Артём Радеев (11 сентября 2004 года)

Страницы: 1 2

Д.Ф. Как, на твой взгляд, Ницше относился к искусству? Какие он выдвинул требования к искусству будущего? Можешь ли ты высказать свои соображения на тему: Ницше и искусство?

А.Р. Искусство по Ницше – это, прежде всего, сильное искусство, т.е. искусство, в котором та самая Сила и явлена. Он называл искусство будущего физиологией будущего. Он говорил, что нам надо произвести «физиологию эстетики», «физиологию искусства», для того, чтобы продемонстрировать то, что лежит в его основе. А под физиологией Ницше понимал как раз вышеуказанное проявление Силы. Он предлагал найти в каждом произведении искусства тот жизненный порыв, который заставлял художника творить, и оценивать его соответственно этому.

Соответственно, всё то, что нами воспринимается как слабое, мы должны называть безобразным.

Д.Ф. Знаешь, бывают такие безвольные и слабенькие куколки, типа Барби, которые весьма красивы внешне… :) Каковы тут грани красоты?

А.Р. Барби – эстетически совершенна. И надо четко различать Красоту и Совершенство. Совершенство – это соответствие некоему предписанному идеалу. Например, существует предписанный идеал женщины: светловолосая, голубоглазая, длинноногая. Называя обладательницу этих черт красивой, мы подразумеваем то, что она совершенна. Но назвать прекрасной мы можем только ту женщину, в которой есть Сила.

Д.Ф. Т.е. чистой эстетики, когда что-то блестящее просто радует взгляд, не существует?

А.Р. Если брать Ницше, то для него – именно так. И в этом он придерживается древней традиции, не допускающей соотнесение прекрасного с приятным, совершенным, добрым, блестящим и т.п. Это совершенно разные вещи. И критерий Прекрасного – Сила – самым четким образом обозначена именно у Ницше.

Д.Ф. А как Ницше относился к такому направлению в искусстве как реализм?

А.Р. Отрицательно. Он считал, что в так называемом реализме отсутствует глубина (как эстетическое проявление силы) и интеллектуальная честность.

Д.Ф. В своей работе ты пишешь, что, говоря о последнем этапе духовного развития как о «преодолении нигилизма», мы вынуждены сами дать ему такое определение, поскольку Ницше этот этап никак не называл. Почему нельзя назвать этот этап утверждением новых, собственных ценностей: вечного возвращения, воли к власти, сверхчеловека, Диониса? 

А.Р. Дело в том, что все эти ницшевские ценности бессодержательны. Мы никогда не сможем их точно определить, т.е., например, сказать: это - человек, а это – сверхчеловек. Человек, прошедший через стадию нигилизма, подразумевающую отрицание всего того, что мы построили выше нас, имеет своей высшей ценностью само Отрицание. Теперь мы должны отрицать наше Отрицание и нечто утверждать, но любое утверждение снова попадает в жернова отрицания, без устали твердящего нам, что нет ничего выше самих нас. Любое утверждение для человека, прошедшего этап нигилизма, будет неумолимо сброшено и разбито.

Д.Ф. Воля к власти и есть та ценность, которая решает эту задачку, поскольку содержит внутри себя беспрерывное отрицание, но одновременно и беспрерывное новое утверждение. И таким образом эта ценность стоит уже над чистым нигилизмом, т.е. является высшей по отношению к нему ценностью.

А.Р. Утверждая волю к власти в качестве высшей ценности, мы тем самым уходим с того пути, по которому шли, ибо мы провозгласили вначале, что не идем к чему-то конкретному.

Д.Ф. Это, безусловно, не последняя и конечная ценность, но мы должны как-то в ценностном поле фиксировать свои шаги. Иначе нам придется каждое своё достижение называть Случайностью.

А.Р. Если мы определяем Волю к власти, Преодоление и возводим её в ранг ценности, мы тем самым делаем шаг назад. Ибо «мы, нигилисты», в качестве ценности ничего полагать не можем, нам не позволяет это сделать наша интеллектуальная честность. Как только мы скажем, что высшей ценностью является само Преодоление всего и вся, мы отступаем назад.

