Конец души – начало сверхчеловека

Доклад на Ницше-семинаре 2021

 

Григорий Сабазий (Фёдоров)

 

Обсуждая тему «психолог или философ», мы волей-не-волей спорим о понятиях, о словах, которыми люди называют то, что им нравится или не нравится. А на вкус и цвет, как известно…

Фридрих Ницше мог называть себя как угодно, но в любой из областей, к которой он прикасался, он разбивал все устоявшиеся и ставшие удобными представления молотом мысли. Фридриха Ницше могут называть как угодно, но по любому вопросу, которому он уделял хотя бы мимолётное внимание, он говорил то, что до него никогда не было сказано. Мыслить в рамках одной из наук значит закрывать глаза на то, что граница между ними проведена условно, исходя из старых, а иногда и устаревших познаний, а мысль Ницше не признавала границ, поэтому и между областями, традиционно относимыми к компетенциям психологии или философии, перемещалась свободно. В этом он повторил метод мыслителей античности, с их целостным взглядом на мир, и предвосхитил междисциплинарные подходы современной науки.

Но почему считается, что эти две науки смежные? Почему психологи, к примеру, реже обращаются к химии или какой-нибудь гастроэнтерологии? Эти две науки напрямую имеют отношение к человеку и изменениях в его поведении (особенно химия, как мы догадываемся). А почему философы не задерживают свой проницательный взгляд на квантовой физике или новостях астрономии, хотя именно эти области знаний постепенно приближают нас к пониманию основ мироздания? Но нет, психологи более привлекательным находят философские экскурсы, а философы погружения в человеческую неопределённость. Наверное, это происходит потому, что общее между психологией и философией в главном – уже в их названиях содержатся ссылки на то, чего нет.

Психология, заявляет, что как наука изучает душу, мутные определения которой, тем не менее, носят либо теологический, либо романтически-художественный характер. Душа, духовность, одухотворённость и т.п. объявлены ценностями давным-давно, во времена, когда в цене были так же каменные скребки и топоры. Но давайте, вслед за Ницше переоценим их (не топоры, конечно, а всевозможные производные от «души»). Для начала, кто-нибудь в силах внятно и кратко объяснить, что означают эти слова? Значат ли они хоть что-нибудь, кроме невнятного мычания о интуитивных знаниях, врождённых ценностях и прочей ненаучной чепухи? К примеру, душу определяют как нематериальное начало жизни, нечто бесплотное. Вот только жизнь – самый верхний, самый тонкий и самый молодой слой материи, а разум и того моложе, и для функционирования и развития этих систем никаких нематериальных и бесплотных существ не требуется, а требуются они лишь чтоб придумывать успокаивающие человека сказки. Бесплотность духовности странна, так как связь так называемой «духовной», да и вообще психологической деятельности со здоровьем мозга (да и тела вообще) очевидна. Если человеческий мозг повреждён дефектом развития, травмой или старостью, подвергся воздействию химических веществ от алкоголя до наркотиков и гормонов, вместе с полноценным сознанием куда-то уходит и душа. Может, в пятки? Или иное определение души, как совокупности психических явлений, переживаний, основы психической жизни человека, его внутреннего, психического мира. Тут уже без «нематериальных» флюидов, но не обозначает ли данное определение так же и человеческую личность, собственно «Я» человека, осознаваемое им существование? Тут различия, если они вообще есть, столь неочевидны, что стоит учредить отдельную научную дисциплину. Подобные определения наивны, так как для определения основного понятия психологии используют слова, содержащие корень «психо» («душа», греч.), который они и призваны определить. Хотя есть интересный нюанс. Если мой внутренний психический мир, к примеру, возжелает предаться излишествам или заставит моё бренное тело повести себя антиобщественно, никто не скажет, что это духовно, а вот если кто-то в состоянии истерии будет рыдать и каяться, рвать на себе волосы и посыпать голову пеплом, это посчитают проявлением духовности. Так что «душа» и все производные от этого корня – понятия морализаторские, религиозные пожелания, но никак не данность. Психология должна жить среди людей и не претендовать на экспертизу в области познания. Как и многие науки, претендующие на слишком большУю роль в системе человеческих знаний, психология обросла схоластикой и наукообразностью. Она ощетинилась, чтобы казаться больше, но под вздыбленной шерстью всё тоже щуплое тельце дрожащего человечка.

