Философия (как творческая свобода) против науки (как анти-творческой диктатуры). На фоне очевидных и фантастических достижений современной науки такое утверждение кажется парадоксальным, но претензии науки на монополию разумного понимания реальности безосновательны.

 

Искусственный Интеллект (далее ИИ) следует рассматривать как квинтэссенцию устремлений науки: создать самодостаточную машину или робота для любого рода «научных» исследований.

 

Классическая философская иерархии познавательных способностей человека имеет, как принято считать (по Гегелю), три уровня: непосредственное чувственное восприятие, абстрактный рассудок и действующий разум. Современная наука олицетворяет собой два первых вида познавательных способностей человека. Исключение – фундаментальная наука. Философия – это действующий разум. Но какая философия? 

 

Ницше своей философией дал новое определение разума и философии. За это Ницше и считают иррационалистом, волюнтаристом, противником разума, основателем философия жизни. Все эти критики путают разум и рассудок, а вернее занимают про-научную позицию, которая перестала различать разум и рассудок. 

 

Эпоха Ницше – это открытие бессознательных глубин человека, и, соответственно, новых оснований разумной действительности. 

 

В бессознательном Ницше выделяет волю к мощи и волю к небытию.

 

Рассудок =интеллект=представления=стереотипы=данность.

 

Самое глубокое и единое понимание разумной части человеческого бессознательного сформулировано в философии Ницше как «воля к мощи (власти)». Именно «воля к мощи» порождает в сознании феномен разума в его новом высшем понимании, соответствующем философии Ницше, т.е. как новое откровение, постоянно новое понимание себя и мира, разрушающее прежние представления. Ницше утверждает разум как естественное и непосредственное следствие, как проявленность воли к мощи в сознании и как нерушимое с ней единство. Задача философии Ницше - переориентировка сознания на волю к мощи и превращение его в разум (переоценка ценностей). Эта задача в терминах психологии будет звучать так: осознание «воли к мощи» как центрального и высшего бессознательного комплекса, объединяющего все бессознательные влечения, направленные на прирост силы и энергии человеческой психики, трансформация сознания в мощный инструмент поддержки и развития именно этих высших бессознательных начал человеческой психики.

 

Т.о. Ницше совершил философскую переоценку философских же ценностей.

 

Мнение Ницше о науке

 

Воля к истине и к знанию (наука) у Ницше - христианского происхождения. 

 

Борьба науки с религией, закончилась победой науки. Но наука плоть от плоти христианства и его бессознательных установок, это выражается в их единой почве - аскетическом идеале. Подробный анализ содержится в книге «Генеалогии морали».

 

«наука оказывается нынче неким пристанищем для всякого рода унылости, безверия, гложущих червей, despectio sui, нечистой совести — там она само беспокойство отсутствия идеалов, страдание от дефицита великой любви, неудовлетворенность недобровольной воздержанностью. О, чего только не скрывает нынче наука! сколько всего должна она, по крайней мере, скрывать! Трудолюбие наших лучших ученых, их обморочное прилежание, их денно и нощно коптящая голова, само их ремесленное мастерство — сколь часто смысл всего этого сводится к тому, чтобы намеренно пропустить сквозь пальцы нечто! Наука как средство самоусыпления: знакомо ли вам это?»

 

«Они еще далеко не свободные умы: ибо они верят еще в истину…»

 

«Оба они, наука и аскетический идеал, стоят-таки на одной почве — я уже давал понять это, — именно, на почве одинаковой преувеличенной оценки истины (вернее: на почве одинаковой веры в недевальвируемость, некритикуемость истины); в этом-то и оказываются они по необходимости союзниками — так что они, при условии что с ними приходится бороться, могут лишь сообща подвергаться нападению и стоять под одним общим вопросом.»

 

«Наша вера в науку покоится все еще на метафизической вере — и даже мы, познающие нынче, мы, безбожники и антиметафизики, берем наш огонь все еще из того пожара, который разожгла тысячелетняя вера, та христианская вера, которая была также верою Платона, — вера в то, что Бог есть истина, что истина божественна…»

 

«Науке недостает самостоятельности, она во всех отношениях нуждается в идеале ценности, в силе творящей ценности, на службе у которой она только и смеет верить в себя, — сама она никогда не творит ценностей».

