Назип Хамитов

 

С удовольствием представляю сегодняшнего нашего гостя:

Назип ХАМИТОВ - философ и писатель, психоаналитик. Доктор философских наук. Художественные произведения и некоторые эссе издает под псевдонимом Нэз Светлый.

Известен в России, Украине и за рубежом как автор андрогин-анализа - метода глубинной коррекции отношений мужчины и женщины. Основатель и Президент Международной Ассоциации Актуализирующего Психоанализа. Создатель афоризмотерапии - метода исцеления от психологических травм и комплексов при помощи афоризмов.

Автор двенадцати книг. Пять из них - "ОДИНОЧЕСТВО ЖЕНСКОЕ И МУЖСКОЕ", "ПРЕДЕЛЫ МУЖСКОГО И ЖЕНСКОГО", "ЛЮДИ ТОСКИ И ЛЮДИ СКУКИ", "ФИЛОСОФИЯ И ПСИХОЛОГИЯ ПОЛА", "ТАЙНА МУЖСКОГО И ЖЕНСКОГО" - стали философскими и психологическими бестселлерами. Последние две книги переведены на немецкий и английский языки.

Инициатор ряда проектов на телевидении и радио. Автор и ведущий программы "Тайна мужского и женского" (Радио "Эра" FM, Киев).

В беседе также приняли участие Светлана Крылова и Лариса Гармаш:

Светлана КРЫЛОВА - философ, писатель, психоаналитик школы андрогин-анализа. Жена Назипа Хамитова. Кандидат философских наук. Вице-президент Ассоциации Философского Искусства. Творческий псевдоним - Лана Светлая.

Автор книг "БЕССМЕРТИЕ ЛИЧНОСТИ: ИЛЛЮЗИЯ ИЛИ РЕАЛЬНОСТЬ", "ПСИХОЛОГИЯ КРАСИВОЙ ЖЕНЩИНЫ", "СЕКСУАЛЬНОСТЬ КРАСИВОЙ ЖЕНЩИНЫ" (две последние - в соавторстве с Назипом Хамитовым).

Автор и ведущая программы "Личность и судьба" (Радио "Эра" FM, Киев).

Лариса ГАРМАШ - автор книги "ЛУ САЛОМЕ".

7 сентября 2003 года. Киев. На самом деле это я (Дмитрий Фьюче) в гостях у нашего гостя. :)

Квартира ... философа. Всё заставлено книгами. Жена - красавица, философ, писатель и музыкант.

Меня привело сюда неожиданное утверждение одной моей сестры во Дионисе о том, что здесь живет настоящий ницшеанец и может даже продолжатель дела Ницше. Шутила ли она или говорила всерьез? Но к таким людям я готов ехать хоть на край света. Я привез в Киев музыку Ницше, хотя и в России вряд ли она у кого-нибудь еще есть. Однажды, начиная создавать сайт, я написал вот что:
"У многих имя Ницше до сих пор ассоциируется с идеологией фашизма, сатанизма или иными ультрааморальными или ультраинтеллектуальными учениями. С другой стороны, очень "продвинутая" публика считает его творчество выражением неистребимого романтизма, полного противоречий и утопических идеалов, или бредом сумасшедшего, однообразно ссылаясь на предпоследнюю строку в его биографии.
Создатели сайта считают, что все это лишь шум, обычный, слишком человеческий шум, который, к счастью, не может полностью заглушить его музыку, как не смогли заглушить ее никакие фальсификации, переводы, предисловия и вот уже столетняя история. Очевидно, что для этой музыки не пришло еще время, раз лишь немногим дано услышать и оценить ее. Современного человека по-прежнему также мало интересует Ницше (или соответствующий ему высочайший уровень проблем и надежд), как мало его интересует и музыка вообще.
"В предвидении, что не далек тот день, когда я должен буду подвергнуть человечество испытанию более тяжкому, чем все те, каким оно подвергалось когда-либо, я считаю необходимым сказать, кто я. Знать это в сущности не так трудно, ибо я не раз "свидетельствовал о себе", но несоответствие между величием моей задачи и ничтожеством моих современников проявилось в том, что меня не слышали и даже не видели"...
Звучит музыка Ницше; мы начинаем разговор, невольно её заглушая.

Н.Х. Упоминание о Ницше есть во многих моих текстах. Где-то я с ним полемизирую, где-то восхищаюсь, где-то пытаюсь делать следующий шаг. Если хотите почитать подробнее, мои книги можно найти и в Москве и в Питере.

Д.Ф. Что такое Ницше? Зачем Ницше?

Н.Х. Когда я учился на философском факультете Киевского университета им Шевченко, имя Фридриха Ницше звучало в качестве ужасной предтечи фашизма, дьявола во плоти, который брал некрещеных младенцев, пил их несчастную младенческую кровь и т. д... Табу на Ницше рождало мифы. Время было такое, сам всё знаешь. Но в подсознании уже тогда поселилась заноза - Ницше. Потом мне попала в руки книга "Рождение трагедии из духа музыки", которая меня очень удивила, ибо в ней не было ничего от мифов, которыми было окружено это имя. В этом тексте я нашел для себя новую идею, которая вошла в меня, как молния: Аполлон и Дионис - два начала человеческого бытия, Дионис - иррациональное, хмельное, жизненное и Аполлон - очищенное, отшлифованное, художественное. Оба эти начала были мне одинаково интересны и близки, поэтому ницшеанская апология Диониса, обращение сугубо к Дионису были для меня неожиданным и интересным. С этой работы начался мой путь в философию Ницше. Это был классический историко-философский путь: первое произведение, сделавшее Ницше по-настоящему известным, стало моей первой ступенью к нему.
Ну а когда один из друзей подарил мне "Так говорил Заратустра", я открыл для себя совершенно нового Ницше, - пророка. И я заболел его пророческим стилем, заболел настолько, что спустя десять лет выпустил книгу, которая называется "Тайна мужского и женского. Исцеляющие афоризмы". Она содержит более четырехсот моих афоризмов. После её выхода одна журналистка назвала меня "новым Ницше"...
Хочу сразу расставить акценты: сам себя я "новым Ницше" не считаю. Когда я внимательно прочел и пропустил сквозь себя "Заратустру", пришло естественное отрезвление. Возникло желание дискутировать с Ницше. Результатом этой дискуссии стали последние главы моей книги "Философия человека: от метафизики к метаантропологии" (главы "Трагическое противоречие человека и Бога и его разрешение: Богочеловек" и "Сверхчеловек и Метачеловек как пути к Богочеловеку. Противоречие между ними").
Мое отношение к Ницше всегда было самостоятельным. Вряд ли кто-то своими мнениями подействовал на моё восприятие Ницше.
Я всегда тяготел к эссеистике. Академические тексты со студенческих лет вызывали у меня ощущение неполноты. Неполноты проникновения в человека, его мир и перспективы. Когда я после внимательного прочтения Канта и Гегеля, познакомился с Ницше, я увидел родственный для себя стиль, - эссеистический, образный, и это было как гроза на иссушенную землю, потому что теоретическая философия к тому моменту стала меня серьезно доставать.

