«Против священников нужны не доводы, а тюрьмы»:
Лекция об «Антихристе» Ницше. Часть 2
Источник: http://m-introduction.livejournal.com/477788.html
Я назвал такой метод: перспективизм — это наиболее общая установка Ницше.
Нет такой точки зрения, с которой открывался бы какой-то абсолют.
Это предрассудок, но предрассудок очень живучий.
На нем, к примеру, была взращена вся европейская культура Нового времени.
Есть такой термин у Мераба Мамардашвили — классическая рациональность.
Она оформляется в Новое время — Декарт, Лейбниц, Кант и так далее.
Она базируется на совершенно недоказуемых допущениях.
Абсолютная истина, абсолютная точка зрения — все это корреляты.
Речь идет о постулировании такой точки зрения, которая обеспечивает абсолютный взгляд, паноптикум.
Все эти предпосылки уходят вместе с самой классической рациональностью — рубеж XIX и ХХ веков.
И Ницше здесь — одна из важнейших переходных вех.
И в этом смысле именно Ницше — отец постмодерна (модерна вместе с Марксом!).
Знаменитые неклассические философы — Фуко, Делез, Деррида — все они начинали с внимательного освоения Ницше.
Двигаемся дальше.
Именно в связи с моралью и христианством Ницше вводит понятие генеалогии, генеалогический метод.
Генеалогия — это учение о происхождении тех или иных феноменов.
Мы задаемся вопросом: откуда нечто берется?
Этот метод был продолжен и в ХХ веке, в частности у Фуко.
У него есть статья 1971 года, которая называется «Ницше, генеалогия, история», где Фуко проясняет проект генеалогии у Ницше.
Речь идет о соотношении генеалогии и истории.
Какая история имеется в виду?
Генеалогия выступает против такого типа истории, в рамках которого строится некая идентичность исторического развития, который доискивается до первоистока событий.
Генеалогия выступает против такой истории, которая копает сущности и ищет такую идеальную модель памяти, где конструируется наша идентичность.
Яркий пример — историография XIX века.
Цель здесь — первоисток.
Ницше рассматривает историю как свободную случайность событий.
Событие освобождается от ига идентичности и раскрывается в своей единичности, в случайности.
Генеалогия рассматривает событие в его развитии не потому, что жаждет сущности, но напротив — потому, что утверждает его (события) случайность и особость.
Так Фуко проясняет генеалогию Ницше.
Итак, Ницше занимается генеалогией морали.
Сама постановка генеалогического вопроса — это уже большой шаг вперед.
Ведь мораль и религия претендуют на некий абсолют и поддерживаются внутренним запретом на интерпретацию.
Ницше нарушает этот запрет.
Он играет против правил.
Сама постановка генеалогического вопроса разрушает запрет на интерпретацию.
Оказалось, что можно искать начало этих вещей не в вечности, но в каком-то конкретно историческом соотношении сил.
Какова позиция, с которой Ницше затевает свой генеалогический проект?
Эта позиция — нигилизм как историческая ситуация и предпосылка философствования.
Сам Ницше находится в ситуации общего европейского нигилизма и пытается домыслиться до его оснований.
Нигилизм — это воля к Ничто, побеждающая даже Бога.
Нигилизм вырождается в декаданс и в упадничество.
Воля к Ничто заменяет собой творение ценностей.
Ведь то, что мы говорили о Сократе — это тоже своего рода нигилизм.
И Ницше приходит к выводу, что общее развитие европейской цивилизации с необходимостью приводит к нигилизму.
И где-то в самом начале морали и христианства спрятаны семена нигилизма.
Помимо генеалогии Ницше пользуется и другими методами.
Первый — типология, коль скоро мы постоянно говорим о типах.
Здесь важен жреческий тип, о котором речь впереди.
И второй — симптоматология: исследование симптомов как знаков неких сил.
Такова методология Ницше: происхождение, типы, симптомы.
Активный тип ученого, по Ницше, пользуется перечисленными методами.
Сам язык для Ницше есть аристократическая привилегия — имена вещам дает сильный тип.
Поэтому терминологию морали Ницше выводит из соотношения сил.
К примеру, слово schlecht — плохой — он связывает со словом schlicht — простой.
Простой — это плебейский, низкий по происхождению.
Напротив, хороший — это божественный, высокий: gut — это Gott.