 

«Даже с физиологической точки зрения наука покоится на той же почве, что и аскетический идеал: некое оскудение жизни служит в обоих случаях предпосылкой — охлажденные аффекты, замедленный темп, диалектика, вытеснившая инстинкт, лица и жесты, оттиснутые серьезностью (серьезностью, этим безошибочнейшим признаком нарушенного обмена веществ, растущей борьбы жизненных функций)».

 

Ницше об ученых в Заратустре (радикальное сокращение):

 

«Вот моя истина: я ушел из дома ученых и еще захлопнул за собой дверь. Слишком долго сидела моя душа голодной за их столом; не приучился я, подобно им, к познанию, как к щелканью орехов. Свободу люблю я и воздух над свежей землей; лучше буду я спать на воловьих шкурах, чем на званиях и почестях их. Они хорошие часовые механизмы, нужно только правильно заводить их! Мы чужды друг другу, и их добродетели противны мне еще больше, чем их лукавство и поддельные игральные кости. И когда я жил у них, я жил над ними. Оттого и невзлюбили они меня. Они и слышать не хотят, чтобы кто-нибудь ходил над их головами. И все-таки я хожу со своими мыслями над их головами; и даже если бы я захотел ходить по своим собственным ошибкам, все-таки был бы я над ними и их головами». 

 

Книга Ницше «Веселая наука», - это ещё одно из названий его заново понятой философии, то есть нечто противоположное серьезным претензиям науки на истину.

 

Наука -  является не новой формой, а завершающей формой христианской цивилизации, несмотря на то что она вроде бы отвоевала у христианства собственное пространство. 

 

Ницше и Шпенглер первыми обратили внимание на то, что резкое развитие новых научных знаний происходит в момент угасания производства высших ценностей мировой цивилизации, что неизбежно заканчивается постепенным превращением научных знаний в материальные технологии и наукообразную мифологию. На поздних этапах каждой модели мировой цивилизации происходит кардинальный поворот: от концентрации содержания разума в фундаментальной науке – к постепенному исчезновению в ней разума и, соответственно, её трансформации в формализованную систему догматических рассудочных представлений. Это понимание характеризует не сомнение в содержании классических знаний науки (фундаментальных и прикладных), а исчезновение онтологического или ценностного основания научного знания, на котором строилась его претензия на обладание высшими и передовыми идеями. 

 

Ведь если все родоначальники современной западной науки были глубокими метафизиками, то есть жили на переднем крае смертельной битвы за свои идеи (Джордано Бруно), то для современных ученых наука стала, в лучшем случае, удовлетворением их личной любознательности, а в худшем, разновидностью умственной трудовой деятельности. То есть в науке произошло кардинальное изменение психологического состояния её субъекта, учёного: от безусловного присутствия разумной действительности, где реализуются высшие слои психики, к массовой потребности обосновывать новое знание экономическими интересами заказчика или потребностями биологического выживания человека. 

 

Само новейшее понимание разума, как трансцендентной воли к мощи и творческой функции сознания, было постепенно и незаметно сведено в науке к рассудку, поскольку разум в науке понимается уже просто как высший тип мыслительной деятельности, то есть как последовательность логических операций с имеющимися понятиями и идеями с целью выработки новых понятий и идей. А это и есть ИИ. 

 

Мир и человек в нём для современной науки стали теоретической и физико-математической моделью, где наличие подлинного разума может только имитироваться или воспроизводиться через подражание. Современная научная мысль погрузилась почти полностью в поиск новых научных технологий, а не новых фундаментальных научных идей, постепенно превратившись в симулякр религиозной веры – веру в научно-технический прогресс. 

 

Наука:

 

- отрицает трансцендентность (всё познаваемо и материально). Разум всегда смело обращен к трансцендентности и неизвестности мира посредством производимых им высших, идеальных ценностей, удерживающих и направляющих его волевое усилие в сторону трансцендентной бездны и максимального риска. А вот научный рассудок и чувственное восприятие всегда трусливо отворачиваются от трансцендентности с помощью производимых ими низших, эмпирических, имманентных и материальных ценностей, экспериментов и исследований; 

 

- верит в бесконечных возможности научного познания человека, являющихся подобием религиозных представлений о неисчерпаемых истинах библейского откровения;

 

- отрицает противоречие как основу разумной действительности (требует логической непротиворечивости и подтверждения только чувственным опытом). Современная научная мысль практически полностью строится на логике Аристотеля, когда момент логического отрицания противоречия формирует нацеленную на упрощение систему представлений о мире.  Однако уже наука логики в философии Гегеля, в отличие от логики в философии Аристотеля, определяет наличие противоречия одним из главных критериев полноценного мышления, то есть мышления, относящегося к фундаментальной науке, а удержание противоречия в крайностях его оценочных суждений - критерием для существования взыскуемой им истины. Философия Ницше идет дальше – к «логике» оценочного суждения. Неважно: ложно суждение или истинно, – главное, чтобы оно обладало полнотой, а полнота суждения не может быть не противоречивой, поскольку любая разумная идея противоречива, в отличие от формальной логической системы, построенной на конечных логических операциях. И чем более велика идея, тем более она противоречива, тем более сильно она отображает разумную действительность.