Во многом благодаря знакомству с Ницше, я впоследствии выдвинул идею о том, что философия может существовать в трех формах: теоретической (Аристотель, Кант), эссеистической (Ницше, Бердяев, Камю) и художественной - в форме философского искусства (Гёте, Достоевский). Философия здесь понимается как форма бытия, в котором разрешается основное противоречие своего времени.

Д.Ф. Философское искусство - это начало или завершение философии? И имеет ли Ницше отношение к философскому искусству?

Н.Х. Философское искусство для меня - высшее проявление философии. Я пришел к нему тогда, когда отказался от идеи искусства и философии как познания и пришел к идее и искусства, и философии как разрешения противоречий жизни. Философское искусство - это художественное разрешение основного противоречия своей эпохи. Ницше имеет к нему самое непосредственное отношение - не только как создатель образа Заратустры, но и как поэт. Поэтому Ницше, пожалуй, находится в двух мирах - и в философской эссеистике, и в философском искусстве.

Д.Ф. Знаю, что в твоем творчестве тема одиночества - центральная. Этому посвящена твоя докторская диссертация, одна из твоих книг так и называется "Одиночество женское и мужское". Есть ли тут параллели с Ницше?

Н.Х. Ты уловил правильно. Именно тема одиночества делает тексты Ницше интимно близкими для меня. Ницше был одним из немногих, кто понял что тема одиночества станет главной в ХХ и ХХI веках. Развивая тему внутреннего одиночества, я считаю себя учеником Ницше.

Д.Ф. Как Ницше тобой проживался, и есть ли в твоем проживании элемент преодоления?

Н.Х. Я думаю, что любой мыслитель по-настоящему входит в душу только тогда, когда ты начинаешь его преодолевать. До тех пор, пока ты стоишь перед ним на коленях и лбом касаешься его тени, вздрагиваешь при его имени, ты не приблизился к нему. Более того, ты удаляешься от него. У Ницше лейтмотивом творчества было преодоление человеческого, и уже одно это делает преодоление условием понимания Ницше. Ибо в самом Ницше человеческого было более чем достаточно.
Это было первое противоречие, которое резануло меня: противоречие жизни Ницше и его творчества. Как автор Сверхчеловека мог так окончить свою жизнь? "Это невозможно", - говорил я себе. После достаточно долгого размышления над противоречием жизни и творчества Ницше, я, кажется, нашел для себя ответ.
Возьмем две фундаментальные идеи Ницше - идею Сверхчеловека и идею Вечного Возвращения. Если мы предположим, что весь мир эволюционирует в направлении Сверхчеловека, и что вчерашняя обезьяна должна будет выйти на новую эволюционную ступень, то возникает вопрос о смысле этого выхода. Итак, в чем смысл сверхчеловеческой ступени эволюции? Будет ли за Сверхчеловеком следующая эволюционная ступень?
Если мы допускаем, что возможно развитие мироздания в бесконечный прогрессирующий ряд, тогда эти вопросы снимаются сами собой - ну будет какая-то следующая ступень развития, за ней еще и еще... Атман будет бесконечно приближаться с Брахману, как того хотели индусы задолго до Ницше. Но если мы предположим, что все в мире вечно вращается-возвращается на "круги своя", то Сверхчеловек вновь вернется к тем вчерашним обезьянам-обывателям, которые окружали Ницше при его жизни и окружают нас с вами...
Возникает разительный конфликт двух идей - Сверхчеловека и Вечного Возвращения. Если бы Ницше принял идею бессмертия души и духа и вышел бы за пределы материализма в маске биологизма-дарвинизма, которым он болел очень глубоко и серьезно, возможно, конец его жизни был бы совсем иной. Иной была бы и судьба Сверхчеловека в начале ХХ века.
Если бы Ницше принял идею бессмертия, ему не пришлось бы обратиться к архаичной античной идее Вечного Возвращения. Он бы пришел к апокалиптизму христианства, и тогда идея Сверхчеловека наполнилась бы особым смыслом и дополнила бы само христианство, которому в эпоху Ницше не хватало мощных волевых импульсов.
Но к идее Сверхчеловека присоединяется идея Вечного Возвращения. Они начинают гасить друг друга, а в глубине личности Ницше разгорается переживание бессмысленности эволюции человека в Сверхчеловека, который, на мой взгляд, стал главной экзистенциальной причиной его безумия.
И когда я это понял, мне стали ясны и другие трагические противоречия жизни Ницше, и в частности - история его отношений с Лу Саломе. Этой женщине был нужен витальный мужчина, который проявлял бы черты Сверхчеловека не только в текстах, но и в своём бытии. Таким мужчиной для неё стал Зигмунд Фрейд, у которого нет текстов о Сверхчеловеке, но которому удалось совершить почти сверхчеловеческую трансформацию европейской культуры, создав психоанализ. Ибо психоанализ - по-настоящему действенный инструмент трансформации европейского культурного сообщества.

