Д.Ф. Это совсем другое дело, но с такими задачами не ходят на митинги бандерлогов, этого возомнившего о себе офисного планктона мегаполиса. Сейчас я вспоминаю аналогичную ситуацию на Украине. Я тогда был в Бангкоке и мои украинские друзья, хорошо знающие Ницше, писали мне о своей революции роз, о своем Майдане-байдане, о настоящем воодушевлении и единении людей за торжество правды и демократии. Тогда я понял многое о своих друзьях, о том, что они совсем ничего не понимают, не осознают смысла и последствий своих собственных «ценностей». Я писал им из Бангкока, что они в своем воодушевлении смешны, что мне за них стыдно, что вся их революция кончится ухудшением ситуации и позором для их страны, что в результате к власти придет еще более худшая шваль. Таков тренд современного мира. Я отправлял им целые главы из Заратустры Ницше, где растолковывается их самообман и слепота. Всё это было, конечно, напрасно.
Вы, ребята из ARES, напоминаете мне всех этих левых воодушевленных романтиков, вляпавшихся во всё еще случайные для вас аристократические ценности со всей своей «кашей в голове». Однако я уверен, что правильные идеи быстро наводят в головах, а потом и вокруг, Порядок. А идеи у вас в принципе правильные, так что всё, думаю, наладится.
Вот, в одной из своих статей вы предлагаете правительствам организовывать локальные военные конфликты, в которых агрессивные люди могли бы реализовывать свои сильные наклонности, которые в противном случае часто направляются против общества.
Д.К. В той статье, которую вы вспомнили, речь шла о том, что война – это лучший способ профилактики социальных болезней. Но если я вас правильно услышал, перед этим вы поставили мне в упрёк, что мой аристократизм случаен. Скажите, Дмитрий, а вас не смущает, что перед вами соавтор аристократической идеи? И что вообще такое, случайно прийти к аристократизму? Это в булочную можно зайти случайно, к аристократическим ценностям приходят целенаправленно, путём многолетних поисков.
Д.Ф. Отшучусь: случай – лучшая аристократия мира. Вернёмся к вашей диссертации, я хотел бы остановиться на термине нигилизма, который имеет у Ницше явно выраженную двойственность: нигилизм масс и Нигилизм будущих правителей мира. У вас я такого понимания не нашел.
Д.К. Я слабо представляю, о чём вы говорите.
Д.Ф. Нигилизм тех, кто смотрит в будущее, заключается в том, что отныне не существует никаких, в том числе и высших ценностей. Стать свободным по Ницше – перестать опираться на любые ценности, а любые, всё еще существующие для кого-то, ценности использовать в своих интересах.
Д.К. Полагаю, Вы подразумеваете образ ребёнка из трёх превращений духа. Тогда термин «нигилизм» явно лишний.
Д.Ф. Все наблюдаемые нами «сейчас» процессы восстания масс, нивелировки, гомогенизации происходили в человеческой истории уже не раз.
Д.К. Скажу больше. Со времени неолитической революции и перехода от охоты к сельскому хозяйству человек неуклонно слабеет. Угасают физические возможности, сокращается размер головного мозга. Конформность становится главным критерием отбора. Это означает закрепление средней нормы, выйти за которую становится всё труднее. Вместе с тем до последнего времени такая возможность была, не взирая на всеобщую «деградацию», т.е. стирание градации между людьми.
Д.Ф. И никогда этот процесс не заканчивался победой масс и полной деградацией населения. Проходило время хаоса и из «темных веков» снова всходило Солнце высокой культуры. Никогда еще духовная энтропия не одерживала верх над человеческой культурой в мировом масштабе. Почему же это может случиться теперь?
Д.К. Человечество ждёт светлое будущее. Об этом можно даже не беспокоиться. Беспокоиться стоит за судьбу нашего подвида (который и есть источник высокой культуры), как в условиях глобализации сохранить силы и не растворится в общей массе человечества.
Д.Ф. Ницше уже сто лет назад смог преодолеть внутри себя это опасение, но, как я посмотрю, оно еще живо в других молодых сердцах. В этом году я был снова в Швейцарии, в Сильс-Марии, и случайно оказался зрителем лыжного марафона. Перед моими глазами около 50 000 европейцев, спортивных, здоровых, подтянутых отправились на дистанцию 42 км. Ни одного черного или мулата я там не увидел, а я присматривался. Вот они – европейцы – хоть легионы выстраивай!