Единственно полезное зерно, содержащееся в любых определениях понятия «душа», что человек не есть только тело. Да, это личность, которая, к сожалению, зависит от тела, но им не исчерпывается. К примеру, есть автомобиль, а есть стремительное движение по трассе. Когда бензин заканчивается, автомобиль останавливается, а движение прекращается. Автомобиль какое-то время ещё есть, а движения, увы, сразу нет. Так и с нашей личностью – без материальной, биологической основы мы не существуем, по крайней мере пока. Наша надежда лишь в том, что, достигнув ещё не виданной доселе скорости, мы обретём другой, более совершенный носитель, который сделает нас свободными.

В свою очередь, философия декларирует похвальную любовь к мудрости. Но средний человек не любит мудрость, он любит комфорт. Какая мудрость у вида, который совершает одни и те же ошибки из эпохи в эпоху и называет это традициями? Даже люди, величающие себя философами, то и дело забираются в мягкое и тёплое лоно религии. Они подменяют мудрость мудрствованием, потому что им нужно признание, и они спешат говорить то, что хочет услышать толпа. А толпа ждёт простых и понятных убаюкивающих слов про вечную жизнь, право быть собой и ценность любви. Потому что слаб человек, и каждому хочется, чтобы жизнь длилась вечно, чтобы можно было не работать над собой, чтобы тебя любили. Скажите это толпе, и она отплатит вам признанием. Но если мудрость, а лучше сказать, истина найдена, нужна ли ей чья-то любовь? Совместимы ли вообще мудрость и любовь? Мудрость подвергает всё сомнению, а любовь принимает не сомневаясь. Там, где мудрость стремится оценить объект со стороны, любовь всегда приближается слишком близко, а где мудрость рассматривает через увеличительное стекло, любовь закрывает глаза. Так что любовь – это как раз к психологии. Мудрость оказалась подменённой гормональной мутностью.

Философия, которая ищет основания в психологии – препятствие на пути сверхчеловека. Ницше писал: «Человек есть нечто, что нужно превзойти». Но как можно превзойти человека, если вы углубляетесь внутрь него, а не поднимаетесь над ним? О да, копаться в тёплых внутренностях спокойнее, чем одну за другой рвать нити, связывающие тебя с вековыми ценностями, такими как «душа». Большинство не желает даже слышать о таком. Недаром ярлык «бездушный» вешают на того, чьи выводы не могут оспорить доводами разума. Если человек мерило всего, то действительно великие вещи просто не получится измерить.

Психология выслушивает вопросы. Философия – задаёт вопросы. Психология хочет понять почему возникает вопрос, философия ищет ответ. Эта разница сохраняется несмотря на современное смешение понятий. Наверное, психологии следует углубляться в биологическое основание человека, чтобы понять подстёгивающие и наоборот тормозящие связи разума с животными глубинами его породившими. Философии же напротив, следует призвать разум оторваться от пуповины, всё ещё связывающей его с биологической основой, взять над этой основой верх и перейти на новую ступень, обещающую понимание законов мироздания и господство над природой.

Если хотим разобраться, что есть человек, почему он таков и что из него может получится, то непременно придётся обращаться то к психологии, то к философии. Так поступал и Ницше. Однако, современные философы пытаются делать глобальные мировоззренческие выводы опираясь исключительно на внутренний мир человека, и даже, на его прозрения или галлюцинации! В тоже время, психологи всё больше переносят человеческую природу мышления на мир как таковой. Смею заметить, мир вовсе не исчерпывается человеком, напротив, он превосходит его в невероятно большое число раз, и мы не можем утверждать, что человек – лучший инструмент познания мира. Можно говорить, что это единственный инструмент, который мы знаем, но единственный не значит лучший.

