядолей, из этого протооргана затем развились и все указанные выше органы. Можно сказать, что Гёте вплотную подошёл к концепции мутаций и происхождения одних организмов из других, и всё-таки, мы не встретим у него даже близко никакой теории эволюции [3]. Есть мнение, что проблема здесь заключалась в идеализме Гёте, якобы он не мог встать на почву реалистичной науки, на которую встал Дарвин. Но если углубиться, в чём здесь идеализм и в чём реализм? Единственное, в чём заключается так называемый «реализм» Дарвина – это в утверждении, что жизнь подчинена принципу адаптации к условиям дефицита ресурсов внешней среды [4, 86]. То есть, определяющей является внешняя среда, какая-то объективная реальность, к которой нужно приспосабливаться. Раз объективная внешняя среда, значит реализм. У Гёте нет этого фактора внешней среды, жизнь не сводится к выживанию и уж точно не приспосабливается, чтобы получить какие-то ресурсы. Но это не значит, что жизнь представляет собой что-то идеальное, взятое само по себе, как будто бы и вовсе не было никакой внешней среды. Конечно, объективная внешняя среда есть, и она играет свою роль, но вовсе не определяющую, роль внешней среды – довольно посредственная.

 

И именно Ф. Ницше позволяет нам понять, какое место отводится фактору внешней среды в биологическом учении И. Гёте. Но для начала рассмотрим, в чём именно Гёте игнорирует фактор среды. С точки зрения дарвинистов любые мутации и видоизменения происходят строго под воздействием среды, в условиях дефицита ресурсов. Иными словами, совершенно разные организмы, попадая в одну и ту же среду, принимают форму, удобную для выживания в этой среде. В качестве примера приводятся, например, плавник рыбы и плавник кита – схожие органы с одинаковым назначением, но вроде как совершенно никак не связанные общим происхождением. Гёте как раз, наоборот, утверждает, что схожие органы связаны общим происхождением, а значит, они вовсе не формируются средой [5]. Дарвинисты утверждают, что Гёте ошибочно выдавал морфологию за генезис. Но представим на секунду, что дефицитная теория дарвинистов оказалась ошибочной. Как бы выглядела теория мутаций и происхождения видов, исходи она из тех положений, что выдвигал Гёте?

 

В первую очередь, в такой теории нет места приспособлению к дефицитной среде. Точнее, подобное приспособление возникает, как исключение, а не как правило. Исключением являются паразиты и примыкающие к ним полупаразиты, ведь вспомним, что в своей книге «Происхождение видов» Ч. Дарвин в качестве основной иллюстрации своей теории приводит именно паразитов или полупаразитов, a la омела. Другой пример – это домашние животные, собственно, первая глава книги называется «Вариации при доместикации». Но ведь домашние животные во многом тоже ведут себя, как полупаразиты, то есть приспосабливаются к внешним условиям дефицита. Ведь сам этот дефицит не является чем-то объективным, во введении к своей книге Дарвин утверждает, что такой дефицит возникает из безудержного стремления живых организмов к размножению. Здесь биолог ссылается на своего английского предшественника – Томаса Мальтуса [6]. Но то, что Мальтус только предполагал, другой англичанин – Джозеф Таунсенд проиллюстрировал на практическом примере [7]. На примере старой притчи о козах и собаках на острове Хуана Фернандеса, Таунсенд показал, что животные, оказавшись в условиях изобилия ресурсов, стремятся безудержно размножаться, пока ресурсы не окажутся в дефиците. Только дефицит, якобы, останавливает это размножение и позволяет установить некоторый биологический баланс. Почему-то никого не смущало, что собаки, которых приводит в пример Таунсенд, также как и козы, являются домашними животными. Чем домашнее животное принципиально отличается от дикого? Очевидно тем, что человек приспособил домашних под собственную выгоду. А человеку выгодно, чтобы популяция размножалась как можно больше. От плодовитости домашнего скота зависит благополучие любого скотовода. Поэтому человек путём дрессировки и продуманного отбора формирует популяцию, в которой особи являются наиболее плодовитыми. Собаки, например, остаются хищниками, но их строго-настрого отучивают убивать себе подобных, поэтому даже самая немощная особь может оставить потомство, если она плодовита. С этой же целью человек запрещает домашнему скоту однополые половые контакты. И только после всего этого, если одомашненную популяцию выпустить в дикую природу, то она начнёт неограниченно плодиться и вследствие этого пытаться пожрать всю доступную пищу на своём пути. Кстати, для этого вовсе не обязательно прямое вмешательство человека. Возможно и косвенное вмешательство, когда какие-нибудь организмы привыкали разорять человеческие поля и в конце концов в условиях такого избытка, созданного человеком, превращались в паразитов, как пример – саранча. 