Д.К. Так почему же не выстраиваются легионы?
Д.Ф. А всё уже завоевано, европейцы диктуют свою волю по всему миру и медленно готовятся к звездной одиссее.
Д.К. Наверно, именно поэтому за оборону Евросоюза отвечает приставленный штатами главком сил НАТО. И уж конечно можно не сомневаться в доблести швейцарских бюргеров, которые по первому сигналу готовы сменить белые воротнички на разгрузочные жилеты. Как я понимаю, рецепт такой - успокоиться, называть себя демократами и представлять, что мы почиваем на лаврах.
Д.Ф. Успокоиться пассионарии не могут, не такая у них природа. А вот называть себя пассионарии могут как угодно, если это способствует их дальнейшему росту, скоплению сил, подготовке к реализации еще более амбициозных проектов, которые и не снились аристократам прошлого.
Д.К. А нужно ли пассионариям играть в чужие игры?
Д.Ф. Завтра может будет и не нужно, а сегодня иногда и нужно. В чем проблема, если любая игра по определению наша? Пассионариев всегда мало, но исчезнуть вовсе мы не можем. Аристократы на том и стоят, что они ЕСТЬ, только они и ЕСТЬ, и по-другому быть не может. Они не принимают массы в свой расчет, разве лишь как орудия для достижения своих целей, о которых нужно еще и позаботиться, которые являются для него ответственным бременем.
Д.К. Всё это хорошо понятно. У меня вызывает сомнение только тот пункт, что благородство должно рядиться в лохмотья современности. У пассионариев и без того нет осознания, кто они есть и в чём их предназначение. Чтобы выкарабкаться из паутины ложных представлений, пассионарию нужны аристократические ориентиры. Без них он так и продолжит слепо обслуживать чужие интересы, трудясь на тот самый нисходящий тренд. Мы ведь люди не существуем сами по себе в вакууме. Мы рождаемся в мире, который уже полон представлениями как строить свою жизнь и как в какой ситуации поступать. В регрессирующем обществе люди поражены идеями регресса. В той же России все, кому за 40 – повально коммунисты, кто младше – либерал-демократы, что бы они о себе сами не думали. Они могут воображать что угодно, например, что это они используют модные идеи в своих корыстных интересах, а на деле социальный регресс использует их как собственный ресурс, как топливо истории.
Д.Ф. Откуда в нашей плебейской, христианской, коммунистической стране возникает аристократическая порода?
Д.К. Прежде всего не стоит путать идеи с биологической реальностью.
Д.Ф. А кто же это путает? Ницше в своих книгах прекрасно расписал, что важны не фасадные идеи (которые могут быть какими угодно, хоть демократическими), а то, что реально существует за любыми идеями. За любыми фасадными идеями всё равно стоит философия Ницше, воля к власти конкретных людей.
Д.К. Конечно. Только воля к власти не едина. За разными идеями стоит воля к власти разных людей. За демократическими – рядовой посредственности, за аристократическими – ницшеанца духа. И если ницшеанец будет подыгрывать демократии, то – вопрос на засыпку - чьей воле к власти он будет содействовать? Мы имеем сегодня среднее унифицированное для всех образование. Это означает, что природные пассионарии воспитываются в духе тех же эгалитаристских ценностей, что и все прочие. Свои амбиции они тратят на утверждение демократических практик, а когда их настигает просветление, бывает уже слишком поздно. Поэтому моё мнение – нужно действовать открыто. Возможно, в будущем можно будет прибегать к манипулированию неприятельской идеологией, как к одной из стратегий. Вот только легко перейти ту черту, когда вы перехитрите самого себя.
Д.Ф. Я тоже не призываю к хитрости, хитрость – лишь моральное словечко для принижения сложной духовной организации. Я хочу лишь подчеркнуть, что бороться с низшими идеями не достойно для людей аристократической породы, что такой «борьбой» вы только выдаете свою внутреннюю незрелость, не-аристократичность, раз вам всё еще необходимо разбираться и противостоять этим «идеям». Аристократы такими вещами не занимаются.
Д.К. Ничего не поделаешь. Демократическая идея выражает господство маленького человека, аристократическая – сильного и свободного. Поскольку воли к власти конкурируют, конкурируют и идеи, обосновывающие эту власть. Идеи имеют свою подоплёку, в отношении которых они, разумеется, вторичны. Однако для пробуждения и консолидации нашего подвида они крайне важны.