Привычка для познания мира опускаться во тьму человеческого и даже дочеловеческого, настораживает. Идеальная философия истинна, она не зависит от познающего. Если бы наш мир был другим, у мыслящего существа было бы, скажем, семь ног, восемь глаз, и три гендера (имею ввиду настоящие, природные различия, а не болезненные девиации), то философия должна была бы быть такой же. Или нет? Если нет, значит, такая философия зависит от человека, от его устройства, желаний, страхов и прошлого. Но всё перечисленное отнюдь несовершенно (в обоих значениях и «порочно» и «не завершено»), а иногда неясно и просто вызывающе глупо. Следовательно, настоящая философия должна быть надчеловечной. Таковой пока как целостной системы не существует, но ближе других к ней подошёл и начал закладывать её фундамент именно Ницше.

Философия – продукт мысли. Возможна ли мысль вне человека и следовательно, не являющаяся его интерпретацией действительности, мысль, не искажаемая его желаниями, обидами и памятью? Ницше писал: «иная философия – лишь несварение желудка». Современная философия – по большей степени недостаток мужской фертильности, она слаба и боится говорить прямо. Они говорят: «Он хороший человек», что на самом деле значит: «Мы его не боимся». Именно поэтому современная философия ищет истину внутри человеческого существа, тогда как честный путь, по которому шёл Ницше, утверждать истину даже если она причиняет боль, даже если она неудобна, даже если она смертельно опасна! К примеру, казалось бы, его очевидный вывод «Самые ошибочные умозаключения людей суть следующие: вещь существует, следовательно, она имеет право на это.» применённый и к человеку почему-то и сейчас порицается и воспринимается обществом как бездушный.

Оценочные суждения в современной культуре стали до предела физиологичными. Хорошо – это мера дофамина и не более того. Современный человек даже не эпикуреец, он не задумывается над природой удовольствий, а понятие смысла жизни вообще его не интересует. Удовольствия можно добыть, не прикладывая особой энергии, если только ты соглашаешься с нехитрыми правилами игры. И что, если в результате подобных игр мир всё больше вырождается? Ведь на поколение-два его ещё хватит.

 Матриархальность современной цивилизации вынужденное состояние. Это не обретение новой силы, а проявление слабости. Внутри сторнирующей цивилизации тестостерон в таком количестве не нужен. Он изгоняется, и цивилизации феминизируются. Действительно, с точки зрения биологии, один здоровый мужчина в состоянии оплодотворить множество женщин. Он этого хочет пока здоров. Он должен этого хотеть. Таким его сотворила природа, таким он нужен виду, так как самцы расходный экспериментальный материал и часто гибнут. Женщина годами несёт миссию по обеспечению продолжения жизни, а мужчина в природе – разменная монета эволюции – не выжил, значит, нужен другой, сильнее. Но если происходит потеря мужского вектора в развитии общества, иссякает стремление становиться больше и сильнее, становится порицаем мужской тип повеления («Счастье мужчины – я хочу, счастье женщины – он хочет»), как следствие, женщины остаются одни. Полностью поставив вне закона проявления «опасных» свойств, цивилизация со временем теряет зубы. Она начинают жалеть и уважать дикарей, находя мазохистское упоение в этом унижении. Неудивительно, что цивилизация ослабевает и её съедают.

В самом начале этого движения к гендерному бессилию, произведённый Фрейдом анализ мужской сексуальности вывел на первый план так называемое стремление быть собой, согласится жить в согласии со своим подсознательным, не перечить ему, не сопротивляться его влечениям. А подсознанию, тому глубинному животному внутри человека, не объяснишь, что жертвовать честью и достоинством ради удовольствия гадко. Ему вообще ничего не объяснишь. В то время, как философия Ницше зовёт подняться над человеческим уровнем, люди увидели в находках Фрейда повод опуститься ниже человеческого. В этом контексте, Ницше не только прежде всего философ, он антипсихолог. Но всё это не говорит, что Ницше не знал человеческую природу, он просто понимал, что человек ещё далеко несовершенный объект. Могу лишь процитировать вновь: «Человек есть нечто, что должно превзойти!»

Европейскую цивилизацию вскормила волчица, но ослабевшие наследники прикладывают немалые усилия, чтобы позабыть об этом. Древнее происхождение считается постыдным. Но нам не гоже прикидываться агнцами. Время от времени надо снова становиться варваром. Империи вскармливаются волчицами, а когда об этом забывают, они оказываются разорванными на части голодными и злыми волками. В любом даже самом правильном порядке должно найтись место для иррационального. Чуть-чуть Диониса! Не это ли увидел Ницше, когда ещё задолго до размягчения цивилизации призывал к воле к власти?

