Заратустра такого не говорил!

(конспект лекции Дмитрия Хаустова "Заратустра: учение о сверхчеловеке",

прочитанной в культурном центре "Пунктум" 30 июля 2013 года)

 

Евгения Касьянова

 

 

 

Прежде чем приступить к книге о Заратустре, мы должны закончить с генеалогией христианской морали. В мире всегда кто-то подчиняется, а кто-то властвует. Вспомним некоторые детали. В древнем обществе существует власть силы, власть воина. Соответственно, аристократическая власть. Но жреческая власть – тоже власть. И внутри самой аристократической власти происходит разлом: власть воина и власть жреца. Это противоположные типы власти по самому принципу действия. Сила воина идет вовне – он моментально реагирует на раздражитель, такой силе покоряются люди, покоряется природа. У жреца такой внешней силы нет, как тип он развивается иначе. Жрец реагирует не на внешний раздражитель, но на след. Его реакция возникает на воображаемом уровне. Происходит интериоризация раздражителя. И позже воображаемое жреца переходит на символический уровень, символизируется. Воображаемое переходит в символический порядок языка. Появляются специальные термины, смыслы внутри религии: грех, вина и так далее. Эти термины суть механизма власти жреца. Жрец хочет повелевать, но он не может осуществлять свою власть посредством силы, как это делает воин, он нуждается в иных инструментах и механизмах. Он навязывает некие смыслы феноменам, и с помощью этих смыслов он повелевает миром.

Ницше выделяет три этапа движения жреческого типа. Первый этап – это злопамятность, дух мщения. Это и есть реакция на след, а не на сам раздражитель. У воина такого нет. Воин реагирует сразу, спонтанно, у него нет следов. Как же жрец одерживает победу над воином, ведь воин заведомо сильнее? Ведь нигилизм – это и есть победа жреца. Жрец владеет языком, владеет символическим порядком, в этом его сила, а задача – сделать слабыми физически сильных.

Следующий этап после злопамятности – нечистая совесть как переориентация злопамятности. «Ты виноват» превращается в «я виноват». Воображаемая реакция перенаправляется с объекта на субъект: человек делается виновным. Я страдаю, у меня все плохо, мне надо найти виновного. Раньше это всегда был кто-то другой. Теперь же я сам становлюсь виновным. Именно так подрывается моя сила, вина тянет вниз.

Этот внутренний импульс виновности переводится жрецом на символический уровень – жрец придумывает грех, свое основное орудие. Человек становится слабым, покоряется жрецу, когда он становится грешным, виновным. Виновный человек теряет силу.

Так происходит разрушение аристократического идеала, типа воина.

Все это движение – от изобретения нечистой совести, греха и буквально до наших дней – это ослабление и оскудение человеческих сил. Естественная история человека, по Ницше, – это история вырождения. Его финальный этап – нигилизм.

Как появляется нигилизм? Здесь мы уже сталкиваемся с третьим этапом движения жреческого типа, который называется «аскетический идеал». Ощущая собственную слабость на протяжении всей истории, человек начинает отстраняться от мира. Мы связаны с миром действием, какой-то силой. Аскет словно отрывается от мира, впадает в забвение. Посмотрите на весь символический язык, например, христианства! Все, что есть мир, все земное – грешно. Тело подвергается изгнанию. Тело – это то, что нужно преодолеть. Во имя чего? Во имя абстракта иного мира, который никто не видел, о котором нельзя ничего сказать определенно. Но он есть, говорит нам жрец, этот другой мир, где все прекрасно, в отличие от нашего, где все несовершенно. Наличный мир становится виновным, потому что в нем есть сила, в нем есть тело. Аскет уходит от земного мира, от телесности: в аскете уже нет силы, нет воли.

Нигилизм – это чистое отрицание жизни. И в этом он гораздо шире всяких политических концепций, которые тоже называются нигилизмом. Ницше понимает нигилизм предельно широко. Нигилизм – воля к Ничто.

И христианский нигилизм отрицает мир ради некоего Бога. А потом он отрицает и самого Бога, ведь последний умер, потому что «мы его убили». Получается, что человек, движимый негативной энергией отрицания, в конце концов отрицает и то, ради чего он отрицал все остальное. Он начинает отрицать самого Бога.

 

Заратустра в ответе за развитие морали. Кому, как не ему, исправлять эту ошибку сейчас!

Весь пафос, который Ницше направляет против нигилизма и декаданса, содержится в учении Заратустры. Скажу несколько слов о самой книге. Начнем с того, кто такой Заратустра. Мы знаем, что есть такой исторический персонаж – Зороастр, Заратуштра, персидский пророк. Как правило, его жизнь и учение относят к VI веку до нашей эры. Почему же Ницше берет готового персонажа, а не выдумывает своего собственного? Ведь для нового учения нужен новый пророк.