Хороший и плохой — это высокий и низкий.
Древнейшие культуры основаны на праве сильного.
Право — это привилегия высокого, сильного человека, аристократа.
Так структурируются древние культуры: кто-то повелевает, а кто-то подчиняется.
И не нужно думать, что ситуация сильно меняется.
И сейчас кто-то повелевает, а кто-то подчиняется, хотя изменились слова.
И моральные термины призваны высвечивать дистанцию между высокими и низкими, то есть хорошими и плохими.
Они определяют дистанцию между типами людей.
А позже, в христианстве это соотношение сил будет перевернуто.
Теперь все наоборот: хороший — это слабый, а плохой — это сильный.
«Боль закрепляет в человеке память о долге, заставляет его держать свое слово. Так закрепляется долг перед конкретным заимодавцем, но и перед всем обществом — большим заимодавцем. Формируется социальность — через память, а значит и через боль. Страшные исторические мнемотехники напрямую связаны с насилием».
Когда мы говорим о древней аристократии, мы, конечно, говорим о воинах.
Но наряду с ниму были и жрецы, которые представляют собой обратный тип.
Во власти происходит внутреннее разделение на разные типы.
Здесь и зарождается мораль жреца.
Весь вопрос в том, каков механизм этого внутреннего разделения?
Ведь часто выходило так, что жрец стоит выше воина.
Хотя в то же время очевидно, что воин сильнее жреца.
Как же так?
Что помогает жрецу стать выше того, кто сильнее него?
И здесь Ницше пытается выявить психологию жреческого типа.
В ней — ответ на наши вопросы.
Будучи активным типом, воин без промедления реагирует на мир, он реагирует спонтанно, исходя из силы.
Жрец не может так реагировать, он слаб.
Поэтому реакции копятся в нем.
Здесь и появляется знаменитый термин — рессентимент, дух мстительности.
У жреца от всех событий остаются внутренние следы, и жрец их помнит.
Воин же умеет забывать.
Жрец не забывает, он копит все в себе.
Рессентимент — это отсрочивание реакции.
Напоминает Фрейда, не так ли?
Так же образуются неврозы: происходит событие, но на него нет моментальной реакции.
Невротик реагирует только на следы, он копит раздражение в себе.
Если бы реакция последовала сразу, невроз бы не образовался.
Невроз всегда имеет дело со следами.
Поэтому психоаналитик — это следопыт.
Он идет по следам, чтобы открыть «первую сцену», которая и была отложена в невротике в виде следов.
Так лечится невроз.
То есть психоанализ Фрейда в этом пункте очень похож на психологию Ницше.
Поэтому многие последователи Фрейда скрещивали фрейдизм и ницшеанство (Адлер, Ранк).
Рессентимент — это невроз жреца.
Ницше также называет это злопамятностью.
Благодаря злопамятности жрецы превращаются в «гениев ненависти».
Таков и нелюбимый Ницше апостол Павел — ярчайший представитель типа жреца, он вбирает в себя все негативные симптомы и обладает прекрасной памятью, которая не дает ему покоя.
Что делает такой невроз?
Он делает слабым.
Вся энергия злопамятного невротика направлена на следы, а на естественные реакции сил уже не остается.
Поэтому жрец гораздо слабее воина.
Но вопрос повторяется с новой силой: как жрец, будучи слабым, может победить воина, который заведомо сильнее?
Ницше отвечает: сильного надо сделать слабым.
Требуется некая дрессура.
«Злопамятный человек страдает, и в этом должен быть кто-то виноват. Кто у нас сейчас виноват? Гомосексуалисты, атеисты. Вот они, враги, которых мы обрели на уровне государственной идеологии. Но тут жрецы идут на хитрость, на рокировку, которая и оформляет христианство как идеологию. Жрец говорит: «Ты сам во всем виноват». Это и есть нечистая совесть»
И в корне цивилизации Ницше обнаруживает такую дрессуру — боль.
Человек лучше всего помнит то, что отдается наибольшей болью.
Это Ницше связывает с древней ситуацией должника и заимодавца.
Как заставить должника помнить о долге?
Болью.
Боль закрепляет в человеке память о долге, заставляет его держать свое слово.
Так закрепляется долг перед конкретным заимодавцем, но и перед всем обществом — большим заимодавцем.
Формируется социальность — через память, а значит и через боль.
Страшные исторические мнемотехники напрямую связаны с насилием.