Надо сказать, что слова о возвращении к первичной природе обращены исключительно к расам, прошедшим дорогой цивилизованности, к потомкам строителей цивилизаций, и в никоей мере не относятся к современным дикарям, предки которых ничем и никогда не жертвовали раде цивилизованности. Желать им силы всё равно что желать акуле больше зубов. И опасны они прежде всего не силой каждого из них, а своей многочисленностью. И да, вырождающиеся либералы уже приоткрыли им наши крепостные ворота!

Возникновение мифа о душе – плод незрелого разума и страха. Первое, что осознал едва зародившийся разум в черепе древнего примата – я конечен, а мир продолжится без меня. Ужас овладел этим существом, ужас, которого не знал мир до этого. Люди отличаются от животных тем, что боятся смерти от вреда, причинённого их телу врагом или временем, то есть боятся неизбежности смерти больше, чем самого факта смерти. Они про неё знают, а животные умирают в неведении. Это осознание неотвратимости небытия и есть начало личности, основа человеческого «Я», это тот спусковой крючок, который заставляет работать мышление над отвлечёнными, бесполезными для сиюминутного выживания или удовольствия вопросами. И если разум силён и преодолеет свой страх, он сможет мыслить свободно, если нет, станет молится.

Много красивого выдумано о душе, и при этом считается, что создана она богами, которых в разные времена люди воображают то козлами, то быками, то бородачами… С этими чудищами можно попытаться договориться, чего-нибудь им дать вкусное, ценное и ненужное. Жертва – стремление откупиться. Так перепуганный дух покупает себе мифологическое прощение. Молитва появилась раньше богов. Неразумные формы убеждения, крайние формы подвижничества, жертвы жизнью, показательные самосожжения, отречения от собственного инстинкта жить характерны для защитников лжи. Человек достаточно умный, чтобы идти по пути познания, понимает, что истина не зависит от его демаршей, от немедленного признания современниками и аплодисментов. Истина над человеком. И главное, высказать её, а умирать от того, что дураки не в состоянии понять её, не стоит. Жертвенность – это признак слабости, стремление вызвать род жалости к себе. Остаётся только повторить: «Жалость унижает». Зарождающийся разум выдумал душу, чтобы было с чем поиграть в бессмертие, но наступило время зрелости, и пора выбрасывать старые игрушки. То, что они поизносились, мы без труда увидим при взгляде на современное общество.

 Таким образом, обращение к религии в двадцать первом веке означает только одно: слабые люди готовы ухватиться за любой повод не оставаться один на один с мирозданием, а старая традиция – самая удобная ширма, которой можно отгородиться от очевидной правды.

Для психологов очень важно откуда выросла мысль, для философов, где место этой мысли в философских системах. Мысли Ницше ценны не своим происхождением или аналогами, они ценны сами по себе, как нечто уникальное и действенное, подобное оружию. Чтобы поразить цель можно стрелять из лука, ружья или взорвать всё вокруг вместе с этой целью. Смысл для меня именно в поражении цели, а способ и происхождение оружия вторичны. В детстве я отыскал в словаре иностранных слов и выражений фразу: «Homo sum. Humani nihel a me alienum puto» («Я человек. Ничто человеческое мне не чуждо»). Древняя поговорка – современная отговорка! Даже очень умные люди попадают в ловушку своих желаний, и я говорю не только о страстях. Желание быть популярным или наконец просто услышанным, вносит коррективы в мышление. Увы, но даже гении иногда поддаются видовому стадному чувству. Глубокий мыслитель Карл Густав Юнг, будучи психологом, говорит в своём интервью для ВВС: «…человеческая мысль не в состоянии понять ни природу божественного, ни доказать, существует ли Бог, или нет.» и далее» «Человеческий разум слишком узок и ограничен. Он просто не в состоянии ни понять, ни описать такую трансцедентальную сущность, как Бог.» При всём уважении, это ни о чём, какой-то псевдоинтеллектуальный околопоповский пассаж, очень похожий на слова пастора из «Берегись автомобиля». Здесь граница. Те, кому комфортно с прежними теологическими и религиозными основами мышления, так и будут «не в состоянии ни понять, ни описать», их разум так и будет «слишком узок». Пусть им будет хорошо со своими преданьями. Нам же пролагать путь дальше. 