 

- стала неотличима от религии, стали часто выступать вместе, а за их объединение выступает немалая часть интеллектуалов;

 

- наследница религии, склонна к гегемонии, догматизму и энтропии. 

 

- научные инстанции, институты стали подобны монастырям и церквям, которые инквизируют полноценную разумную психику человека, подвергая сомнению его психическое здоровье или отказывая в наличии у него разума, если он сомневается в разумности ее догматических представлений о мире и человеке. Ведь «разумное» в этой мифологической системе представлений должно необходимым образом быть «научным», как в свое время любая религиозная мысль должна была быть обоснована с позиции священного писания. Догматы эволюционной теории Дарвина или психоанализа Фрейда стали нормой обыденных представлений. А Философия как явление буквально раздражает общество массового потребления и гедонизма. Весь 20-й век и в начале 21-го века мы наблюдаем попытку науки полностью ликвидировать философию как самостоятельное поле рациональной мысли, подменив её разного рода наукообразными конструкциями псевдофилософских представлений. Всё это завершится окончательным разгромом философии и  заменой её аналитической философией, которая родом из современной псевдоцивилизации США;

 

- стала причиной деградации, уравнивания и формирования общества потребления;

 

- стала прикладной, утратила фундаментальный вектор. Научные технологии – это не наука, а лишь артефакты исчезнувшей рациональной системы фундаментального научного знания. 

 

Процессы «торжества науки» мы могли наиболее ярко наблюдать в истории социалистических движений на периферии западной модели мировой цивилизации: в Европе, России и Азии, когда восставшие варвары объявляли себя «прогрессивной исторической силой», а своей официальной идеологией – науку и развитие научно-технического прогресса. Для того, чтобы воспринимать научные достижения стран социализма как наглядную форму расовой катастрофы западной цивилизации, нужно обладать разумом, ведь псевдонаучный рассудок не способен объяснить каким образом эта «передовая» социалистическая модель научного развития могла так стремительно обрушиться. В следующем цивилизационном цикле вся эта «современная наука» неизбежно подвергнется тотальному переосмыслению в результате глобальной перестройки высшей психики человека, когда сегодняшнее научное знание станет «ветхим заветом», то есть слишком примитивным для новой, более сложной картины мира. 

 

Каков же предварительный итог власти современной науки? Переходим к Цифровой матрице ИИ.

 

Христиане назвали бы возникшую научную матрицу и её последнее детище ИИ однозначно - «Антихристом», Левиафаном, потому что он резко высвечивает эсхатологический оттенок связанных с этим явлением представлений, или как «конца света» для гуманизма (где в центре – человек) и начала принципиально новой эпохи «трансгуманизма» (анти-человеческой цивилизации антихриста).

 

Цифровизация в значимых социальных масштабах началась примерно лет двадцать тому назад, но большая ее часть, ее будущее, еще впереди. 

 

Две реакции – прогрессисты и консерваторы. Причем последние ужасаются как раз того, чем первые восторгаются: полной замены человека машиной. Такая психологическая ситуация в истории не нова и, следовательно, в определенном смысле естественна — всякие инновации, означающие серьезные изменения условий жизни общества, всегда встречали сопротивление, иной раз даже вооруженное (движение луддитов; последний типологически близкий пример — «антиваксеры»).

 

Попробуем занять ницшевскую философскую и психологическую позицию в этом вопросе.

 

Прогрессистская позиция – это позиция декаданса, продолжения той деградации, которую учинила наука в обществе, это ультра-религиозная вера (ультра- потому что не осознается как таковая), это бессознательная проекция человеческого рассудка на машину, робота, ИИ. Эта психологическая проекция и её сила демонстрирует полное вырождение рассудка даже у своих научных представителей. Только редкие и отдельные ученые все же понимают, что кибернетика в принципе и на веки вечные способна лишь на более или менее правдоподобную имитацию некоторых психических функций человека.