Д.Ф. Таким образом, мы очутились в ловушке нигилизма, и не можем из неё никуда шагнуть, ибо всё заранее отрицаем.

А.Р. Да, мы обречены на вечное брожение между нигилизмом и его преодолением.

Д.Ф. И тем самым мы утверждаем Ничто в качестве высшей ценности.

А.Р. Да, мы говорим, что Ничто нельзя преодолеть.

Д.Ф. Так мы находим свой предел – Ничто.

А.Р. Да, мы будем вечно его преодолевать, но никогда его не преодолеем. Мы будем вечно вырываться за этот наш предел, и хотя мы никогда за него не вырвемся, это не означает, что мы не должны вырываться. Мы будем вечно блуждать между отрицанием и созданием ценностей.

Д.Ф. Теперь я лучше понимаю твою мысль о том, что Ничто полагает собой предел и для Воли к власти, поскольку она не может его преодолеть.

Мы подошли в нашем разговоре к глубочайшим основам ницшевской мысли и к его эпохальной формуле: «Человек скорее предпочтет желать Ничто, чем ничего не желать». Мне трудно согласиться с полаганием Ничто в качестве непреодолимого предела, ибо я, вслед за Ницше, полагаю, что любое Нечто выше Ничто.

А.Р. Тогда это Нечто будет наделено статусом ценности.

Д.Ф. Да, и как любая ценность оно будет утверждено, прожито и преодолено, чтобы ткать бесконечный круг живой жизни. Если взять ту же Волю к власти, то для меня очевидно, что как ценность или как сознательная духовная концепция она еще не состоялась, не говоря уже о её проживании или преодолении. В Человеке (за исключением совершенно немногих особей) эта ценность «беспрерывного преодоления» еще не случилась. Этот двигатель жизни лишь проходит испытания :).

Наверное, и такое начало однажды потребует своего отрицания, но сперва последует его утверждение и полноценное проживание.

А.Р. Меня в этом смущает то, что мы находим абсолютную ценность в идее Преодоления, в то время как мы не имеем такой цели. Мы ведь знаем, что за одним этапом последует другой, и что движение к новым ценностям неизбежно последует вновь.

Д.Ф. Но мы не можем жить в метафизическом пространстве. Мы живем здесь-и-сейчас, и мы знаем, что жизнь без ценностей невозможна.

Ты полагаешь, что нам надлежит отказаться от любого рода ценностей и пробовать жить без них? Что Ничто, нигилизм и есть наше последнее достижение в мире ценностей? Я убежден, что нигилизм будет преодолен в силу своей безжизненности.

Жизнь – это не Ничто, это всегда нечто конкретное. И лично я вижу и (что гораздо важнее) чувствую в Воли к власти единственный в своем роде шаг в сторону преодоления всеобщего нигилизма, всеобщего отрицания, всеобщей гибели. Воля к власти преодолевает нигилизм как ценность. Ну, а что будет потом, - этот вопрос уже не для нас, он для будущего.

А.Р. Утверждая нечто конкретное, мы нарушаем наши начальные установки. Однако совершенно необходимо осознавать механизм установления новых ценностей в человеческом уме. Как происходит, что человек вдруг уходит от отрицания и начинает творить, создавать новое? Здесь важно не то, на каких позициях – нигилизма или его преодоления – мы стоим, а то, на чем мы основываемся, отрицая или утверждая. Какова история нашего духа, приведшая нас к отрицанию или утверждению? Без этого все, в том числе и ницшевские, ценности будут пусты.

Возьмем такую его ценность как «дарящая добродетель». Она тоже есть лишь условность, которая лишь временно закрывает нам глаза на его текучесть.