Д.Ф. Ницше и Фрейд... В чем их сходство и различие?

Н.Х. Фрейд пребывал под сильным впечатлением идей Ницше. Это особенно ярко показывают поздние произведения Фрейда. Концепция Эроса и Танатоса в их бесконечной борьбе в душе человека весьма близка Ницше. Однако Фрейду удалось сделать то, что не удалось Ницше, - он в своей жизни сумел стать почти Сверхчеловеком - во всяком случае, для того круга, который верил в него и который шёл за ним.
Но без Ницше не было бы Фрейда. Я хочу выразить эту мысль драматургически - в сценарии художественного фильма, который сейчас пишу. Он так и называется "Ницше и Фрейд" и описывает фантастическую историю встречи в 1896 году в психиатрической лечебнице 56-летнего Ницше и пока мало кому известного 40-летнего Зигмунда Фрейда... В сценарии будут сны Фридриха Ницше, их трактовка Фрейдом, будет кульминация и неожиданная развязка...
Я бы сказал, что Фрейд был самым витальным интеллектуалом из всех ницшеанцев первой половины ХХ века. Ибо такие сверхвитальные ницшеанцы как Ленин или Сталин уже не были интеллектуалами. Да, я считаю их ницшеанцами, даже если они сами не подозревали об этом. Без идеи Сверхчеловека не было бы ни Максима Горького, ни Владимира Ленина, ни Иосифа Сталина.

Д.Ф. Сам Нише витален?

Н.Х. Чтобы там ни говорилось, материализм не всегда приводит к повышению витальности. И Ницше как раз представляет собой пример невитального материалиста. Его жизнь, в отличие от его книг, лишена жизненности.

И хотя ловить Ницше сетями материализма или идеализма не совсем правильно, я все-таки считаю его материалистом. У Ницше, конечно, есть идеалистические мотивы (может быть даже мощнее, чем у "магического идеалиста" Новалиса), но мы можем найти у него и ползучий физиологизм... Он говорит, что нужно проводить конкретную биологическую селекцию вида homo sapiens, от чего впоследствии у Розенберга и Гитлера текли розовые слюнки.
Когда Ницше говорит о селекции, это не символ. Ему виделись очень действенные, неидеалистические, а сенсорно-реалистические пути трансформации вида homo sapiens. Ему не хотелось ограничиться просто планом трансформации человека на бумаге или в сознании, чтобы при этом вчерашние обезьяны продолжали телесную жизнь своего вида. Ему хотелось физической трансформации.
Между прочим, идея физической трансформации homo sapiens, вполне явственно проговорена в христианстве, когда "мертвые восстанут... и будет новая земля и новое небо...". Вообще я глубочайше убежден, что Святое писание оказало на Ницше весьма сильное воздействие. Стилистика "Заратустры" близка стилистике Нового завета и особенно "Откровению Иоанна Богослова". По лейтмотиву, по настроению. Апокалиптический стиль "Откровения..." наложил отблеск на всего "Заратустру", особенно на его последнюю часть.
Поэтому когда я слышу, что Ницше был с "больной христианской душой", это вызывает, с одной стороны, улыбку, ибо такое утверждение слишком прямолинейно, а с другой стороны, здесь есть своя истина.
И если мы поставим вопрос - мог бы феномен Ницше возникнуть вне контекста христианской культуры (например, в Тибете или в Японии), то ответ однозначный - нет. Ницше мог появиться лишь в эпицентре христианской культуры - мучительно секуляризированной в ХIХ веке, извращенной донельзя. И его бунт против христианства объективно стал трансформацией христианства.
В ХХ веке Ницше породил не только Гитлера и Ленина, не только Максима Горького и Джека Лондона, насквозь пропитанных идеями Ницше, он породил и Николая Бердяева, который создает принципиально новое христианское учение - христианский персонализм, который очищен от социального конформизма православия, католицизма и протестантизма, которые были столь отвратительны для Ницше и которые отвратительны для любого думающего человека, олицетворяя собой утрату духовного стержня, духовного вектора.
На самом деле, Ницше удалось своими работами, в том числе и "Антихристианином", пробудить в засыпающем христианстве ХIХ века некий новый импульс. Идея Сверхчеловека стимулирует развитие идеи Богочеловека в христианском персонализме.

Л.Г. Сказано:"Никто не придет к Отцу иначе как через Сына".Вправе ли мы продолжить: "Никто не придет к Сыну божьему иначе чем через Ницше?" Это означает, что сначала нужно пережить в себе все возможные претензии, все богоборчество, все неприятие, всё отторжение прежнего институционального христианства и всё восстание собственной души против идеи спасения. Нужно отказаться от спасения до конца и только тогда ты будешь спасен. Ницше отказался от идеи спасения собственной души, и, если мы хотим оставаться с Ницше, то мы также должны отказаться от идеи спасения ... Но всегда остается распахнутым вопрос для всех испивших "из чаши Ницше": только ли через Ницше можно прийти к своим глубинам? И могла ли быть пронесена эта сжигающая изнутри чаша мимо?

Н.Х. Я думаю, что Ницше никогда не отказывался от "Спасения" с большой буквы и по большому счету. Он отказался от спасения в мелком и жалком для него германском контексте лютеранской церкви.
Нельзя спастись как православному, нельзя спастись как католику, нельзя спастись как протестанту, можно спастись как человеку, который принимает идею эволюции и идею Абсолюта.
Для системы, которая претендовала на то, чтобы спасать души (христианство) Ницше стал тем антитезисом, который сумел привести тезис спасения к новому бытию. Мы не можем говорить в полной мере о Ницше без контекста христианских архетипов, и спасения в частности. Но именно Ницше может служить для нас примером оживших христианских заповедей: "желающий сохранить душу - погубит её, и не боящийся погубить - спасёт". Пример Ницше говорит нам, что можно, окончив жизнь трагически, быть спасенным; можно, прожив ужасную жизнь, спастись.