Д.Ф. Вы полагаете, что аристократы воспитываются на идеях и книгах, а не на практике жизни?
Д.К. В широком смысле это одно и то же.
Д.Ф. А вот современная психология считает всех «аристократов» латентными невротиками, с которыми если хорошенько позаниматься, можно превратить их во вполне здоровых членов демократического общества
.
Д.К. В антиутопии, в которой мы живём, принято гуманно обходиться со свободомыслящими – их лечат. Всё это можно называть демократией, а можно геноцидом пассионариев.
Д.Ф. Предсказываю: лет через 10 Вы вылечитесь от страха перед этим демократическим геноцидом. Бояться тут совершенно нечего, потому что низший биологический вид, как вы его называете, не состоятелен даже в своей массовости, и функционирует как биологически, так и исторически, всегда лишь как временный симулякр высшего типа. Никакого заговора низшего типа на уничтожение высшего типа нет, низший тип не способен к этому по определению.
Д.К. Вы говорите красивые слова. Жаль только, что жизнь ими не загипнотизировать. Всё происходит так, как происходит. Низший тип показывает удивительную способность к насилию и самоорганизации, во всяком случае, он этим навыкам учится и овладевает ими всё лучше.
Д.Ф. На примере Ницше я хотел бы как раз обратить ваше внимание на то, как он постепенно от проблем борьбы с массовым, христианским и шире – моральным – сознанием, с постепенной победой низших сословий над прежней родовой аристократией, перешел к проблеме формирования «новой аристократии», т.е. сосредоточился на внутренних проблемах высшего человека, рассматривая текущую и предстоящую историческую ситуацию, Нигилизм, как необходимый этап для формирования высшего человека нового типа. Ницше ведь смог отказаться от рефлексии к низшему типу, поняв его временное, необходимое и фальшивое «торжество», полностью посвятив все свои последние работы выстраиванию новой позиции, новых задач, целей, ориентиров для высшего человека в культуре. Классовую диалектику он признал ущербной, заменив её внутренней диалектикой высшего человека. «Я люблю того, кто познает сверхчеловека и готовит почву для его прихода, и так погибает». Для аристократа борьба идет только с самим собой и себе подобными, но никак не с массами. Разрушенная вершина пирамиды снова будет выстроена, и еще более прочно.
Д.К. Наша внутренняя жизнь и её внешнее проявление – взаимно сообщающиеся сосуды. Человек, которым движет воля к власти, работает и над собой, и меняет внешние обстоятельства. Прикрываясь ницшеанской риторикой, Вы сейчас призываете волевого человека замкнуться в себе, чтобы предоставив себя обстоятельствам, он медитировал на свой богатый внутренний мир. Предлагать такое - значит способствовать дальнейшему обрушению пирамиды.
Д.Ф. Обрушение - это временное и полезное явление. Сама же пирамида культуры неразрушима, потому что выражает существо человеческой психики, реальности, в которой люди не равны. Восстановление верхушки пирамиды в новом виде – вопрос времени в самом глубоком его понимании. Держать вертикаль в любой ситуации – вот сущность аристократической позиции. И раз старая вертикаль обрушивается, это значит лишь одно, - её основания утратили свою силу. Нужно создавать новые основания. А когда мы делаем врага из массы, нижних и совершенно необходимых слоев пирамиды, или сам тренд разрушения прежней вертикали (который по сути есть лишь полезнейшее обновление культуры), - мы тратим, распыляем силы совершенно напрасно.
Д.К. Вы с таким упорством произносите, что с массами не нужно бороться, будто с вами кто-то спорит. Я не возражаю против вашей точки зрения, только добавляю, что результаты нашей внутренней работы должны быть ещё и внешне проявлены. Тот самый Ницше, который всю жизнь практиковал личностный рост, обращался к европейским народам, по сути, с политическим воззванием.
Д.Ф. Он хотел обратиться не к народам, а к избранным, способным его понять.
Д.К. Избранные тогда и появляются, когда слово обращено ко всем. Ницше читают тысячи, а понимают и принимают лишь единицы.
Д.Ф. Меня всё же не покидает ощущение, что ARES - это просто перевернутый по ценностям марксистско-ленинский кружок.