Д.Ф. Да, такова точка зрения нигилиста. :) В моих заметках к твоей работе я нахожу такую фразу: «текст отражает подлинную увлеченность автора понятием «ничто» :). И я не отрицаю того, что современный человек находится в духовной стадии полнейшего нигилизма. Об этом поведало мне не только моё собственное чувство, но и многочисленные откровенные беседы с думающими людьми. Я знаком и со многими метафизическими обоснованиями того, что не только мир, но и человек есть лишь плод чьей-то фантазии. Я прекрасно понимаю, как Ничто живет внутри человека и как оно торжествует, понимаю это не просто умом, но и всем своим нутром; как человек, глубоко проживший это внутреннее ощущение Несуществования. Все проявления нигилизма мне до боли знакомы.

И я хорошо знаю, как трудно уйти от нигилизма. Однако видя вокруг себя критическое количество нигилистических людей, я считаю порой даже необходимым объявить нигилизму войну. Нарастание нигилизма само по себе порождает колоссальную энергию его преодоления, и поэтому я уверен, что человек неизбежно его преодолеет.

Нескромно предлагать в качестве доказательства своих слов самого себя :), но на сегодня моё внутренне чувство считает недостойным подвергать что-либо отрицанию, скептицизму или сомнению. Подвергая любые сущности, любое существование сомнению, мы впадаем именно в нигилизм, и тем самым проявляем свою неразвитость. По-моему, даже в ситуации столкновения с крайним невежеством, лучше помолчать, чем заниматься его «развенчанием».

А.Р. Хорошо. Тогда нам стоит, утверждая что-либо, всегда делать оговорку, что мы не утверждаем это в качестве высшей ценности, в качестве Абсолюта. Не может быть этим и само наше понимание движения от одной ценности к другой. И тогда преодоление нигилизма как раз и возможно в силу того, что сам нигилизм возвел в абсолют отрицание, Ничто, и таким образом, отрицает самого себя. Нигилизм содержит в себе противоречие, которое рано или поздно должно во что-то вылиться. Но на чем будет основано разрешение этого противоречия? Исходя из того развития духа, которое задает нам Ницше, на мой взгляд, мы далеко не уйдем. Да, это правильный, замечательный призыв: преодолеть нигилизм, перестать быть львом и стать играющим ребенком, начать творить свои собственные ценности. Но нельзя и из Ребенка делать абсолют. Мы должны понимать, что все его ценности есть некая эфемерность, случайность, что они не абсолютны, не подлинны (раз нет ничего подлинного), что на пути утверждения любой подлинности стоит прожитый этим «ребенком» нигилизм.

Д.Ф. Да, дальше нам уже сложно углубляться, тут начинается непаханое поле личных интуиций.

А.Р. Почему Ницше предложил нам только эти три метафоры духа: верблюд, лев, ребенок? Потому что дальше уже нет ничего.

Д.Ф. К третьей стадии человек еще и не приступал. Однако все духовные инициации в один голос утверждают, что вслед за разрушением первичной социальной личности наступает период хаоса, безумия, небытия, а вслед за этим неизбежно приходит нечто своё собственное. Т.е. из ничто к нам обязательно является нечто.

А.Р. Это похоже не некий мистический опыт, и потому это не может быть нами понято, постигнуто.

Д.Ф. В категориях коллективного сознательного, т.е. в социально-постигаемом смысле, так и есть. Постижение любых личностных, индивидуальных ценностей есть слишком сложная, мистическая задачка, ведь надо повторить духовный путь конкретного человека. Может именно поэтому Ницше остается столь недоступен, а его духовный опыт выглядит мистическим? Но почему бы нам не согласиться хотя бы в том, что Ницше сделал попытку дать некие универсальные, общезначимые имена в процессе преодоления собственного нигилизма?

А.Р. Возможно, идеи Ницше сопутствуют такому состоянию духа. Но, повторюсь, процесс «преодоления нигилизма» содержит в себе и сам «нигилизм» и, следовательно, бесконечен, а все находки в этом процессе никогда не вернут нас к ситуации вполне определенных ценностей.

Д.Ф. Имя может выражать и нечто не вполне определенное. Тот же Сверхчеловек есть лишь расплывчатый образ, познавание которого позволяет нам расти. И это образ, выражаясь словами Ницше, словно золотой шар, брошенный наперед всего нашего познавания с тем, чтобы мы всегда достигали больше обещанного.