Д.Ф. Идея "спасения" слишком притянута в отношении Ницше, давайте оставим её христианским адептам и не будем ловить Ницше в их сети. :) Какие мыслители повлияли на Ницше и на кого он мог бы опираться?

С.К. На мировоззрение Ницше оказал большое влияние современник Гегеля и Шеллинга немецкий поэт Гельдерлин. Более того, Ницше нашел в творчестве Гельдерлина столь созвучные дионисийские мотивы, что идентифицировал себя с ним. Ницше близко к сердцу принял безумие поэта и бессознательно наложил подобный жизненный сценарий на свою судьбу. Экзистенциально Ницше настолько проникся и пережил безумие поэта, что вобрал это безумие в себя. Безумие Гельдерлина стало его безумием...

Н.Х. На мой взгляд, в наибольшей степени на Ницше повлиял Шопенгауэр, хотя определенное значение для его судьбы имел и Гёльдерлин.
Любопытно, что один мыслитель может оказать воздействие на творчество, а другой на жизнь, - это совершенно разное воздействие. Шопенгауэр оказал огромное воздействие на творчество Ницше, практически никак не повлияв на драматургию его жизни. А вот Гёльдерлин, наоборот, повлиял на драматургию, включая и финальное безумие.

Д.Ф. Влияние Гельдерлина на Ницше - осознанное или бессознательное?

Н.Х. Любое подлинное влияние происходит на бессознательном уровне. Тем более в отношении Ницше, сделавшего своим божеством Диониса.
Дионис - бог бессознательного, бог безумия, а безумие всегда притягивало Ницше. Здесь нет ничего удивительного, ибо Ницше не просто поставил Диониса перед Аполлоном, а заявил о том, что Аполлон должен быть заменен на Диониса для того, чтобы европейское человечество не осталось в тупике homo sapiens.
Ницше постоянно гляделся в бездну безумия, в бездну Диониса, в бездну опьянения, а вся жизнь его проходила очень выверено, душевно, даже жалостливо, в чем-то даже покорно-педантично по отношению к тем обстоятельствам, которые жизнь ему навязывала. Единственный протест Ницше против обстоятельств жизни - уединение.
Ницше нормально адаптировался к каждому обществу, к каждой гостинице, где он проживал. Другое дело, что он время от времени уходил от всех и бродил по горам, но в этом человеке никто из его современников не видел того ореола, который видели, например, у Фрейда его современники - и ученики, и противники. Фрейд внушал своим современникам своим видом чувство величия, жизненной запредельности.
На Ницше же подавляющее число людей смотрели с сочувствием и жалостью. По-своему его жалеет сестра, по-своему - госпожа Мейзенбух, по-своему - Лу Саломе. А жалость - чувство, которое разрушает любовь. Лу Саломе отказывает Ницше не как мыслителю, а как женщина может отказать мужчине. И это особенно больно для Ницше - ведь его божество Дионис требует свершений не в текстах, а в жизни...

Д.Ф. Лу Саломе понимала Ницше?

Н.Х. В Лу есть мудрость женщины, которая видит, что если Ницше соединится с ней, то он утратит высоту и глубину своего полёта. Ибо Ницше летает не только вверху, но и под землёй, и это очень мучительный, трагический и болезненный полёт в глубинах бездны. Но в Лу есть и здоровый инстинкт самки, которая отстраняется от невитального мужчины. Подчеркну это - пусть гениального, но невитального.
Лу Саломе притягивается к другим мужчинам - пусть не гениальным, но витальным, не рассуждающих о Сверхчеловеке, а обладающих человеческой мужской жизненной силой. При этом она каждый раз обманывается в их жизненной силе, и, наконец, находит единственного по-настоящему витального - Зигмунда Фрейда, однако воспринимает его уже не как возлюбленного, а как отца.
И кто знает, что произошло, если бы Ницше продемонстрировал Лу Саломе настоящую жизненную силу? Может, эта странная женщина и его восприняла бы как отца...

Д.Ф. Противоречия Ницше заставляют тебя говорить о преодолении Ницше?

Н.Х. Если бы у Ницше не было противоречий, его философия не имела бы никакого смысла для нас. Мы бы её благополучно изучили и отправили в архив. Но у него противоречия есть, есть предельное экзистенциальное напряжение, которое порождает противоречия. Разрешив их, мы сможем сделать следующий шаг. Противоречия Ницше принадлежат не только ему, но и всей эпохе конца ХIХ - начала ХХI века. Я не оговорился - противоречия Ницше, это противоречия всего ХХ века, с его сексуальными революциями, мировыми войнами и терроризмом...

Д.Ф. Кроме противоречий между Сверхчеловеком и Вечным Возвращением, между жизнью и творчеством Ницше, еще какие бы противоречия ты бы мог указать?

Н.Х. Думаю, что противоречие Аполлона и Диониса было разрешено у Ницше не конструктивно. Есть три варианта разрешения любого противоречия. 1) Противоположности могут столкнуться и разойтись, 2) одна противоположность может подавить другую и 3) противоположности могут быть синтезированы. Сталкивая аполлоновское и дионисийское, Ницше выбирает второй вариант, когда одна противоположность подавляет другую.
Для огромного числа духовно неразвитых людей это служит магнитом, притягивающим к Ницше. Ибо обыденное сознание возбуждается от оппозиции "или-или". Идея опьянения, вакхического восторга, стремление отбросить культуру как нечто являющееся оковами на теле жизни и развернуться в самой жизни - вот что может привлекать огромные массы людей, оставшихся на пороге культуры.
Но как только витальность, жизненная сила, отбрасывает аполлоновское начало, воспринимая его как вериги, происходит вырождение жизненной силы. И жизненная сила, замкнувшись на себя, начинает действовать только под действием инстинктов самосохранения, продолжения рода и власти. Когда аполлоновское начало устраняется, воля к власти перестает быть волей и превращается в инстинкт власти... Воля к власти существует как воля до тех пор, пока аполлоновское и дионисийское взаимно синтезируются.
Другое дело, что в эпоху Ницше аполлоновское почти полностью подавило дионисийское, и нужен был естественный реванш дионисийского, возвращение к нему. Но в той мере, в которой это было заявлено как вековечный вектор для вида homo sapiens, это привело в тупик. Предлагаю вернуться в исходный пункт, который обозначен в "Рождении трагедии из духа музыки", и принять вариант разрешения противоречия аполлоновского и дионисийского в виде синтеза этих начал.