Итак, христианская мораль появляется через память.
Тренируется память, и так возрастает сознание.
Цивилизация коренится в памяти и сознании.
Жрец обладает прекрасной злой памятью, и он стремится создать цивилизованного человека, похожего на него самого — человека долгой памяти.
Жрец распространяет свои типические черты на все цивилизованное человечество.
Именно так сильные превращаются в слабых: сила их направляется не вовне, а внутрь.
Сила перестает быть активной, становится реактивной, внутренне реакционной.
Таков первый этап развития нигилизма — злопамятность.
Второй этап — это нечистая совесть.
Все это формируется в русле христианской морали.
Христианство развивает нигилизм, в ситуации торжества которого Ницше находит себя в XIX веке.
И важно помнить, что когда мы говорим о соотношениях сил, мы одновременно говорим о власти.
Мораль, религия — это также воля к власти.
И здесь кто-то всегда стремится над кем-то властвовать.
Жрец получает свою власть, делая сильного слабым.
Мораль призвана осуществлять волю к власти жреческого типа.
Поэтому этапы развития европейского нигилизма — это одновременно этапы осуществления жреческой воли к власти.
Жрец властвует именно потому, что обладает привилегией на интерпретацию и c ее помощью увеличивает свою власть.
Ницше говорит, что нет никаких фактов, есть только интерпретации.
Все вещи вокруг нас уже как-то нами (или не нами, что чаще всего) проинтерпретированы.
Смысл не дан человеку, человек сам создает этот смысл.
Или за него смысл создает другой человек.
К примеру, жрец.
Ведь власть — это прежде всего власть над смыслами, это привилегия установления смыслов.
Владеет тот, кто придал своему владению (вещи) какой-то смысл.
Жрецы придумали механизм, посредством которого злопамятности придается некое направление.
Формула злопамятности звучит так: «Кто-то виноват».
Это поиск виновного вовне.
Злопамятный человек страдает, и в этом должен быть кто-то виноват.
Кто у нас сейчас виноват?
Гомосексуалисты, атеисты.
Вот они, враги, которых мы обрели на уровне государственной идеологии.
Но тут жрецы идут на хитрость, на рокировку, которая и оформляет христианство как идеологию.
Жрец говорит: «Ты сам во всем виноват».
Это и есть нечистая совесть.
Человек считает виновным во всем самого себя.
Так возникает эта страшная концепция греха.
Человек становится грешным, виновным.
Энергия человека направляется на него самого, против него самого.
-------------------------------------------------------------------------
1. «Ницше не ругает Христа. Он пытается понять, что это был за человек. И приходит к выводу, что это был тип чистой невинности. Он даже называет его — не пугайтесь — идиотом».
2. «Порочна всякого рода противоестественность. Самый порочный человек — священник. Он учит противоестественному. Против священников нужны не доводы, а тюрьмы. Эта очень деликатная тема, икому-то она не понравится. Но ничего страшного, имеет смысл потерпеть и задуматься, о чем именно говорит Ницше».
3. «Мы смотрим на вещь определенным образом, и в силу этого инвестируем в нее свою истину, присваивая эту вещь. Истина — это зафиксированные человеком в мире соотношения сил. И он волен такое состояние назвать истиной. В слово «истина» всегда включен какой-то абсолют. Человек всегда ищет что-то безусловное, но ничего безусловного нет».
4. «Ницше рассматривает историю как свободную случайность событий. Событие освобождается от ига идентичности и раскрывается в своей единичности, в случайности. Генеалогия рассматривает событие в его развитии не потому, что жаждет сущности, но напротив — потому, что утверждает его (события) случайность и особость».
5. «Боль закрепляет в человеке память о долге, заставляет его держать свое слово. Так закрепляется долг перед конкретным заимодавцем, но и перед всем обществом — большим заимодавцем. Формируется социальность — через память, а значит и через боль. Страшные исторические мнемотехники напрямую связаны с насилием».
6. «Злопамятный человек страдает, и в этом должен быть кто-то виноват. Кто у нас сейчас виноват? Гомосексуалисты, атеисты. Вот они, враги, которых мы обрели на уровне государственной идеологии. Но тут жрецы идут на хитрость, на рокировку, которая и оформляет христианство как идеологию. Жрец говорит: «Ты сам во всем виноват». Это и есть нечистая совесть»