Д.К. Ваше право так думать. Хотя доля правды в ваших словах есть, идеология движения – это действительно прямая антитеза марксизму. Кстати говоря, и философия Ницше - такая же антитеза христианству, и «Так говорил Заратустра» - есть библия в реверсе. На самом деле гениальный по простоте ход – взять форму, в которой написаны все священные книги, библия в частности, и наполнить её неслыханным для них содержанием. Священный текст, который воспевает радость жизни. Фантастика! Я абсолютно уверен, со временем Ницше примут за основателя нового миропонимания, религии, если угодно, а его «Заратустру» за эпическую сагу, дошедшую из глубокой древности.
Д.Ф. С таким пророчеством я, пожалуй, не соглашусь. Ещё я уверен, что ницшеанские идеи нельзя быстро запрячь в политический энтузиазм молодежи, более того, как я вижу, это крайне опасное предприятие, угрожающее не столько Ницше, сколько его слишком поспешным последователям. Мировоззрение Ницше для нас, по сути его современников, требует долгого вживления в практику жизни, не говоря уже о политике. Можно очень близко и почти аутентично оперировать идеями Ницше, но для воплощения их в политической жизни нужно, на мой взгляд, обрести особое право, - нужно самому стать совершенно другим, Ницшеанцем с большой буквы, разобравшись в себе со всеми массовыми и коллективными составляющими.
Д.К. Это забавно, что Вы требуете прав на аристократизм. Ведь суть благородства в том и состоит, что право на него нельзя заслужить. С благородством в душе надо родиться. Где бы вы не жили и сколько бы вам ни было лет – вы живёте согласно своей и только своей генетике. Совершайте паломничества к могиле Ницше, набирайте общественный вес – этим ничего не докажешь. Подлинное «Я» все равно возьмет своё. Вот именно поэтому современное аристократическое движение, которое я представляю, ориентируется не на людей с деньгами и положением или, скажем, сверхвысоким IQ, а на тех, кто благороден по своей сути.
Д.Ф. А на мой взгляд, в аристократию объединяются люди, которые уже что-то из себя представляют в каком-либо социально-значимом смысле.
Д.К. Тогда Вы путаете аристократию с действующей элитой. Подлинная аристократия не определяется имущественным или социальным статусом. Аристократизм – качество самого человека. Хотя с другой стороны я могу и заблуждаться, и сегодняшняя бюрократия – это и есть новая знать. Чем Зевс не шутит, может в тайне от всех она упражняется в благородстве – устраивает балы, бьётся на поединках, покровительствует художникам и поэтам. Но пока я этого не вижу, я буду продолжать думать, что сегодняшний класс управленцев – это не то что не аристократия, это даже не элита, а одна из множества функций в механизмах рынка. Как мне представляется, места для людей благородного склада здесь вообще не предусмотрено. При всём желании они не смогут реализовать свои задатки в существующих условиях. Сегодняшние критерии власти слишком далеки от аристократизма. Поэтому человека следует судить исключительно по его мотивации и цели на будущее, но никак не по сегодняшним успехам.
Д.Ф. В подобных утверждениях мне слышится рессентиментная нота. Аристократ не может реализоваться. Не смешно ли, не жалобно ли это звучит? Что это за аристократы такие, которые не могут реализоваться? Аристократы по природе сторонятся любых свободных объединений. Их союз и поныне имеет только одно название – государство, жесткая, обязательная и ответственная «за всех» себе подобных иерархия.
Д.К. Хорошо, где Вы, Дмитрий, осуществляете своё аристократическое существо? Где Вы властвуете?
Д.Ф. В отличие от вас, я не позиционирую себя в качестве полнокровного аристократа. Во мне есть аристократическое начало, важная составная часть меня, но я не могу похвалиться чистотой аристократической породы. Такова моя честность.
Д.К. Оно и понятно, нигде не властвуете, только теоретизируете на тему того, как чудесно всё устроено. Даже государство у вас – это возвышенный союз аристократов! Блеск! А если припомнить, что на протяжении всей беседы, Вы выдавали ничтожество за индивидуальность, однородность за многообразие, а уравниловку за иерархию, то тенденция, как говорится, на лицо.
Д.Ф. Для меня иерархическая природа социума и пирамида государства – по-прежнему на своем месте. Никакое марево социально-демократических перемен не создает для меня иллюзию её отсутствия. Иерархическая лестница бытия на своем месте в наше время так же, как и в любое другое. Видеть иначе, а тем более стенать об этом, - свидетельство поверхностного восприятия социальной реальности. И сегодня, так же как и всегда, реальная власть точно соответствует реальным рангам сегодняшних людей.