Д.Ф. Гармоничное синтезирование двух противоположных начал выглядит во вполне гегельянском духе. Что здесь нового? В синтезе нет ничего нового. Новое - это взять и принять одну сторону.

Н Х. Разрешение противоречия через уничтожение одной из противоположностей - выбор обыденных. Ибо обыденные люди не склонны синтезировать. Синтезировать - очень сложно, почти невозможно. При попытке синтеза часто получается эклектика, поэтому многие стремятся идти по пути наименьшего сопротивления - выбирая что-то одностороннее. Но развития при этом не происходит ни в эпоху Платона, ни в эпоху Гегеля, ни в эпоху Ницше.
Античная мифология не случайно родила и образ Диониса, и образ Аполлона. На мой взгляд, если бы Ницше удалось, описав путь Диониса и путь Аполлона, создать новое имя нового Бога, двуликого и вместе с тем двуединого, и вместе с тем определенного, не эклектичного, - это была бы по-настоящему новая мифология, в которой так нуждается Запад, его религия, философия, искусство и наука.

Д.Ф. Этот "новый Бог" был бы античным по своему духу?

Н Х. Хороший вопрос. Сейчас мне пришло в голову, что слабое место Ницше в том, что он слишком привязывался к образам античной мифологии. Кстати, те авторы, которые пришли после Ницше, например, Освальд Шпенглер, обратились уже к германской мифологии. И Ницше, который очень серьезно порицал Вагнера за то, что он слишком ударился в христианство, сам может быть порицаем за то, что слишком "ударился" в греко-римский период человеческой культуры...
А теперь прямой ответ на твой вопрос: божество, соединяющее в себе черты Аполлона и Диониса выходит за пределы античного язычества. Выходит оно и за пределы того христианства, которое Бердяев назвал "историческим".

Д.Ф. А как быть с образом Сверхчеловека?

Н.Х. Тут надо понять еще одну важную вещь. Когда мы слышим слово "Ubermensch", "Сверхчеловек", мы не должны впадать в иллюзию, что никто никогда не задумывался до Ницше над идеей Сверхчеловека.

У Успенского в работе "Новая модель вселенной" говорится о том, что когда Ницше бросил в лицо западному миру идею Сверхчеловека, западный мир просто к тому времени так ожирел, что забыл о том, что Сверхчеловек уже существовал в мифологии, и принял это как нечто принципиально новое. На самом деле, Ницше просто воскресил некоторые мотивы античного мира с новыми интенциями.
И это были мотивы не только античной, но и зороастрийской мифологии, больше того любой мифологии. В произведения Ницше попадает не только имя Заратустры, но и мотивы зороастрийской мифологии. А также мотивы и образы индуизма и буддизма - как хинаяны, так и махаяны. Мифологемы молнии, грозы, огня, одинокого отшельника с разумными животными - всё это из зороастрийской, индуистской и буддийской мифологии.
Главная проблема Ницше в том, что будучи гениальным философом, он не был столь же гениальным мифотворцем. Он использовал уже готовые образные конструкции и вмещал в них своё содержание.
Ницше нужно было создавать свою мифологию, - брать за архетип не Заратустру, и не Диониса, а нечто собственное. И это делает рассуждения о Сверхчеловеке мучительно-размытыми. Сверхчеловек Ницше постоянно пребывает в густом тумане. Если прочитать все произведения Ницше, то мы нигде не найдем какой-либо конкретики о Сверхчеловеке. Да - биологическая селекция, да - он должен быть следующим, да - это тот, что придет за человеком, да - человек по отношению к Сверхчеловеку лишь обезьяна и мучительный позор, в лучшем случае мост, но конкретики нет нигде.

Д.Ф. Но Ницше призывал не становиться Сверхчеловеком, а познавать Сверхчеловека, естественно при этом не говоря, что он есть такое.

Н.Х. Но как можно познавать следующую эволюционную ступень, не говоря ничего мифологически конкретного в этой сфере?
Человек устроен так, что каждый следующий шаг делает после того, как мифологически воображает его. Ницше пытается это сделать, но Ницше-мифотворец уступает Ницше-философу. Поэтому вслед за Ницше-философом приходят мифотворцы, которые создают свои мифологии - коммунистическую - с новыми именами и сверхлюдьми (как бы примитивным ни было бытие этих сверхлюдей) и фашистскую - тоже с новыми именами и сверхлюдьми.
Ницше не был предтечей национал-социализма хотя бы потому, что он никогда не был националистом и презирал немцев еще сильнее, чем французов и англичан (к славянам, кстати, относился с большим пиететом). Но при этом нужно понимать, что философия Ницше, не найдя достойных мифологических образов у самого автора, находит более тривиальные, но зато более мощные образы в текстах основоположников коммунистической и фашистской систем.
Возникает вопрос: в состоянии ли мы создать ту новую мифологию, которая будет адекватной для ницшеанской философии?

Д.Ф. Это интересная постановка вопроса.