На обсуждение нематериальных начал мира немного жаль материальной бумаги, выработанной из материальных деревьев, и всё же, зная, что исследуемый предмет ничтожен и вообще не существует, мы, тем не менее, оказались втянутыми в обсуждение его определений в духе «найди тридцать три отличия»! Зачем? Что смысла опровергать то, что никто доказывать не собирается? Пора прекратить попытки схватить несуществующее – кулаки сжимаются впустую. На пути к сверхчеловеку стоит не только понятие о душе, мешает всё ожерелье догматической лжи, обхватившее шею человечества. В нём все камни фальшивые, и оно не даёт нам кислорода, чтобы сделать следующий шаг.

Разбить ложное молотом? Почему нет? В области знания раны затягиваются быстро и без рубцов. Более того, чтобы мысль человеческая шла дальше, время от времени необходимо избавляться от устаревшего балласта, которому в лучшем случае место в исторических музеях. Это как обрезка сухих веток у плодоносного дерева, чтобы получать хорошие плоды, нужно отсечь сухие или выродившиеся ветви. Чем наше знание хуже садового дерева? Беда в том, что старые истуканы, которых Ницше расколол своим словом, были незаметно склеены так называемыми «последователями». Теперь мы тянем за собой всё тех же старых богов, которые уже не прекрасны и не всесильны – у кого нос отбит, у кого руки потерялись, у кого ещё какие увечья… но весят они по-прежнему слишком много, чтобы позволить мысли взлететь.

За убаюкивающим разговорами о душе, боге и других метафизических фигурах, человечество прощает себе самые отвратительные материальные свойства. Бог мог бы терпеть такое человечество только, если ему всё равно. А! Он нас любит, я забыл. Ведь создал по своему образу и подобию! Интересно, это о чём? Ручки, ножки, ну и прочее? Нет! Дух! Но создающий всегда хочет выпустить в мир что-то лучше себя. Бог хуже нас? У него не получилось? Кто из творцов желает создать заведомо несовершенное создание? Кто рождает детей в надежде, что они будут больными? Кто из отцов хочет, чтобы повзрослевший сын вечно ползал перед ним на коленях?

Но оставим в покое тех, кто буквально верит в события и мелкие чудеса, описанные в книгах, называемых священными, – им даже не к психологам, а к психиатрам. Остаются ещё люди, убеждённые, что без веры человек неминуемо станет животным. О, они очень хорошо разобрались в себе! Единственным психологом”, у которого он “мог бы чему-то поучиться» Ницше считал Достоевского, который писал, что «Русский без православия – дрянь, а не человек». Но Фёдор Михайлович просто очень хотел, чтобы хоть что-то улучшило современного ему человека, которого он изучил прекрасно. Вот только не работает это, ни на русских, ни на какой другой нации. История и личный опыт напоминают нам, что именно вера часто производила из людей настоящих зверей. Просто посмотрите новостную ленту.

В прочем, в тактическом плане можно с согласиться с проповедниками религий, они уводят только тех, кто должен уйти. Наверное, есть способы этот использовать. Можно временно терпеть любую ложь, пока она помогает окрепнуть истине. Победа любой ценой – верная установка, но это уже тема другого исследования.

Разговоры о душе внушают ложную успокаивающую мысль, что в каждом человеке есть какая-то непреходящая и неуходящая, независящая от его действий и достоинств ценность, в то время как единственная ценность человечества в том, чтобы стремиться превзойти себя. Ничто не имеет ценности кроме нашей возможности к развитию. И эта возможность тема философии, так как не должна оглядываться на возможности или представления о комфорте и истинности современных людей. Нужно поставить цель и идти к ней, не обсуждая на сколько это трудно. Ведь даже если это покажется не по силам человечеству, в этой попытке его смысл.