Д.К. Что я могу на это ответить - бедные историки! Они недосыпали ночами, чтобы во всех деталях рассказать о переходе феодально-ленных отношений в буржуазные, как дворянство теряло свою власть, растворяясь среди разночинных сословий, как казнили монархов и как вовлекались в политику массы через представительские органы власти. Гегель, Маркс, Ницше, Токвиль, Шпенглер, Фукуяма, лучшие умы последних столетий бились над проблемой размывания власти. Но пришёл Дмитрий Фьюче и ответил на все вопросы: истории нет, общественные перемены – миф, а управление в тех же самых руках, что и при Рюриковичах.
Если мы продолжим в том же духе, то наш разговор зайдёт в тупик. Вернёмся лучше к государству, на которое Вы уповаете, как на реальную силу. Ваша ошибка в том, что Вы смешиваете власть и государственный аппарат. Власть – это отсутствующая сейчас элита, социальный слой из людей высшего сорта. Государство – всего лишь инструмент их управления. Действительно, в какой-то момент бюрократия подменила собой дворянскую элиту, но самостоятельным источником власти от этого не стала. По своей работе мне много приходится проводить среди госчиновников. Бывает, обойдёшь все кабинеты, до самого верха, и не встретишь и намёка на властные отношения. Глупые предпенсионного возраста бабы и обрюзгшие полысевшие чиновники с бухгалтерскими мозгами – вот кто задаёт тон всей работе внутри госаппарата, сводящейся к выполнению инструкций и мелкому воровству. По этой причине и Путин для меня не власть. Он вышел из той же самой бюрократической системы, которая сформировала его как человека. Для меня он абсолютно предсказуем в своих реакциях.
Д.Ф. Видимо, вы неверно его оцениваете, раз он оказался на пирамиде современной российской власти.
Д.К. Такое сейчас время, что последний человек становится первым. Когда ранговые различия стираются, «наверху» оказываются безвольные, бескультурные приспособленцы.
Д.Ф. Неужели такие характеристики можно отнести к Путину? Неужто он безвольный?
Д.К. Я понимаю, в людях всё ещё сильны древние архетипы почитания власти, особенно подогретые соответствующей пропагандой. Народ по-прежнему хочет иметь своего дракона, а если его нет, назначает им первую попавшуюся жабу, которая будет раздуваться от гордости. Но давайте на чистоту, Путин – не селф-мейд-мэн, он дитя системы. В нём не за что зацепиться. Банальные мысли, протокольная речь в вперемешку с пролетарским юмором в лучших традициях Шарикова. Он слабая и малозначительная фигура. Общий курс страны при нём не поменялся, так же как он не поменяется и в случае его ухода. Такова сегодняшняя реальность, политическая среда не нуждается в сильных личностях. Она функционирует по своей собственной логике. Но чтобы это понять, нужно рассматривать мир в динамике. Мало того, нужно мыслить в крупном историческом масштабе, оперируя столетиями и даже тысячелетиями, как это делал Ницше. На этом фоне любой злободневный сюжет из мира политики выглядит комично.
Д.Ф. То-то и оно. Для Ницше политическая деятельность – это скорее внутренний, а не социальный процесс, происходящий только в душе аристократа. Политика масс или массовая политика для Ницше всегда была мышиной, бессмысленной возней. Ницшеанский проект новой аристократии есть проект создания совершенно новой личности, на порядок превосходящей все высшие типы, бывшие здесь до сих пор. Поэтому-то политические ноты стали звучать только в последний период творчества Ницше, когда он дорос до них как всемирно-историческая личность. Поэтому для меня все молодые ницшеанцы – это люди, подобные ницшевским канатным паяцам, перескочившим через всю человеческую пирамиду сразу к её вершине, чтобы потом оттуда полететь кубарем вниз под грузом своих незрелостей и однобокостей.
Д.К. Во-первых, история – не бессмысленная возня, как Вы выразились. Всё то нигилистическое буйство, которое мы имеем, настолько же прямолинейно и осмысленно, как и ницшеанский проект эмансипации личности. Просто нужен широкий обзор, чтобы это видеть. Относительно «молодых ницшеанцев» - надеюсь, Вы вовсе не о ницшеанцах, а о тех, кто позаимствовал у Ницше пафосную интонацию и высокое самомнение, но к собственно его философии интереса не проявляет.