 

Дарвинисты совершенно необоснованно обобщают этот закон одомашненной жизни на дикую природу, а затем такое стремление домашнего скота пожрать всё вокруг объявляют вообще главным фактором формирования биологических видов. Якобы разные организмы и группы организмов ведут между собой непрерывную борьбу за право пожрать всё вокруг, и это формирует тот баланс, о котором пишет Таунсенд – баланс дефицита, как некоторый компромисс между организмами, которые научились взаимно сдерживать аппетиты друг друга. То есть мы имеем два состояния биологической группы: 1) избыток ресурсов и безудержное размножение, 2) дефицит ресурсов и формирование новой группы, которая в длительный период образует то, что называется биологическим видом. Без первого не будет второго, а, значит, не сформируются биологические виды. Из всей этой тесной английской схемы выпадает только уже заслуживший признания биологический принцип гандикапа. Биолог А. Захави обратил внимание науки на такие мутации живых организмов, как хвост павлина и рога оленя [8]. Павлины с наиболее длинными хвостами являются более уязвимыми для атак хищников, и, тем не менее, именно у таких особей больше всего шансов оставить потомство. Такие мутации Захави называл – гандикап. Не есть ли этот гандикап тот природный механизм, призванный контролировать численность населения? Помимо полезных мутаций, у организмов закрепляется и ряд вредных мутаций, которые призваны блокировать безудержное размножение популяции и не допустить уничтожения всех доступных ресурсов. «Хотеть сохранить самого себя есть выражение бедственного состояния, некоего ограничения основного импульса собственной жизни, восходящего к расширению мощи и в этом волении довольно часто подвергающего сомнению чувство самосохранения и жертвующего им» [9].

 

Если мы хотим вывести из биологического учения Гёте алгоритм происхождения биологических видов, то легче всего это будет сделать, опираясь на такой вот принцип гандикапа. Только мы должны предположить существование какого-то сверхгандикапа, который сразу пробрасывает группу к какой-то фантастической жертвенности и щедрости. Такая мутация не может долго сохраняться, поскольку способна погубить группу, поэтому со временем такая мутация отмирает, и перед нами предстаёт какая-то статическая форма, то, что называется вид. Все известные нам формы гандикапа – это редкость, с которой вид как-то научился уживаться, а самые яркие и сильные формы гандикапа, возникают, как правило, в самом начале формирования вида и отмирают, когда вид сформировался. Всё это можно выразить словами Ницше: «Против дарвинизма. Полезность органа не объясняет его происхождения, напротив! Ведь в течение того весьма продолжительного времени, которое нужно для возникновения известного свойства, это последнее не сохраняет индивида и не приносит ему пользы, а всего менее в борьбе с внешними обстоятельствами и врагами. Да и что в конце концов «полезно»? Далее, позволительно спросить: «в отношении к чему полезно?» Например то, что полезно с точки зрения продолжительности жизни индивида, могло бы быть неблагоприятным для его силы и великолепия; то, что сохраняет индивид, могло бы в то же время задержать и даже остановить его развитие. С другой стороны, известный недостаток, форма вырождения могут быть в высшей степени полезными, поскольку они действуют стимулирующим образом на другие органы. Точно так же состояние нужды может быть условием существования, поскольку оно низводит индивид на такой уровень, на котором он может держаться, не расточая своих сил. Сам индивид, как борьба составных его частей (за пищу, место и т.д.), его развитие связано с победой, преобладанием отдельных частей и с захуданием, «превращением в органы» других частей. Влияние «внешних обстоятельств» переоценено у Дарвина до нелепости: существенным в процессе жизни представляется именно та огромная созидающая изнутри формы сила, которая обращает себе на пользу, эксплуатирует «внешние обстоятельства». Новые формы, созданные изнутри, образованы не для определенной цели; но в борьбе частей новая форма не может долго оставаться вне отношения к полезности, а затем, по мере упражнения, она будет вырабатываться во все более совершенную форму» [10, 418].