Н.Х. Это единственно возможная постановка вопроса. Отвечая на этот вопрос, я говорю, что это создание только мифологии на основе философии Ницше - утопическая задача. Иными словами, это задача первого шага. А задача второго шага - это разворачивание философии Ницше в новую философскую конструкцию через разрешение её внутренних противоречий. Лишь тогда новое мифологическое пространство не станет мехами, в которых вино философии Ницше перебродит в уксус идеологии, а превратится в действительную мифологию, преодолевающую глобальный антропологический кризис современности.
При этом не стоит рассматривать мифологию в качестве прикладной "метаморфозы" философии. Философия становится прикладной вещью для бедных, превращаясь в идеологию, а не мифологию.
Когда некоторые мотивы философии Ницше превратились в коммунистическую идеологию и идеологию фашизма, - вот здесь в чистом виде прикладной момент срабатывает. Всё сложное отсекается, глубокое мельчает, всё пересказывается на языке, понятном для масс, оставляя от философии только пассионарный порыв. Но когда создается новая мифология, развивающая прежнюю философию и прежнюю мифологию, здесь происходят жизненно-запредельное, а не прикладное включение философии в действительность. Идеология - это манипуляция толпой людьми с узким мышлением и большими амбициями. Мифология же никогда никем не манипулирует.

Д.Ф. Ну хорошо, разрешение противоречий должно привести нас к новому уровню и созданию новой мифологии. А будет ли этот новый уровень столь же напряженным, как уровень Ницше, и будет ли он нести в себе новые противоречия?

Н.Х. Новый уровень обязан нести в себе столь же разительные и глубокие противоречия, иначе он разрешает предыдущие только в иллюзии. Появление новых противоречий в философии - это критерий разрешения предыдущих. Когда все противоречия философии и мифологии раз и навсегда снимаются - это тупик. Это идеология.
Вопрос в другом - насколько мы готовы принять на себя бремя подобных противоречий, насколько мы готовы, заглянуть в бездны? Потому что за напряжение внутри философской системы мифологии надо платить.

Д.Ф. В моем представлении Ницше создал именно новые мифы, и эти мифы совершенно достаточны для "трансформации" человека. Те мифы, которыми окружен Сверхчеловек, вполне определенны: воля к власти, Вечное Возвращение, дионисийское начало. Эти вещи, брошенные Ницше в духовный мир человека, неизбежно требуют от своего носителя сверхчеловеческой высоты. Т.е., если именно эти мифы принять в основу духовной инициации человека, они образуют вполне самостоятельную мифологическую систему. Таким образом, на мой взгляд, новая мифология была Ницше создана, и, что самое главное, эта мифология имеет серьезные перспективы развития.

Н.Х. Я не стану спорить, что это действительно определенные и сильные мифы. Я говорю о том, что, во-первых, форма этих мифов не совсем соответствует их содержанию, а во-вторых, само содержание этих мифов не столь радикально ново, как это кажется на первый взгляд. Если мы возьмем любой языческий культ, то увидим: там есть доминанта воли к власти и Сверхчеловека.

Д.Ф. Согласен.

Н.Х. И тогда возникают вопросы: было ли христианство с идеей милосердия, любви к ближнему, с идеей апокалиптической трансформации человека и человеческой истории просто ошибкой? Стоит ли нам вернуться на тысячелетия назад в эпоху язычества, когда всё называлось своими именами? В ту эпоху, когда воля к власти пронизывала все бытие, слабых и стариков, которые были не нужны племени - уничтожали или бросали (и такова была честность племени по отношению к своим старикам)? Стоит ли вернуться в эпоху, в которой добро и сила однозначно отождествляются, точнее сила доминирует над добром?
Призыв к этому у Ницше есть. Такова одна из (я специально подчеркиваю - одна из многих) тенденций его творчества. Большинство, к сожалению, его услышали только так.
Но есть ли у Ницше какие-то иные идеи, которые делают его собственно Ницше, интересным и актуальным мыслителем и для ХIХ, и для XX, и для XXI века? Я думаю, что эти идеи есть, но Ницше не создал для них мифов. Потому что названные тобой мифы можно увидеть, просто заглянув в учебник по мифологии или почитав историю зороастризма.

Л.Г. На мой взгляд, самый плодотворная идея у Ницше - это идея ressetisment. Ее можно назвать мифом о реванше, мифом о Графе Монтекристо. Эта идея плодотворна потому, то Ницше был первым, кто будучи таким максималистом реванша внутри своей души, ("Если бы мне дано было поверить, что бог есть, как бы я вынес мысль, что он - не я?"), тем не менее настолько глубоко и остро пережил это чувство, - чувство тотального отмщения миру, богу, мирозданию, всем, что он понял абсолютную его деструктивность, в какие бы благородные и эффектные одежды реванш и ressentiment не рядился. Ницше показал на собственном примере, что нет ничего более деструктивного, чем любая жалость к себе.

Н.Х. Здесь мы действительно подходим к продуктивным и интересным вещам. Ницше, действительно, достаточно сильно себя жалеет, и эта жалость к себе парадоксальным и вместе с тем логическим образом переходит в безжалостность к себе и человечеству.
Антитеза жалости к себе - любовь к себе, конструктивное чувство, означающее стремление к идеальному себе вопреки обыденным обстоятельствам, которые опутывают нас с ног до головы. Любовь к себе рождается преодолением двух инфантильных комплексов - конформизма и реваншизма, которые постоянно порождают друг друга. Конформизм - стремление быть таким как все - приводит к отставанию от тех, кто решается быть собой, а это в свою очередь порождает реваншизм - стремление подавить тех, кто стал лидером, отыграться за их "избранность судьбой"... Конформизм - это тупик, стремясь избавиться от которого, в состоянии реваншизма мы обрызгиваем желчью максимальное количество людей. Фрустрация от реваншизма приводит к конформизму и все повторяется... Здесь действительно есть Вечное Возвращение инфантильности, ее Вечное Вращение. И лишь освобождение от жалости к себе разрывает этот круг.
В жизни Ницше - конформизм, а реваншизм присутствует только в его текстах. Конформизм из жизни Ницше, и реваншизм из текстов, вступают в глубинное противоречие. Это еще одно важное противоречие Ницше.
Возникающая энергия разрешения этого противоречия начинает трансформировать самого Ницше и отражается в его последних произведениях. Без разрешения этого противоречия, выводящего за пределы и конформизма, и реваншизма, не было бы знаменитой энергетики текстов Ницше. Мы бы сейчас говорили не о философе Ницше, а о филологе и историке, который в интересном ракурсе преподнес античную, зороастрийскую и прочие мифологии. Так сказать, пересказал для детей от 10 до 70. Однако благодаря содержащимся в его текстах импульсам к разрешению противоречия конформизма и реваншизма, Ницше становится для нас философом.