Д.Ф. Речь не о сферах интересов, а о самой структуре личности. Когда молодой человек начинает уже в юности заниматься политикой, это говорит только о его незрелости, внутренних проблемах, безудержной инфляции его самосознания, опасной не столько для общества, которому приходится изыскивать щадящие способы приведения его к адекватности, сколько для него самого. Только зрелые люди, состоявшиеся личности, могут быть достойными участниками политического процесса. Нужно быть аристократом по крови, чтобы твои детство и юность, прошедшие в среде реального властвования, давали тебе право быть в политике смолоду. Одним словом, нужно хорошенько созреть и многое познать во властном мире, нужно прежде всего построить свою собственную внутреннюю пирамиду личности, чтобы иметь право выдвигать качественные политические требования для социальной пирамиды и реализовывать их политическими (=властными) методами. Для начала нужно обрести опыт управления, властвования, взаимодействия в элементарных вещах: в своей семье, в поместье, в собственном хозяйстве, в районе. А если сразу помышлять о мировом господстве, тут дело скорее всего кончится плохо.
Д.К. Живи мы в аристократическое время, всё это было бы справедливо. И ваши требования к тем, кто вступил на путь политической карьеры, были бы разумны. Но они напрочь лишены смысла сейчас. Из того, кто созревает на ниве массового общества получается только укоренившийся в массовых предрассудках жлоб. Самоуверенный невежда, каких как боевых петухов натаскивают на мотивирующих тренингах Шлахтера и Левченко. Поймите, быть состоявшимся человеком в аристократическом обществе и массовом – это не одно и то же. Тот, кто несёт в себе хоть каплю благородства, не пойдёт по этому пути. Чтобы сделать себя, ему нужна его среда, где ценностные приоритеты выстроены правильно, как и подобает, где ему не придётся предавать собственную гордость. Поэтому я и говорю, созданием среды нужно заниматься, а не требовать немедленного прихода «зрелых аристократов», как это делаете Вы. Начинать нужно с того, что предложить людям высокую планку, позволить им испытать себя, даже безотносительно к идеям Ницше. Пусть, кто к этому предрасположен, разделит ценности благородства и ежедневно сверяется с ними. Сильный от этого только расцветёт, ну а слабый… Ну что ж, трагическая жизнь лучше, чем жизнь слепого болвана. В общем, прежде чем достигать чего-то в жизни, нужно разобраться в приоритетах, иначе мы получим очередного, кто погряз в рутине ложных установок, подсунутых ему современностью.
Д.Ф. Наш с вами идейный посыл, в принципе, одинаков, и именно потому, что вырастает из одного источника – из идейного наследия Фридриха Ницше. А вот жизненная тактика, практика, в том числе и политическая, у нас, очевидно, разная. Мы сходимся еще и в понимании того, что аристократическая идея будет развиваться разными путями. Должна быть та самая радуга сверхчеловека. По плодам нашим мы сможем выверять наше движение в этом направлении. Сегодня я хотел поделиться своим опытом восприятия ницшеанцев в России, предостеречь от повторения уже много раз мною виденного падения ницшеанцев в бездну массовой культуры, в христианство, в маргинальные субкультуры, в пустую интеллектуальщину. Слишком часто люди, воодушевленные аристократическим радикализмом Ницше и высокопарно клявшиеся посвятить их торжеству свою жизнь, по итогу этой своей жизни превращались в полнейших ничтожеств, апологетов собственного бессилия.
Д.К. Я вижу, тема предательства ницшеанских идеалов стоит для вас очень остро. В своей литературе Вы регулярно к ней возвращаетесь. Но смею вас успокоить. Я не отношусь к тем людям, которые мечутся от одной философии к другой. Это верующим свойственно менять объекты поклонения. Если говорить обо мне, то я был заранее готов к Ницше. Его языческая философия гармонично легла на личное мировосприятие, изначально предрасположенное к такому образу мыслей. То же самое я могу сказать и о членах ARES, с которыми я знаком. Это в большинстве своём взрослые, крепко стоящие на ногах люди, чьи личные приоритеты невозможно поколебать. В конечном счете, если уж вы другой, рано или поздно вы это принимаете. Возьмите человека как вид, он ведь уверен, что он человек, его отличия от других видов слишком разительны. Точно так же и в людях высокого ранга через контакт с низшими просыпается осознание своей инаковости, которое с годами только крепнет.