 

В этой цитате выше видно и небольшое расхождение Ницше с Гёте, то, в чём ученик превзошёл учителя. Это расхождение больше связано с фигурой такого писателя, как Клейст. Гёте не понимает и не принимает самоубийства Генриха Клейста, он, как Иисус, видит в любом акте суицида антитезис своему упоению жизнью. Ницше же с почтением относится к самоубийству Клейста, при этот он вовсе не является стоиком, который готов оправдать любой суицид, лишь бы сохранить своё достоинство. Нет, Ницше признаёт именно формы светлого, радостного суицида, совершенного при свидетелях, и суицид Клейста в значительной степени был именно таким, это была эвтаназия. Такая эвтаназия широко практикуется в природе, мутации гандикапа в каком-то смысле можно рассматривать, как такие формы эвтаназии. И в этом заключается уже идеализм Гёте, его малая уступка современникам, уступка христианству. Следствием этого является то, что великий мыслитель всё-таки недооценивает роль среды в жизни биологических организмов. Якобы среда может быть использована для акушерства, но она не может быть использована для самоуничтожения, такое использование среды полагается противоестественным. 

 

В силу этого встаёт вопрос, какую же роль всё-таки играет среда в дикой природе? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно в первую очередь задаться вопросом, какую роль среда играет в мутациях гандикапа? И здесь видно, что организмы с мутациями гандикапа активно используют окружающую среду для поддержания своего гандикапа и для того, чтобы передать другим особям информацию о своём гандикапе. Хвост павлина – это ещё и сигнальная система, которая используется в светлое время суток, преимущественно в период спаривания. Также очевидно, что атмосфера выступает важным передатчиком информации от одних организмов другим посредством слуха. Ницше идёт ещё дальше и утверждает, что когда организм поглощает часть среды посредством питания или дыхания, он также делает это исключительно ради целей коммуникации с другими организмами, а вовсе не из дефицита пищи и кислорода.  «Невозможно видеть в голоде primum mobile так же, как и в самосохранении. Голод, понимаемый как следствие недостаточного питания, означает голод как следствие воли к мощи, которая не может более осуществлять своего господства. Дело идет отнюдь не о восстановлении потери — только потом, после того, как воля к мощи благодаря разделению труда научилась идти по совершенно иным путям к своему удовлетворению, потребность организма в усвоении сводится к голоду, к потребности в возмещении потерянного». [10, 420].

 

Из этой эпиграммы очевидно, что под мощью Ницше понимает некоторое эксклюзивное право на щедрость. Те организмы, что добиваются для себя господствующего положения, получают право растрачивать себя и приносить жертвы. Соответственно, те живые организмы, что не могут «более осуществлять своего господства» – это те, что не могут заниматься безграничным расточительством, они наложили на себя какие-то рамки, то есть стали каким-то биологическим видом. Органы гандикапа у них уже отмерли, точнее, они несколько выродились и обрели какую-то специализацию в рамках организма. И вот тогда появляется голод, как потребность в возмещении потерянного. До этого питание является лишь роскошью, а не потребностью. Задолго до Дарвина и даже до Гёте известный английский публицист Б. Мандевиль создал свою скандальную «Басню о пчёлах» [11]. Книга оказалась настолько возмутительной, что английский суд признал её вредной и даже безнравственной. А ведь в ней автор всего лишь приводит общество, где не принята никакая роскошь, где жители стремятся воздерживаться от лишних трат и даже сократили до минимума своё вооружение. Без войны и роскоши такое общество быстро разорилось, все стали нищими и глубоко несчастными. Тем самым Мандевиль хочет сказать, что роскошь является неотъемлемой частью успешной экономики. Короли, которые жили в роскоши, не отличались нравственными добродетелями, но зато их двор обеспечивал сбыт сотням скотоводов, создавал тысячи рабочих мест: этот двор обслуживали лучшие портные, художники, музыканты. Все эти люди получали деньги и шли тратить их, отдавать ремесленникам, тем самым обеспечивая спрос на продукты производства. 