Д.Ф. Мысль об обновлении старых мифов вполне понятна. И всё же, есть ли у Ницше что-то еще?

Н.Х. Есть нечто таинственное, что делает Ницше собственно Ницше. Есть то, что нам весьма сложно уловить сейчас в словах. Я бы обозначил это как некие импульсы загадочного человеческого трансцендентного, четко не вербализуемые даже самим Ницше, а не только нами (теми, кто интерпретирует сейчас Ницше), и которые разбросаны по крупицам в текстах Ницше.

Д.Ф. Это и есть некое настроение или дух Ницше.

Н.Х. Да, дух. И дух очень противоречивый.

Л.Г. Дух безмерно утонченный. Магия этого духа как раз в том, что при всем реваншизме, ты вдруг наталкиваешься у Ницше на безумно красивые и благородные нюансы.

С.К. На мой взгляд, в текстах Ницше есть харизматический надрыв. Все они написаны на пределе возможного. И еще в них есть безграничная искренность...

Н.Х. Воля к власти предполагает насилие. Ницше предлагает еще и вкус к насилию. А значит садизм. Если у человека нет вкуса к насилию, у него не получится провести это насилие и, соответственно, удержать власть. Есть глубинное родство Ницше и маркиза де Сада, хотя во многих идеях они диаметрально противоположны.
Я бы советовал прочитать главу "Воля к власти" в моей книге "Философия человека", где я пытаюсь анатомировать волю к власти, рассматривая её как волю к власти над миром и как волю к власти над собой. Ницше в значительно большей мере говорит о воле к власти над собой. Я стараюсь показать те тупики воли к власти над собой, которые могут быть разрешены и преодолены только на пути перехода воли к власти во вдохновение. Точно также как в текстах Хайдеггера не появилось слово "вечность" и он замкнулся в тупике времени, точно также и у Ницше идея вдохновения не была развернута.
В той мере, в которой любой из нас зацикливается на воле, не доводя её до вдохновения, любой самый грандиозный, самый замечательный проект начинает буксовать. Простой пример, - волевым усилием можно заставить себя выкопать траншею, но нельзя заставить себя написать стихотворение.
Можно ли без вдохновения, при помощи только воли и власти, создать Сверхчеловека? Думаю, нет. У Ницше попытка преодоления противоречия воли и вдохновения находится в зародыше. Отсюда размытость образа Сверхчеловека.

Д.Ф. На мой взгляд, воля к власти нераздельна с Вечным Возвращением, которое вносит в неё этический момент.

Н.Х. Я говорю сейчас не об этическом, а об онтологическом моменте. Ведь воля к власти и вдохновение - это совершенно разные онтологические реальности, это разное бытие. И тут мы можем сформулировать еще одно противоречие Ницше: воли и вдохновения. Ницше, который всю жизнь жил во вдохновении (это показывают его тексты), а не во власти, который никогда не стегал себя нагайкой воли к власти, сделал волю и власть эпицентром своей философии.
Тематика воли и власти характерна для фрейдовского и адлеровского вариантов психоанализа. Возникает закономерный вопрос: можем ли мы, используя фрейдовскую или адлеровскую методологию и мифологию, объяснить феномен Ницше? Ведь на деле и Фрейду, и Адлеру чужда обнаженность экзистенциальной проблематики, присущая Ницше. Пограничная ситуация непонятна ни Фрейду, ни Адлеру.

С.К. Тем не менее я думаю, что классическая психоаналитическая методология может помочь нам понять феномен Ницше - и его жизнь, и его творчество. В четыре года Ницше лишился отца. Он очень тяжело переживал его смерть и самое главное - безумие в течение года перед смертью. Возможно, образами Диониса и Сверхчеловека Ницше бессознательно пытался воскресить отца, оправдать и объяснить его безумие. Вместе с тем, Сверхчеловек - это своеобразный вариант бессмертия личности его отца.

Н.Х. Я думаю, что идеи и образы Диониса и Сверхчеловека - это нечто большее, чем ответ на смерть и безумие отца. Хотя смерть и безумие отца могли быть одной из причин возникновения этих образов именно у Ницше. При этом возникает вопрос: идеи ницшеанского Диониса и Сверхчеловека создают новую реальность или они только разрушают кризис современной Ницше европейской ментальности?

Д.Ф. У меня вопрос к Нэзу: я могу понять необходимость преодоления противоречий Ницше, но ты можешь сказать, что ты пути этих преодолений видишь и идешь по ним?

Н.Х. Я обозначил эти пути в своих книгах. Думаю, тебе стоит их почитать, и в следующий раз мы побеседуем более предметно. В моих книгах представлен мой персональный опыт преодоления противоречий Ницше.
Еще бы я хотел сказать вот о чем. Ницше, в моем представлении, предельно инфантилен в своем отношении к противоположному полу. Это жестко патриархальное отношение. У меня есть художественное произведение - роман "Освобождение эроса", в котором я попытался подойти ко всем этим проблемам в художественном плане.
Помимо этого, я являюсь автором такой психоаналитической методологии как андрогин-анализ, суть которой в том, что исследуется взаимодействие психологической мужественности и женственности в личности и отношениях личностей. На этой основе был проведен достаточно любопытный анализ личности Ницше и Вейнингера.