Д.Ф. Это может быть справедливым только на первых порах. Аристократ и плебей не составляют диалектическую пару для движения духа, аристократ не определяет себя через свои отличия от плебея, не враждует и не борется с плебеями. Естественным врагом аристократа является другой аристократ, и развитие аристократической культуры (а иной культуры, на мой взгляд, не бывает, всё иное – бескультурие) заключается в конкуренции разных высших аристократических состояний, где побеждает сильнейший и будущный.
Д.К. Так когда-то и было. Дворянин вращался в своём кругу, с представителями которого он водил дружбу и выходил на дуэль. Пройдёт время, и элитарная культура снова выстроится. Но сегодняшние реалии таковы, что всему аристократическому ещё только предстоит себя осознать и сложиться в подлинную аристократию. Наступит время, и оно перестанет действовать на уровне простейших реакций, например, сторонясь толпы или ища, где бы применить своё энергию. Оно будет действовать умно. Мы ещё в самом начале этого долгого пути, который начнётся с осознания себя в отношении всех прочих. Как нетрудно понять, никакого рессентимента в этом нет, только понимание естественного порядка вещей.
Д.Ф. Я как раз и хотел перевести наш разговор на более высокий уровень, где с «быдлом» уже не разбираются, считая такое разбирательство в общем-то дурным тоном. Нам уже пора разбираться между собой. Различие людей нужно не декларировать, а яснее и точнее артикулировать как сформированное многими аспектами понятие. Это очень четкая и очень суровая внутренняя граница, отделяющая высшую психику от низшей. Это прежде всего нравственная и эстетическая граница, понимание которой и создает в конце концов аристократа, а непонимание которой создает плебея или массового человека. Эта граница пролегает внутри, а затем и вовне. Граница эта раньше могла даваться от рождения, но чаще создается именно в процессе жизни, особой жизни. Подлинная жизнь творится наверху, а нижние слои психики подлежат непрестанной заботе и пестованию со стороны этого верха. Так устроен аристократ духа. Борьба же с низшим, разбирательство с ним есть симптом пока-еще-не-аристократичности. Кстати, лично для себя я выработал простой критерий зрелости человека, определяемой по его тексту. Чем более в тексте наблюдается разбирательства с массовым, коллективным сознанием или бессознательным, тем менее зрел человек. Чем больше в тексте собственного индивидуального стиля и бытия, тем более человек аристократичен. Сегодня таких текстов днем с огнем не сыскать. Даже у Орбела более половины текста посвящено разбирательству ницшеанства с массой, потому что еще и у Ницше этого ох как много. Другое дело – древние римляне и греки, - вот где масса не берется вовсе в расчет и где, что ни автор, то патриций, аристократ духа. Вот уровень, где речь идет о политике, о власти, о мире всегда с самой высшей точки зрения самого автора. Желаю всем достичь именно этого уровня в своих делах и творениях.
Д.К. Дмитрий, Вы сначала сами убедили себя в том, что современность наша так же благородна, как и два тысячелетия назад, что бюрократия – это знать, что офисные работники – бравые легионеры, а теперь вдруг удивляетесь отсутствию яркой индивидуальности. Чему тут удивляться. Массовое общество в сущности своей бесплодно. Глупо ждать от него тех же результатов, что и от аристократического. В цивилизации античного мира существовал ранговый порядок: рабы и плебеи не совали носа в дела полноправных граждан, а те их в упор не видели, предпочитая упиваться жизнью и тем самым обогащать культуру. Оттого так много было тогда сделано. Философия, наука, классическое искусство – все они родом оттуда. А теперь взгляните на современность. Сейчас же и шагу нельзя ступить, чтобы низшая плебисцитарная культура не напомнила вам о себе. Ведь эти люди живут с убеждением, что их образ жизни единственно верный, и участвовать в спектакле абсурда обязаны все без исключения. Поэтому когда Вы говорите, подайте мне сложившихся аристократов времён Рима – это сегодня бессмысленно. Благородному человеку, родившемуся в век демократии, приходится прилагать титанические усилия, чтобы отстоять себя, преодолевая сопротивление среды. Да, обстоятельства, в которые он поставлен, озлобляют его характер, но это не даёт права на снобизм. Я, например, не могу осуждать того, кто взбешён окружающей действительностью. За презрением к толпе кроется благородное, по сути, желание личной автономии. ARES, будучи широким ницшеанским движеним, открыто и таким людям тоже. Наставничество со стороны более зрелых людей – вот что им требуется, и это даёт им ARES. Движение чувствует реальную ответственность в том числе за «молодых ницшеанцев», помогая им справиться с собственной злобой и переплавить её в силу для личностного роста. Я вообще хотел бы сказать о нехватке среды для диалога, в ходе которого можно было бы обменяться мнениями или получить мудрый совет. Почему кроме ARES никто не предлагает других альтернатив для развития ницшеанского дискурса? Где живые встречи, где обсуждения? Насколько я помню, на вашем сайте существовал весьма активный форум, но и тот был свёрнут.