А.Р. Этот пример как раз и подтверждает мою мысль о том, что все те идеи, которые предлагаются на стадии преодоления нигилизма – бессодержательны. Это всего лишь провозглашение движения – преодоление, быть сильным, воля к власти, переход-мостик к сверхчеловеку и т.п.

Если мы, например, провозглашаем высшей ценностью Красивый цветок, то мы его определяем, а затем нам остается только сесть у реки и созерцать эти самые красивые цветы. Если мы провозглашаем ценностью движение к Красивому цветку, то сам Красивый цветок становится неопределимым. Также обстоит дело и со всеми «понятиями» Ницше.

Д.Ф. Ценности трансформировались, они перестали быть статичными, они сами стали плавными, двигающимися, динамичными?

А.Р. Именно. Тех ценностей, которые существовали до эпохи нигилизма, статических: добро, истина, красота и т.д., больше не существует. И именно это Ницше назвал переоценкой ценностей. Не изменение одних ценностей на другие, а изменение природы ценностей.

Д.Ф. И тогда Воля к власти как раз отвечает этому пониманию. Ведь «Воля к власти» статична только в словах, составляющих её наименование, но внутренне это именно динамическая ценность.

А.Р. Я соглашусь с этим, но с оговоркой, что содержание этой ценности каждый определяет сам. Не ценность определяет существование человека, а человек определяет существование ценности. Не ценность довлеет над человеком, а человек над ценностью.

Д.Ф. Кончено! Каждому – своё. Одному нужно справиться с болезнью, другому – заработать денег, третьему - завоевать мир, четвертому – вырваться в космос, пятому – перевернуть ценности.

А.Р. Мы говорим об одном и том же на разных языках. Я могу предложить еще раз вспомнить метафору Ницше о третьем этапе как об играющем ребенке. Мы всегда играем, но вопрос в том, кто устанавливает правила Игры. Можно играть по существующим правилам, в существующей системе координат и ценностей. А можно играть по своим собственным правилам.

Д.Ф. Возвращаясь к Воли к власти, я могу теперь согласиться с тобой и в том, что Ничто есть её предел, но предел так сказать «прошлый» или «нижний», не позволяющей ей обращаться вспять. Что касается её будущего или высшего предела, мы не сможем его постичь, полноценно не прожив в этой ценности в течение долгого времени.

Ведь и с Богом человеку нужно было прожить чёрт знает сколько времени, чтобы прийти к его отрицанию.

А.Р. Весь пафос Ницше обращен к тому, чтобы мы не делали из нашего созидания нового для себя абсолюта, чтобы мы были готовы к бесконечному преодолению себя и своих ценностей.

Именно при достижении устойчивости такого состояния духа, ему открывается Вечное возвращение как вечное утверждение. И только для достигнувшего этого состояния духа Вечное возвращение становится очевидной реальностью.

Д.Ф. Делез уже говорил об избирательности Вечного возвращения. И с такой трактовкой трудно согласиться, потому что Ницше вполне определёно высказался о том, что возвращается не избранное, но Всё.

А.Р. Я думаю, Всё, но именно «для того, кто». Для того, кто стоит на стадии, когда всё начинает возвращаться. Всё вернется лишь к тому, кто достиг стадии такого возвращения. И опять – содержание Вечного возвращения каждый определяет для себя сам.

Для не достигшего этой стадии собственного духовного развития идея Вечного возвращения будет не только непонятна, пуста, но и казаться ненужной или даже неприятной.

Д.Ф. Такая постановка проблематики Вечного возвращения весьма интересна. И это по сути интерпретация, поскольку сам Ницше такого не утверждал. Ты говоришь, что важно не «для чего», а «для кого» Вечное возвращение, и тем самым ты говоришь то, чего не говорил Ницше.

Когда Ницше говорит, например, о Свободе как понятии «не от чего», а «для чего», то поправляя его и говоря, что он имел в виду «для кого», мы начинаем именно интерпретировать. Ты не боишься интерпретировать?