Для этого нужно сначала понять, чему учил Заратустра? В основе его учения – дуализм добра и зла. Как пророк добра Заратустра начинает вводить концепции морали, посмертного воздаяния за грех и так далее. Это уж совсем интересно, потому что Заратустра у Ницше говорит совершенно противоположное. Почему так?

Ницше пишет об этом в «Ecce Homo». Заратустра – это первый человек, который ответствен за мораль. И кому же, как не ему, исправлять эту ошибку теперь, в XIX веке? Ницше призывает Заратустру к ответу, в своей книге он оживляет его и направляет по другому пути.

В книге «Так говорил Заратустра» Ницше воссоздает исторического Заратустру и призывает его к ответу. Но он представляет нам другого Заратустру – Заратустру, который основательно почитал Ницше.

В книге Заратустра приходит в момент «великого полдня». Полдень – это время, когда тени исчезают. Тени можно интерпретировать как всю тяжесть, которую мы носим на своих плечах, – тяжесть греха, навязанной нам морали. Наступает абсолютная ясность света, освобождение от тяжести.

«Так говорил Заратустра» – книга невероятно насыщенная и емкая. Разбирать ее – дело не одного дня, даже не одного месяца. Мы можем открыть ее на первой же странице и столкнуться с великим множеством символов. Почему Заратустра отправился в горы в тридцать лет? Потому что Христу было тридцать лет, когда он начал учить. В горах Заратустра проводит десять лет. Соответственно, ему сорок, когда он спускается к людям, чтобы учить. Что такое сорок лет? В любимой Ницше древнегреческой культуре сорок лет – это акме, вершина. То есть это вершина жизни человека. Грекам совершенно неважно было, когда человек родился. Им важно было, кем является человек в своем расцвете.

Заратустра обращается к народу, вышедшему на празднество, вторгается в его нигилистический быт и проповедует учение о сверхчеловеке. Заметим: не поясняя, кто этот сверхчеловек. Сверхчеловек – это смысл человека. Это движение вперед, то, что далее, после. Его нет и никогда не было. А раз так, его невозможно описать. Это принципиально, потому что эта мысль получит свое развитие в философии ХХ века, в первую очередь в экзистенциализме. Человек как проект, человек как брошенный вперед, направленный в будущее. Сущности у человека нет, есть одно становление.

Идеал сверхчеловека можно назвать неаскетическим. Вернемся к нигилизму. Нигилизм – это состояние брожения масс. Массы – это то, что не есть сверхчеловек, здесь возникает антитеза сверхчеловека – последний человек. Это и есть та самая масса, выходящая на сцену конца истории, сплошная масса последних людей. Это однородный и гомогенный людской поток, пребывающий в апатии, отрицании, исповедующий волю к Ничто.

Последний человек связан с такими вещами, как производство, как потребление, как техника. Самого вопроса о технике у Ницше еще не стояло, он встанет только в ХХ веке. Но развитие техники неотделимо от массы. Масса вписана в логику производства и потребления. Масса сама производит, сама потребляет – это замкнутый круг, брожение производства и потребления. В ХХ веке об этом написано очень много прекрасных книг.

 

Игра всегда говорит жизни да

Сверхчеловек – это дионисийский тип, человек силы и становления. В этом образе заключена этика Заратустры. Заратустру окружают последние люди, и он видит это, видит трагизм их положения.

Ницше выделяет три этапа развития неаскетического идеала: верблюд, лев и ребенок. Верблюд должен стать львом, а лев должен стать ребенком.

Что подразумевается под этими символами? Верблюд – это дух тяжести. Его же олицетворяет карлик, сидящий сидит на плечах Заратустры. Заметьте, и сам Заратустра подвержен этому, он тоже испытывает тяжесть, но он скидывает этого карлика, который искушает его, предлагает Заратустре успокоиться. Верблюд на себе несет какую-то ношу, как Заратустра карлика. Что это за тяжести, которые несет верблюд?

Это старые верования, идеалы, которые уже есть, которые человек не изобрел сам. Это наследие выродившейся культуры. Это мораль, это придуманные кем-то ценности, порабощающие человека. Все это несет на себе верблюд, всю эту кипу наследия цивилизации и культуры. Так вот, верблюд должен стать львом. Лев – это возвращение к аристократическому идеалу. Это сила, победа, воинские добродетели, пафос разрушения. Лев еще не созидает, он разрушает. Чтобы избавиться от тяжести старых ценностей, нужно их разрушить.

Далее лев должен стать ребенком. Он должен вернуться к абсолютной невинности, состоянию игры. Ребенок – это один из любимейших образов Ницше. Игра принципиально не утилитарна. У нее нет цели, нет абсолюта. Это постоянное свободное творение смыслов. Игра – это и есть становление. Ребенок в игре созидает. Игра – это самое утвердительное, что может быть в жизни. Игра всегда говорит жизни да. Это радость невинности. По Ницше, игра – это путь не к сверхчеловеку, потому что к нему мы не придем, это путь к готовности принять сверхчеловека.