Д.Ф. Это было вынужденное решение, потому что нельзя было и дальше поощрять тот низменный шабаш, который развернула на форуме невротичная молодежь. Невротики часто западают на Ницше (на годик-другой), а потом убегают к другим доктринам и т.д. Ницше, к сожалению, привлекает многих невротиков, правда потом перемалывает их и отправляет восвояси, в бездну коллективности, с которой они справиться не в силах. «Ницшеанцев» надо искоренять, а базарную болтовню нужно пресекать. Поэтому я пытаюсь ориентироваться не на горячую молодежь, а уже на зрелых, состоявшихся людей, для которых Ницше – прекрасная методологическая база для собственного развития.
Д.К. Так или иначе, дискуссии должны существовать. Оттачивать свои мысли гораздо продуктивнее в диалоге с единомышленниками. Для этого следовало бы работать в направлении создания сред, которые становились бы ареалами прото-аристократической культуры. Благодаря привлечению в них самых-самых и собственным достойным примером можно было бы поддерживать в них высочайший уровень общения. Всё та же эллинистическая культура жила именно открытым диалогом. Большинство дошедших до нас трактатов написано ни много - ни мало в форме беседы. Я полагаю, это большое упущение, что люди аристократического склада лишены в настоящий момент взаимодействия.
Д.Ф. Уверен, что порода сама найдет способы для своей самореализации, без посторонней помощи. На то она и порода. А общаться нужно стремиться с редкими и выдающимися людьми, и не обязательно своими современниками. Так делал и Ницше, читая книги и разговаривая с их великими авторами через века. Многие в его время приезжали к Ницше в гости, пытаясь установить с ним контакт, завязать обсуждение волновавших их тем, но Ницше оставался совершенно одинок среди своих современников, жалуясь в письмах к редким друзьям, что ему не с кем по-настоящему поговорить.
Д.К. Это было настоящим проклятием Ницше. Какие сокровенно-глубокие письма он рассылал своим друзьям и какие банальности получал в ответ! Но ведь продолжал это делать, словно не замечая глухоты своего окружения. Разве он не осознавал происходящего? По-моему, через них он вёл диалог с самим же собой. Эту границу последнего одиночества, этот сверхчеловеческий холод можно почувствовать в Ессе Номо. Тут я вполне согласен. Ницше ведет себя как настоящий аристократ, самовыдвиженец на самый рисковый рубеж духа. Лучшие всегда сами себя выдвигали, не ожидая со стороны чьих-либо одобрений. Брали в руки меч и заявляли свои права. Манеры оттачивали уже потомки. Сегодня главным оружием становятся идеи, образы будущего, и чтобы расчистить пространство для подлинной культуры, ближайшие десятилетия нам с их помощью предстоит идейно, а значит и физически, отвоёвывать социально-политическую реальность. Нам придется долго расхлебывать и разбираться с тяжелым историческим наследием аристократической Европы, которая взяла за образец слишком позднее и потому уже христианизированное (т.е. с нашей точки зрения уже разложившееся) римское аристократическое сословие. Та же судьба постигла русских князей, которые позарились на фальшивый блеск уже полностью христианской Византии, совершенно не понимая истинных, античных истоков её могущества. Вместе с внешними атрибутами власти они заимствовали и самое страшное – упадническую религию, жертвой которой пала сперва Византия, а потом и Российская империя. А ведь не по доблести первых её первопроходцев судят аристократическое сословие, а по поздним декадентам, мучавшихся вопросами морали. Этот негативный стереотип в отношении аристократии мы обязательно сломаем своим примером.
Д.Ф. Да, это понимание я вполне разделяю, и тоже сожалению, что мы, русские, до сих пор не можем сбросить с себя морок навязанного нам христианства. Христианский аристократизм – это, к сожалению, исторический приговор Европы, приводимый сегодня в исполнение самой жизнью.