 

 

Любой разумный человек (философ) знает «почему никакая возможная машина никогда не сможет мыслить, как человек, и заменить его в важнейшей человеческой функции — творческой». Для всякого разумного человека очевидно, что на творчество способна только душа; которая может возникнуть только в живых организмах. Другим объяснять это бесполезно — у них нет того, чем понимают, разума, и соответственно, нет способности к творчеству и его пониманию.

 

Другой полюс - консервативная иллюзия страха, основанная на представлениях о том, что машины вот-вот или в обозримой перспективе захватят власть над людьми, начнут ими управлять, а в конце концов и вовсе уничтожат их за ненадобностью, а если и не захватят власть сами, то послужат послушными инструментами и верными союзниками некоим злонамеренным элитам. Это сопровождается истерическими рыданиями и гневными инвективами, направленными на цифровизацию как источник оболванивания масс и их преднамеренного низведения до нижайшего, подчеловеческого уровня (в этом есть, разумеется, некоторая верная позиция, — есть и отупевшие, опустившиеся, обезумевшие от интернета массы, и хищно эксплуатирующие их элиты).

 

Однако ИИ – это запрос матричного, рассудочного сознания, исходящий от усталости и несамодостаточности научного мировоззрения. Несчастный Цукерберг, который и правда немного похож на вялого мелкого беса с нечистой совестью, и прочие подобные ему тлетворные демоны только добросовестно обеспечили выполнение общей, в том числе экономической матричной программы — спрос рождает предложение. Массы оказались не объектом оболванивания, обмана и манипуляций, а их проективным субъектом, первоисточником. Это означает, что оничтожествление (нигилизация), оболванивание, обман и манипуляции, одним словом, порча, которой они подвергаются в сети, на самом деле исходят от них же самих (политические манипуляции сетью со стороны правительств — другое проявление той же самой порчи, ведь массы и правительства — одного поля ягоды), и, не будь фейсбука, компьютерных игр, второсортного Голливуда, телевидения, смартфонов, «виртуальной реальности» и прочей гадости, одним словом, цифровизации в ее антикультурном выражении, порча все равно стала бы их уделом в каком-нибудь другом, возможно, еще немного более адском, но, скажем, «аналоговом»  воплощении. 

 

Кибернетика и ее детище, цифровизация, как и компьютер — историческая данность, протестовать против которой глупо, как против всего, что может усилить жизнь. Сами по себе они — ни добро ни зло, но могут нести в себе и несут в себе то и другое. Они даже не порождения матрицы, а естественный и неизбежный результат развития человеческого познания. Все инструменты познания находятся, по словам Ницше, по ту сторону добра и зла, потому что относятся не к разумной действительности, а к её угасающим феноменам рассудка и чувственного восприятия. Цифровые технологии способны интенсифицировать жизнь в каждом из направлений: бессознательно использоваться во зло и на погибель человеческой природы, то есть подтолкнуть матрицу к концу, или сознательно создавать условия для творчества и подъема жизни.

 

Разумным людям ПРИДЕТСЯ заняться регулированием цифровых технологий, прежде всего общедоступного интернета, как бы сложно это ни было в условиях, когда регулирование такого рода сильно запоздало. По этому трудному, но неизбежному пути в последнее время уже пошел Китай; Россия только начинает смутно понимать, что происходит и как обстоит дело. Но регулирование цифровизации без твердых мировоззренческих ориентиров, без высших ценностей, формирующих разумную позицию и действительность невозможно.

 

«Дифирамбы и восхваление ИИ и цифровизации (фанатичный оптимизм, вплоть до щенячьего восторга) и противоположная позиция (огульное отрицание, косное неприятие и страх перед ними) есть два взаимосвязанных симптома наступающего упадка сил и угасания цивилизации. И только здоровый пессимизм, критичность по отношению к этим новшествам цивилизации указывают на их будущее высокое и творческое применение. Такому парадоксальному, но продуктивному пониманию любого нового явления (пессимизму силы и вырастающей из него высшей надежде), учит нас Ницше, пророк будущей новой высокой культуры.

 

 

Ницше предложил нам для этого свою философию, которая кроме разрушительной силы имела и созидательную часть, которая не была понята или была отвергнута погибающим прозападным миром. Воля к власти, Вечное возвращение, Переоценка ценностей и дионисический сверхчеловек – вот новые ориентиры для тех, кто хочет уверенно чувствовать себя в наступающую эпоху цифровых темных веков.