 

Гёте, по сути, придерживается такой же оценки относительно роскоши, только распространяет её на всю дикую природу. Парадоксальным образом получается, что питание, дыхание, размножение и прочие свойства живых организмов служат в первую очередь общению между живыми организмами. Целью коммуникации является не выживание, а сама коммуникация. Живые организмы используют окружающую среду, в первую очередь, как средство роскоши, они видоизменяют эту среду, зашифровывают в ней какое-то послание для других живых существ и тем самым они облегчают жизнь этим живым существам. Растения, например, производят кислорода больше, чем им нужно для жизни. Лишний кислород они не запасают, а просто выбрасывают в атмосферу, и этим кислородом затем дышат другие живые организмы. В этой модели, правда, всё выглядит ещё довольно тихо и мирно, пожалуй, если Дарвин преувеличивал фактор борьбы в дикой природе, то Гёте, наоборот, этот фактор недооценивал. Ведь упомянутый выше Мандевиль пишет не только о роскоши, но и ещё о войне, о тратах общества на содержание вооружённых сил и на ведение боевых действий. Война тоже является таким вот полезным расточительством. 

 

Ницше допускает, что фактор борьбы между организмами может принимать довольно драматичные формы и служить крайне важным задачам. Но эта борьба принимает не форму борьбы за выживание, а форму соревнования в щедрости. И эта борьба действительно может принимать форму войны, в ней может даже кто-то погибнуть, но ведь и смерть может быть избавлением от страданий, а умертвление одним существом другого может быть милосердием. В дикой природе довольно часто кому выжить, а кому погибнуть – решает элементарная лотерея. В современной биологии это называется генетическим дрейфом [12]: природа бросает жребий, и у разных организмов возникают самые разные мутации. Следовательно, лишь то соревнование является соревнованием в щедрости, в котором значительную роль играет фактор лотереи. Зачастую такое соревнование выигрывает тот, кто просто согласился принять участие в лотерее, в то время как его соперник испугался и отказался принимать участие. О, какую большую роль наши предки уделяли такому жребию, даже в Древней Руси ещё зачастую суд представлял собой элементарный жребий, по итогам которого нередко истец или ответчик умирал. Мог ли Гёте допустить такую высокую роль жребия в дикой природе и в биологических мутациях? Во всяком случае, мы знаем, что, когда Юлий Цезарь перешёл Рубикон, он произнёс фразу: «Жребий брошен» [13]. Возможно поэтому Ницше впоследствии называл Цезаря прототипом сверхчеловека.  

 

 

 

 

1. Ницше Ф. Полное собрание сочинений в 13 томах. Т. 6: Сумерки идолов. Антихрист. Ecce homo. Дионисовы дифирамбы. Ницше contra Вагнер, М.: Культурная революция, 2009.

2. Johann Wolfgang von Goethe: Die Metamorphose der Pflanzen. In: Goethes Werke. Hamburger Ausgabe, Band XIII, Naturwissenschaftliche Schriften I, C.H. Beck, München 1998, S. 101

3. Wellmon, Chad (2010). "Goethe's Morphology of Knowledge, or the Overgrowth of Nomenclature. Goethe Yearbook. 17. Retrieved 22 November 2014.

4. Дарвин Чарлз. Происхождение видов путем естественного отбора. — Л.: Наука,

1991. 539 с.

5. Goethes Naturwissenschaftliche Schriften, WA, II. Abteilung, Band 6, Weimar 1891, S. 286ff.

6. Мальтус Т., «Опыт о законе народонаселения или изложение прошедшего и настоящего действия этого закона на благоденствие человеческого рода, с приложением нескольких исследований о надежде на отстранение или смягчение причиняемого им зла». СПб.: типография И. И. Глазунова, 1868.

7. Townsend J., A Dissertation on the Poor Laws, 1786, (URL: https://socialsciences.mcmaster.ca/~econ/ugcm/3ll3/townsend/poorlaw.html) , дата обращения: 28.05.2021.

8. Zahavi, A. and Zahavi, A. (1997). The handicap principle: a missing piece of Darwin’s puzzle. Oxford University Press. Oxford.

9. Ницше Ф., «Весёлая наука», СПб: Азбука, 2015.

10. Ницше Ф., «Воля к власти», М.: Культурная революция, 2016.

11. Бернард Мандевиль и "Басня о пчелах, или пороки частных лиц - блага для общества", Архивная копия от 26 марта 2018 на Wayback Machine // Антисери Д. Реале Дж. Западная философия от истоков до наших дней /Пер. с ит. С. А. Мальцевой; Науч. ред. Э. Соколов. — СПб.: Петрополис, 1997. — 336 с. — ISBN: 88-350-7271-9, 5-86708-103-6.

12. Wright S., Kerr W.E. Experimental studies of the distribution of gene frequencies in very small populations of Drosophila melanogaster. I. Bar // Evolution. 1954. Vol. 8. P. 225-240.

13. Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Помпей, 60, М.: Наука, 1994.