Начиная с нового времени было немало разрушителей, но все они покушались на прогнившие, ветхие и всем надоевшие части человеческого общества. Толпа находила в их словах покалывающий интерес, пикантный привкус недозволенности, и конечно, обещания лучшего мира для себя. Даже пели об этом: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья а затем, мы наш мы новый мир построим. Кто был никем, тот станет всем!» Вольтер и Руссо, Маркс и Ленин, Лютер и Гитлер, такие деятели часто достигали успеха, потому что говорили то, что было желанно для миллионов ушей. Ницше же крушил самые прочные и древние скрепы цивилизации, которые обыватель считал и продолжает считать краеугольными и основополагающими, о критике которых даже помышлять греховно и, самое главное, опасно. Но именно эти почитаемые всеми «истины», на которых обычные люди строят своё мировоззрение, и даже противореча которым, они отдают должное их авторитету, не позволяют цивилизации расти. При этом у Ницше не было и малейшей надежды, что он сможет созидать на месте разрушенного: не с кем и не для кого. Было от чего сойти с ума.

В предисловии к книге «Ecce Homo, как становятся самим собой» Ницше писал:  «Когда-нибудь с моим именем будет связываться воспоминание о чём-то чудовищном — о кризисе, какого никогда не было на земле, о самой глубокой коллизии совести, о решении, предпринятом против всего, во что до сих пор верили, чего требовали, что считали священным. Я не человек, я динамит. — И при всём том во мне нет ничего общего с основателем религии — всякая религия есть дело черни, я вынужден мыть руки после каждого соприкосновения с религиозными людьми... Я не хочу «верующих», я полагаю, я слишком злобен, чтобы верить в самого себя, я никогда не говорю к массам... Я ужасно боюсь, чтобы меня не объявили когда-нибудь святым; вы угадаете, почему я наперёд выпускаю эту книгу, она должна помешать, чтобы в отношении меня не было допущено насилия... Я не хочу быть святым, скорее шутом... Может быть, я и есмь шут... И не смотря на это или, скорее, несмотря на это — ибо до сих пор не было ничего более лживого, чем святые, — устами моими глаголет истина. — Но моя истина ужасна: ибо до сих пор ложь называлась истиной. — Переоценка всех ценностей — это моя формула для акта наивысшего самосознания человечества, который стал во мне плотью и гением.»

Биологическое тело иногда болеет, причиняя страдания и мешая жить. Тогда его лечат. Но что делать, когда мыслить невыносимо? Современный человек говорит: «надо расслабиться» или «отвлечься». Зачем же он живёт? Для расслабления? Связь человеческого разума с человеческим телом очевидна для всех, но не все готовы признать её вред для свободной мысли. Человек постоянно представляет себя как бы вне своего тела. Так он оценивает происходящее, мыслит. Но мышление его остаётся накрепко привязанным к телу. Пуповина гормонов и инстинктов соединяет сознание и бессознательное. Пытаться оторваться и освободиться от древних уз – трудно и опасно. Возможно, так любимое его противниками, позднее помешательство Ницше и было вызвано перегрузкой человеческой основы надчеловеческими прозрениями. Любая система имеет свой предел, и человеческий мозг, даже самый сильный, не исключение. Груз повседневной жизни, практика общения с обычными людьми, плохо сочетаются с высоким полётом сознания. Не в силах поднять за собой тело, когда-нибудь сознание оторвётся и оставит его доживать на Земле в одиночку. Мне кажется, нечто подобное и случилось с Ницше. Просто он поднялся на такие высоты откуда возвращаться уже не хотелось.

В уже упомянутом интервью Юнг сказал: «Крайне недальновидно задавать вопросы о том, как можно доказать существование Бога.» Позволю себе не согласиться. Мы будем задавать любые вопросы, которые нас заинтересуют. Опыт человека показывает, что если не смиряться и из поколения в поколение задавать вопросы, то мы получим ответы. Мы найдём всё, что ищем. В поиске смысл человеческого рода. В поиске пути к сверхчеловеку. Мы снова смотрим вверх. Нам снова хочется бесконечной свободы мысли. Нам, не переставая, твердят старые пугалки о духе и человеческой слабости. Мы больше не боимся. Пусть миф о душе останется в прошлом и не увидит утренней зари! В этом смысле я утверждаю, что конец души – начало сверхчеловеческого разума. А Ницше провозвестник этого.