А.Р. Но любые рассуждения есть интерпретация. И понимание Вечного возвращения через «для кого» позволяет связать это понятие с другим важным ницшевским понятием - Дарящей добродетелью. И это делается отнюдь не с целью «помочь Ницше выразиться яснее», а целью высветить все те переходы, которые Ницше в своих текстах опускает.

Если мы будем допускать понимание Вечного возвращения через «для чего», то мы опять вернемся к неким абсолютам, против которых восстаёт играющее дитя. Такое понимание рушит всё здание ницшевской переоценки ценностей. В понимании «для кого» отсутствует определённость, связанность целью. В ситуации «для кого» появляется место для Дарящей добродетели, ибо дарить можно лишь Кому-то, но не Чему-то, а момент абсолютности утрачивается.

Д.Ф. Звучит здорово! Дарящая добродетель – очень важное и очень редко вспоминаемое ницшевское понятие. Именно оно обращено к нашему «Я» как сокрытой и изменчивой ценности.

А.Р. О Дарящей добродетели у Ницше немного написано и многие удивляются: что можно об этом сказать? И никто и не говорит. Есть лишь короткие упоминания об этом у С.Франка в его «Этике любви к дальнему», да еще в одной лохматой книжке 20-х годов. И вот в только что вышедшей книжке Николая Гартмана «Этика» есть об этом парочка страниц; но там вопрос ставится не «чему или кому дарим», а всё еще «почему дарим» :).

Дарение – это передача избытка собственной силы Кому-то, потому что если мы дарим Чему-то, то мы попросту растрачиваем свой дар.

Д.Ф. Я слышал мнение, что Дарящая добродетель – это то свойство, которое было человеком утрачено, что в некий Золотой век у человека было чувство внутреннего изобилия, чувство того, что у него «всё есть». Современный же человек живет с внутренним чувством Лишённости, когда ему всегда чего-то не хватает. Это чувство как бездонная бочка поглощает и самого человека. Говоря на языке пола, Изобилие соответствует мужскому началу, а Лишённость – женскому.

Кстати, ты утверждаешь, что в эстетике не имеет значения половая игра женского-мужского. Между тем Ницше утверждает, что это, не больше и не меньше, разные миры. И тогда по-твоему получается, что внутреннее духовное содержание человека также не имеет для эстетики значения?

А.Р. А еще есть светлые и есть темные, есть низкие и есть высокие. Мне кажется, что половые различия – случайный признак человека. Нам надо выяснить сначала общие положения о человеке, а не делить его по различным признакам и потом эту разделённость анализировать. Связать определенные идеи с мужчиной или женщиной гораздо труднее и менее продуктивно, чем с Человеком вообще.

И в эстетике это проявляется очень ярко. Я мог бы говорить о том, что светлому кажется красивым всё темное, а темному кажется красивым всё светлое, и далее отсюда развить целую космологию. Я мог бы говорить о том, что низкий любит перспективу снизу, а высокий любит перспективу сверху. Далее пойдут толстые и тонкие, быстрые и медленные, и так до бесконечности. Все различия по отношению к существенному, как правило, случайны.

Д.Ф. Понятно. Если продолжить игру вопросов, то не предложил ли нам Ницше заменить все вопросы «зачем?» и «почему» вопросом «как?»? Этот вопрос сдвигает нашу этику в сторону эстетики. Не предлагает ли нам Ницше заменить любую цель красотой процесса?

А.Р. Я не стал бы с этим спорить. И меня очень интересует именно «как?» Ницше пришел к своим интенциям (не в биографическом, а в мыслительном смысле). Ведь просто само по себе любое утверждение выглядит бессмысленным, а вот постижение того, как человек пришел к нему, наполняет его собственным содержанием.

В связи с этим считаю, что эстетическое превосходство ницшевской мысли совсем не случайно, что между духовным, этическим и эстетическим уровнем мысли существует определенная связь. Высшее не может быть выражено также как низшее, оно предъявляет повышенные эстетические требования к форме и содержанию мысли и духа. И Ницше своим творчеством явил нам это понимание со всей наглядной убедительностью.

 

См. также:

Радеев А. Эстетика жизни в философии Ницше (диссертация)

 

Страницы: 1 2