Д.Ф. Расскажи подробней об андрогинном анализе.

Н.Х. Андрогинный анализ или андрогин-анализ (от греч. andros - мужской, gin - женский) - исследовательская стратегия и метод глубинной коррекции отношений мужчины и женщины. Возник на основе актуализирующего психоанализа в начале ХХІ столетия.
В отличие от большинства направлений психоанализа, которые основываются на метапсихологии З. Фрейда - учении о сознании и бессознательном, андрогин-анализ, как и актуализирующий психоанализ, основывается на метаантропологии - учении об обыденном, предельном и запредельном бытии человека. Теоретические основания андрогин-анализа были впервые изложены в моих работах "Одиночество женское и мужское", "Пределы мужского и женского: введение в метаантропологию" и "Философия человека: от метафизики к метаантропологии". Практика андрогин-анализа показана в двух книгах, которые сделаны в соавторстве с женой, Светланой Крыловой - "Психология красивой женщины" и "Сексуальность красивой женщины".
В андрогин-анализе ключевой является идея внутренней мужественности и женственности личности, которые в своих высших проявлениях становятся духовностью и душевностью и отчуждение которых порождает внутреннее одиночество. Духовность в андрогин-анализе трактуется как экзистенциальная мужественность, душевность как экзистенциальная женственность.
Кстати, отношение духовности и душевности в личности Ницше - еще один трагический конфликт, который отразились не столько в текстах, сколько в жизни. В этом Ницше удивительно похож на Вейнингера. Но это тема отдельного разговора...

Д.Ф. Кроме идеи внутренней мужественности и женственности как духовности и душевности что еще принципиально нового в твоем андрогин-анализе?

Н.Х. В андрогин-анализе выделяются три стратегии взаимодействия мужественности и женственности в личности и отношениях между личностями: сексизм, гермафродитизм, андрогинизм. В первом случае мужественность или женственность доминируют друг над другом, во втором - взаимно усыпляют друг друга, в третьем - стимулируют взаимную актуализацию и рост. В личности Ницше я наблюдаю все эти три стратегии, которые причудливым образом переплелись друг с другом. И это еще одно противоречие Ницше...
В андрогин-анализе также используется уникальный метод исцеляющих афоризмов. Это отличает андрогин-анализ от любого направления современного психоанализа. Идея исцеления афоризмами или афоризмо-терапии очень проста: каждый может найти свои ключевые афоризмы, которые пробудят спящие возможности личности и изменят судьбу. В книге "Тайна мужского и женского: исцеляющие афоризмы" я предложил более четырехсот афоризмов, которые родились в процессе моей андрогин-аналитической работы и помогли конкретным людям выйти за пределы внутреннего одиночества. Создавая "исцеляющие афоризмы", я считаю себя последователем Ницше.

Д.Ф. Мог ли бы ты назвать имена, стоящие на одном уровне проблематики с Ницше? Есть ли среди них те, кто реально шагнул далее или глубже Ницше?

Н.Х. Я уже говорил о Фрейде. Добавлю еще имя Николая Бердяева с предложением внимательно прочесть его работы "Экзистенциальная диалектика божественного и человеческого" и "Смысл творчества".

Д.Ф. Чтобы бы ты сказал в заключение?

Н.Х. Любой творец будет плодотворен в своем творчестве и доведет свою мифологию до логического завершения, если он войдет в андрогинное единство с существом противоположного пола, оставаясь при этом цельным и свободным. Я имею в виду сотворческое соединение, а не простую встречу. Хотя и встреча способна оказать судьбоносное воздействие.
Встреча может высечь удивительные искры, как это было в случае с Петраркой, и встреча может наложить трагические тона на всю последующее творчество, как это было с Ницше. Я глубочайше убежден, что в результате встречи-инициации с Лу Саломе трагические тона легли на творчество Ницше, и его трагический финал был напрямую с ней связан.

Д.Ф. Как тебе атмосфера нашего общения?

Н.Х. Она была искренней. Честно говоря, жанр интервью мне нравится меньше, чем жанр "круглого стола". И мне приятно, что в пространство моего интервью вошли Светлана и Леся. Когда духовно близкие люди общаются, происходит удивительный креативный прорыв, рождается новая мифология. В следующий раз я предлагаю организовать настоящий "круглый стол".

Д.Ф. К счастью или сожалению (для кого как) я, вслед за Ницше, предпочитаю разговор один на один, а еще лучше - монолог, где каждый предстает один перед всеми и не перед кем. Для меня Ницше, несмотря на все свои противоречия, есть "законченное напряжение", есть конкретный дух, конкретное настроение, которое самодостаточно, чтобы породить иной феномен личности, иной феномен человеческой инициации, отличный от того, что мы называем современным человеком.

Н.Х. Я так не думаю. Настроение, будь оно каким угодно мощным, никогда не сможет породить новый тип человеческого бытия. Это может сделать только новая мифология. Настроение же есть необходимый, но не достаточный элемент мифологии.
У Ницше есть особое настроение и особый дух, своеобразный ницшеанский дух, как молния прочертивший небо от края до края. Это позволяет нам говорить, что творчество Ницше не просто перепевы древних мифологических конструкций (античных, зороастрийских, буддийских)... Но дух Ницше не доходит до уровня мифологии. Таково моё глубочайшее убеждение.
Для того, чтобы дойти до уровня мифологии, сам дух должен быть трансформирован. И в той мере, в которой есть только дух, но нет мифологии, исход любого честного и последовательного ницшеанца будет такой же, как и у Ницше.
Поэтому я - за преодоление Ницше. Преодоление, сохраняющее все лучшее. Ибо преодоление - это верность сильных.

 

См. также:

Назип Хамитов (Нэз Светлый) Сверхчеловек и Богочеловек (фрагменты из книг)